Гадина

По тропе иду шурша,
свежим воздухом дыша,
наполняется душа
шорохом листвы.
Тишина осенних дней,
хороша ты без дождей,
и без пасмурных идей
неба синевы.

Спит опавшая листва,
тихим шелестом слова,
что нашёптаны едва,
слышу под ногой.
Опускаются в карман
и бутылка, и стакан,
я сегодня буду пьян
с осенью шальной.

Не скажу я никому
отчего да почему,
захотелось одному
выпить в стороне.
Чтоб ни думать ни гадать,
ерундою не страдать,
надо просто поискать
истину в вине.

Задышу я глубоко,
от сомнений далеко,
одиноко и легко,
с осенью в душе.
Ветер клонит ковыли,
да курлычут журавли,
мухи белые пришли,
холодно уже.

Далеко идёт война,
но ко мне близка она,
телевизор дотемна
треплется о ней.
В телевизоре у нас
боевой иконостас,
и сбежавший ловелас
в дальней стороне.

Телевизору плевать,
он не будет воевать,
и не станет умирать
за родимый дом.
Ну а те, кто там орёт
за хозяйский бутерброд,
это, право, не народ.
Нет народа в нём.

Не хочу я горевать,
и плохое вспоминать,
не хочу пеленговать
в воздухе слезу.
И в беседочку за стол
под осиновым листом,
за малиновым кустом
гадиной ползу.

Холодна моя душа,
и ползу я не спеша,
тихо листья вороша
на исходе дня.
В помещении пустом
под осиновым листом
змий зелёный за кустом
вылечит меня.