Царица часть 5

                XVIII
       ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА С ДЯДЕЙ
Жизнь развела нас с дядей , годы мчались ,
Так незаметно  пролетели  дни ,
Да , много лет прошло, мы на поминках повстречались,
Один стал повод повстречаться у родни .

Среди толпы я не узнал его совсем ,
В пальтишке сером , в черной вязаной беретке,
Там у подъезда , где стояли  все ,
Он помогал расставить  табуретки .

Ноябрь мокрый был и ветер дул сырой ,
И снег, и слякоть , и повсюду лужи .
Он отошел  и рядом встал с сестрой ,
Она в косынке черной – хоронили мужа .

Подъехавший автобус задом подавал ,
Как и положено  приехал ровно к часу .
Стоял я рядом , а его не узнавал ,
Узнал , когда сказал он  что-то басом .

И это дядя мой , веселый , энергичный,
Который  раскусил законы бытия ?
Парил в высотах мыслью безграничной ,
Нырял в глубины познавая ,,Я “.

Мы поздоровались . Он что с войны жестокой ?
Какой концлагерь в нем живое убивал ?
Где дядя мой красивый , светлоокий ?
В лице потухшем я его не узнавал .

Среди домов высоких рвался ветер в щели ,
Седые волосы собравшихся трепал .
А я подумал : ,,Он добился своей цели
И жизнь до дна, похоже, исчерпал .”

Я говорить пытался – жалкие остатки ,
Тех мыслей давних  - высохший скелет .
Нет, не больной он , голова в порядке     ,
Корабль целый , а команды нет .

Он всех уволил , сделал своё дельце .
Где Рулевой ? Где суетной матрос
Ну , а нашел ли  он  судовладельца ,
За очевидностью , не нужен был вопрос .

Да , ведь шутили , мы тогда играли,
Нирвану эту почитал я ерундой .
Чтоб на дороге этой так сгорали  !?
Иль это водочка все сделала с водой ?

Промозглый ветер так трепал верхушки крон.
Народу прибыло, пришли друзья из цеха,
Прощались молча под галдеж ворон ,
Потом в автобус сели , я в машине ехал .

Подъехав  к кладбищу , у небольшой церквушки
Мы встали в очередь покойника отпеть .
Платки держа от ветра ежились старушки,
А я подумал : ,, Ведь Нирвана это смерть .”

Что хорошо  индийцу , русскому то – смерть ,
Душа болит у нас и все её тревожит,
Ветров , дождей  нужна нам круговерть ,
На счет раз , два блаженство душу изничтожит .

Отпели , гроб спускали , грязь вокруг и слякоть ,
Летели в яму листья жухлые с берез
Смотрел он вниз , мой дядя , не умевший плакать ,
А дождик струйками катился вместо слез .

И Суетной мой в глубине тихонько плакал ,
О том , что листья ветер все унес ,
Ворон , быть может , мокрых было жалко ,
Иль их пустых , черневших сверху гнезд .

В кафе поехали  и провели поминки .
Все разъезжались  , дядя сел со мной ,
Снег повалил и мокрые снежинки
В стекло кидал с размаху мне порыв шальной .

Мы пробирались через пробки на проспекте ,
Он стал показывать мне старенький журнал,
Там отравление в метро японской сектой ,
Погибли люди , я об этом знал .

,,Зачем хранишь ? Людей фанатик убивает .”
Играло радио и шум шел от колес .
Иль мне послышалось за грохотом трамвая .
,, То неизбежно ,” – дядя тихо произнес .

Остановились и исчез он в снежной пелене ,
А я смотрел , как снег на стеклах тает .
Я переваривал , что он  сказал тут мне .
Ему себя , что больше не хватает ?

Сидел и думал , жизнь вокруг кипела,
Машины мчались в суете со всех сторон ,
А снег валил , дорога побелела ,
И я подумал : ,, Сколько сразу похорон .”

На переходе люди , люди , лица ,
Снег мокрый , каша , там уже затор …
,, Поймет ли , дядя мой , когда опять родится ,
Что Божий мир – не суета , не вздор ?”


                XIX
                СИНЕЕ ОКНО
На желтой кухне стол прильнул к окну.
Ночь синяя и звезды там блистали.
Мы пили спирт , по рюмочке махнув ,
Как рыбы воздух , вдруг исчезнувший , хватали .

Мой отпуск кончился , назавтра улетал ,
Мне еще год один светила служба ,
Мой дядя спирта медицинского достал ,
Была с кем надо у него там дружба .

Мы с двух сторон стола, а между нами синь
Ночи , где окна уж погасли,
Лишь с огоньком зеленым пролетит такси,
Мы снова спорили и я был спорить счастлив .

,,Ты говоришь Дух улетит наверх , туда,
Который прятался от жизни в темном трюме,
Кому равно , что радость , что беда -
Судовладелец твой – великий и угрюмый .

Нет дядя , двое нас плывет сквозь грозы,
Я – капитан, матрос- радист здесь на борту,
Что получает азбукой стучащей Морзе
Судовладельца шифры , что всегда в порту “

,, Нет ,– улыбался дядя, -Дух внутри томится,
Его манит Нирваны лишь простор .”
А я смотрел как небо все искрится,
Там , за стеклом блестящим , между желтых штор .

Он :,, Чувства Духу – что окошку шторы .”
И мы вдохнув вновь пили спирт до дна ,
И закусить искали в мутной банке помидоры,
Но там размякшая лишь плавала одна .

Я отдышавшись : ,, Чувства – есть заложенные знания ,
Страх точно знает , что тебя убьет,
Они ведут тебя уж зная все заранее,
Любовь уж знает – это все твое .

А страстен ум – тщеславный , злой и гордый,
Сам, чувств не слушая , не знает куда плыть,
Поит матроса дурью  , еще тычет в морду ,
Все беды хочет на него свалить .

Матрос же чист , глубок , как эта синева
Пока не выпьет капитанскую заразу .”
А у меня у самого кружилась голова
И соображал с трудом мой капитанский разум .

Мы говорили вот такую чепуху ,
Синь улыбалась наши слушая слова ,
Смеялись звездочки сверкая наверху ,
Она нас слушала – живая синева .

А мы доказывали и опровергали ,
А в промежутках говорили : ,,Наливай !”
Над синим домом звезды все мигали ,
Последний ль , первый синий простучал трамвай.

Уж скоро утро , крыши заблестели,
Светлело небо на востоке полосой,
А город спал себе  в своей постели,
А мы закусывали с дядей колбасой .

И я смотрел ,как дядя мой жует,
На ровный нос , на лоб его высокий,
Он мне твердил там что-то все свое,
В щетине жесткой были его щеки .

А темные глаза как в глубину глядели.
Я думал: ,, Пусть теории равны нулю,
Черт ногу сломит в философском  деле ,
Да , я общаться больше истины люблю .

Какая истина тебе еще нужна ?
Вот так сидеть напротив с синевою рядом .
Душа родиться сколько раз должна ,
Чтобы понять – ведь большего не надо .”

И мы сражались силой пьяного ума
И так смогли в конце концов напиться,
Он обнимая говорил мне: ,,Жизнь – Тюрьма  !”
А мне казалось  – Жизнь и есть Царица .

Она – везде : и в нашем пьяном споре,
В пустынной улице , там выпавшей росе ,
В окне светлевшем, в этой желтой шторе ,
В пустом стакане , в помидоре , в колбасе .

В прохладном утре, в первом пешеходе ,
В уснувшем дяде и она во мне
И в этом летнем  солнечном восходе,
В прошедшей ночи , и в рожденном дне .