Путешествие в жизнь. Часть третья

 ЧАСТЬ   ТРЕТЬЯ.  СЛУЖБА  В АРМИИ

Неуклонно приближался срок призыва в Советскую армию.  Наконец он настал, и 5 ноября 1961 года   я, вместе   с друзьями, отправился на призывной пункт. Привезли нас в Краснодар и ночь поместили в каком-то кинотеатре. Построили, обыскали, забрали всю водку и вино, которое было с нами. Бутылки  разбили здесь же, на наших глазах.  7 ноября мы уже ехали  в неизвестность. Несколько дней нам не говорили о пункте назначения. Потом один из сопровождающих признался – Казахстан, Балхаш.
   Через семь дней мы были на месте. Нас постригли, переодели и служба началась. Тяжело давался, так называемый, «карантин». Подъём в 6 утра, зарядка, бег 1000 метров  в нижних рубашках (а на улице мороз). А тут ещё насмешки и издевательства старослужащих. По-моему, «старикам» доставляло удовольствие издеваться над  молодёжью. Как только нас не  называли. И «салага», и «зелёный», и «молодой». Когда утром  в казарме мыли пол (это была привилегия «молодых»), «старички» даже  не вставали с коек, и мы передвигали кровати вместе с ними.  В 11-00 звучала команда «отбой». Но для нас, молодых солдат, эта команда обычно звучала 4-5 раз. «Подъём, «отбой». Подъём», «отбой». Мы ведь должны были за 45 секунд или раздеться и быть в постелях, или одеться. А если кто-то не успевал – команда повторялась. В наряд, в основном, ходили молодые солдаты. Иногда приходилось до 3-4 часов ночи чистить картофель, убирать кухню. И только потом нас отпускали в казарму. Ежедневная шагистика, политучёба, стрельбы и другие премудрости солдатской жизни почти не оставляли  нам свободного времени. Иногда нас заставляли «хоронить окурок». Это случалось, когда у старшины было плохое настроение. Он заходил в казарму, которая, всегда блестела, выбирал момент, когда никто на него не смотрит, и в какой-нибудь  дальний угол подбрасывал окурок.  Сразу же вызывал дежурного, нас выстраивали,  давали в руки лопаты. Один из молодых солдат  с окурком шёл впереди строя. Звучала команда: - Бегом.  Мы бежали три-четыре километра, потом   нужно было  выкопать яму  полтора метра на полтора. Глубина – два метра. В яму торжественно помещали окурок и она засыпалась. После этого мы возвращались в расположение части.

      Мы служили в ракетных частях, поэтому   у нас  царствовал  режим секретности. Все письма перлюстрировались. Был интересный случай. Один молодой солдат написал в письме   родителям: - Служу в БПК. Когда те в ответном письме спросили его, что такое БПК, он ответил: – Балхашская подводная команда. Письмо прочитали, вызвали солдата к командиру части,  и дали хороший нагоняй.  Чтобы он лучше уяснил, что   БПК – это банно-прачечный комбинат, ему дали пять суток гауптвахты.
    Мне и моим челбасским друзьям (Жоре Арефину и Виктору Куликову)  повезло в том, что мы служили на одной площадке (N 4). Всё  свободное время  проводили вместе. Через два месяца нас разделили. Меня отправили   в санчасть, как фельдшера, Жору, как железнодорожника, определили  в будку стрелочника, ну, а Виктора, как самого хитрого – взяли писарем в штаб части.  Служить стало легче. Тем более, в двадцати километрах от нашей площадки был Балхаш и мы, работники санчасти,  часто ездили туда купаться  на санитарной машине. На территории площадки была расположена пекарня, и мы часто  выпрашивали  там свежий, горячий хлеб. Он был очень вкусен. А уж если ещё хватало денег и на сгущёнку – мы были просто счастливы. По сравнению со своими друзьями, которые получали солдатские 3 рубля восемьдесят копеек, я был Рокфеллером, так как к концу первого года службы был уже сержантом и мне платили   21 рубль. Правда, сержантом я был недолго. На какой-то праздник мой товарищ из санчасти уговорил меня выпить. А так как в наших краях о водке или вине даже слуху не было, то он предложил купить тройной одеколон. Ну, что же. Пить, так пить. Купили мы четыре флакона этого добра, закрылись в его  зуботехнической лаборатории и выпили по 50 грамм. Как полагается, запили сгущёнкой. Но  наша пьянка продолжалась недолго.  Кто-то видел, как мы  брали одеколон в непотребном количестве, и сообщил  об этом  нашему капитану.  По тревоге всех построили, и  прозвучала команда: - Старший сержант Ужегов  выйти из строя. Я вышел. Капитан обрезал ножницами лычки на моих погонах. – Рядовой Ужегов, станьте в строй. Всё  произошло очень быстро.
Как потом часто говорили наши ребята:

На диком бреге Балхаша
Я превратился в алкаша… .

 После этого случая меня  перевели из санчасти в батальон, который занимался строительством и ремонтом дорог.  Я стал камнедробильщиком. Приходилось целыми днями разбивать камни, осколки от которых  шли  на  изготовление  бетонных столбиков у дорог. Конечно, работа была каторжная, и я выдержал всего полтора месяца. Потом  без разрешения начальства покинул расположение своей части и пошел в штаб полка. Нашёл там полковника, который занимался распределением медицинских кадров, всё ему рассказал, повинился. В основном  я  упирал на то, что  имею  среднее медицинское образование, а меня  послали  бить камни. Мол, нерационально это, товарищ полковник. Пожалел меня полковник. Простил. И  для прохождения  дальнейшей службы приказал  отправиться в одну из лётных частей, расположенных недалеко от города Балхаш.
     Ну, а  как же любовь? Первые полгода Света писала мне  еженедельно. Потом  письма стали приходить  реже. Наконец, переписка прекратилась. Я очень переживал – ведь первая любовь без рубцов не заживает. Тогда же написал письмо её родителям, просил, чтобы объяснили, в чём дело, чтобы передали Свете моё письмо. Ответа я не получил.
      Уже потом, через много – много лет   я писал об  этом периоде жизни:

Я ношу солдатские погоны,
И служу на краешке земли,
Здесь свои армейские законы,
И свои сержанты - куркули.

По утрам слюда шуршит по лужам,
Осень и в природе, и в душе,
Я тебе полгода как не нужен,
Ты с другим встречаешься уже.

Мне об этом написал недавно
Коля Рыжеволов - твой сосед,
И хоть пишешь письма ты исправно,
Веры этим письмам больше нет.

Я тебя преследовать не стану,
И тащить не буду под венец,
Нашему короткому роману
Положить пора уже конец.

Буду обходить тебя сторонкой,
Позабуду губ твоих овал...
Жалко, что любимою девчонкой
Я тебя когда-то называл.

     Успешно одолев первый год службы в армии, я за хорошую службу был  награждён десятидневным отпуском на родину. Но… бросать друзей было не в моих привычках, и  я решил каким-то образом выбить отпуск для Жоры Арефина. Путь был только один - телеграмма о болезни родителей. На местной почте у меня была знакомая девушка, которая  смогла дать такую телеграмму. И вот мы   с  другом уже в поезде и едем домой. Только тот, кто  не был надолго оторван от дома, не поймёт нас.  Чувство свободы, радости, полноты жизни переполняло нас. На радостях, мы на все деньги, что были в наших карманах, накупили спирта, который   продавался в магазинах наравне с водкой, и устроили в вагоне пьяную оргию. Конечно, все наши попутчики были очень довольны. Наутро мы проснулись с больными головами и без денег. А ехать надо было 6 суток. И мы ехали. Смотрели с верхних полок, как пассажиры уплетают жареных кур,  булочки, колбасу и прочие деликатесы. Вставали только для того, чтобы покурить. Просить съестное было стыдно, и мы  покорно терпели муки голода. Но, честно говоря, голод трудно переносить только первые три дня. Потом это чувство притупляется и сменяется полным безразличием. На четвёртый день голодовки, в Харькове, я случайно обнаружил в кармане кителя пятнадцать копеек.  Казалось бы, беги быстрей на перрон, купи булку  хлеба (тогда она стоила 15 копеек). Так нет же. Мы купили пачку «Примы» за 14 копеек и были почти довольны своей жизнью. На другой день  приехали в Тихорецк. Домой добирались долго – ослабли так, что через каждые 30-50 метров приходилось отдыхать. Дома, столы ломились от яств, но  есть не  хотелось. Мы выпили грамм по 150 водки и легли отдыхать. И только вечером   наверстали упущенное. Отпуск пролетел быстро и через десять дней мы снова вернулись  в свою часть.
     Когда я вернулся из отпуска, меня ждала командировка  в город Ош.  Как фельдшер я должен был сопровождать  группу солдат, посланных туда на уборку картофеля. В нашем распоряжении было  три товарных  вагона, которые мы должны были загрузить мешками с  картошкой. В первый же день пребывания «на воле»  я решил пойти на местные танцы. Добыл где-то  спортивный костюм  и отправился в клуб.  Там, недолго думая, пригласил на танец  какую-то девушку. Раз, потом другой.    В перерывах между танцами разговорился с  одним из  штатских, рассказал ему о том, кто мы, зачем приехали в Ош. Сказал, что я  военнослужащий.  Минут через пятнадцать подошёл патруль,  и меня забрали в комендатуру. Оказалось, что парень, с которым я разоткровенничался,  был влюблён в девчонку, с которой я танцевал и вот таким подлым способом, он избавился от соперника.
В комендатуре я провёл ночь – одну из самых ужасных в моей жизни. Была глубокая осень, холод стоял страшный. Как я не превратился в ледышку, я не знаю.  Освободили меня только к полудню. Правда, в своей части наказывать не стали.  На этом мои приключения в Оше не закончились. Через день меня послали в наряд –  охранять  уже наполовину заполненные вагоны. Ночью ко мне подошёл один таджик (или узбек)  с просьбой продать ему  мешок картофеля. Я согласился.  Этот товарищ, погрузив на велосипед мешок, сказал: - Знаешь, солдат, я куплю у тебя два мешка, Сейчас поеду, отвезу этот и привезу тебе деньги.  Я привык верить людям, и согласился. Так этот таджик до сегодняшнего дня везёт мне деньги за тот картофель.
     Через год службы в армии у меня появилась мечта – поступить в Военно-Медицинскую академию. И я  занялся  самообразованием. За время службы вновь прошёл всю школьную программу. Усиленно учил английский – через год  занятий мог уже свободно читать газету на английском языке. Занимался физикой и химией.  В это время на полигон пришла разнарядка – направить одного человека для сдачи экзаменов в медицинскую академию в Ленинград. Мне повезло, направление дали мне. До экзаменов оставалось ещё три месяца, но времени на подготовку катастрофически не хватало. Каждую ночь до 4 часов утра просиживал над учебниками. Чтобы не заснуть, в графин с водой выливал две ампулы кофеина. Конечно, организм работал на износ, но, как мне казалось, цель оправдывала средства.
       И вот я в Ленинграде. База, где мы сдавали экзамены, находилась далеко за городом, в каком-то лесопарке. Экзамены  я сдал без троек, набрал 17 баллов – их хватало, чтобы попасть в число курсантов. Запомнился  экзамен по химии. Химия всегда была моим любимым предметом, я мог даже ночью назвать страницу, на которой изложен тот или иной материал, но… и на старуху бывает проруха. В задаче, которая была в билете, смешивались вода  и серная кислота.  Надо было написать   ход реакции. Казалось бы, чего проще. Ан, нет.
Я не смог ответить на этот вопрос  и оставляю всем желающим использовать такую возможность. Вообще,  у преподавателей  для абитуриентов всегда имеются в запасе вопросы-ловушки типа «как измерить температуру дверной ручки». Вот  в одну из таких ловушек я и попал. С большим трудом, после ответа на три или четыре дополнительных вопроса, я  выпросил  четвёрку.  Казалось бы всё.  Поступил!  Но вмешался глупый случай, который изменил всю мою жизнь. Перед последним экзаменом я всю ночь просидел за учебниками и, чтобы не заснуть, по старой привычке выпил флягу с крепким чаем и сгущённым кофе. Экзамен сдал хорошо, но как только вышел из экзаменационного зала, по динамикам прозвучала команда: "Группы такие-то – на медкомиссию". Всех врачей я прошел  успешно, а вот терапевт заявил: "У вас тахикардия (учащённое сердцебиение) - мы  даём вам вторую группу по здоровью". И сколько я ни доказывал врачу, что я всю ночь занимался, что сердцебиение у меня от крепкого кофе,  он остался неумолим. А при второй группе по здоровью надо набрать не 17, а 18 баллов. В академию я не поступил. Это была катастрофа, крушение мечты всей моей жизни. Трудно рассказать, что я пережил в то время. Пришлось вернуться  в Казахстан  и дослуживать оставшиеся полгода. После нервного срыва я лечился в своей же медсанчасти почти месяц. Потом   стал заниматься  на курсах подготовки   в институт.  В июле 1964 был демобилизован.
     Как я убеждался  неоднократно, жизнь иногда любит красиво пошутить. Здесь нельзя не рассказать об одном случае, который произошёл со мной,  когда я возвращался из армии. Последний отрезок пути от Краснодара до Тихорецка я ехал в электричке. Демобилизованный солдат, форма отутюжена, блестят начищенные значки, отливают золотом  сержантские нашивки на погонах. И вдруг я увидел Свету. Она сидела рядом с каким-то матросом  и держала на руках грудного ребёнка. Меня как молния ударила. Я не подошёл к ней, не поздоровался. Несколько секунд мы  просто смотрели друг на друга,  и  трудно передать, что отражалось в наших взглядах. Муж Светланы через несколько минут вышел покурить в тамбур, я вышел за ним. Сначала мы курили молча. Потом я  спросил его, откуда и куда он едет. Мы разговорились, и из беседы я узнал, что год назад он женился, недавно у  них родился ребёнок, и они с женой  едут  в гости  к её родителям.  В Тихорецке я вышел… Сложная штука жизнь.

http://stihi.ru/2022/11/07/6640