Мне нужно избавиться от гитары, которую я нашёл 1

Автор Кёрк Ли Хэмметт

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

"Я всё же нашла способ найти своего брата Уильяма "Уиллза" Форте. Дневник, который он написал, и кассета с очень странными демками. Природа этих записей настолько наполнена энергией зла, что я отправила кассету своему другу - музыканту, а он, в свою очередь, гитаристу Кёрку Хэммету, чтобы разобрать эту музыку.

Мы решили, что раз уж мы не можем передать реальные звуки на кассете, мы зато можем интерпретировать их как-то. Кёрк Хэммет согласился по-быстрому наиграть самые простые части, сохраняя их невредимыми. Вы можете поставить на повтор любую часть, чтобы вникнуть в настроение дневника Уиллза. Рекомендуем вам принять меры предосторожности (раскурить шалфей, почитать молитвы, нарисовать защитные знаки). То, что вы услышите - это мотивы, навеянные проклятыми мелодиями с этой мистической кассеты", - Эбигайл Форте.

Волшебные блюзы Перекрёстков.

Чёрная фигура была одета, как человек. Я сидел за столом, вообще без внимания, когда увидел отражение в окне передо мной. Я быстро повернулся. Она стояла в дверном проёме и смотрела на меня.

Я встал со стульчика и повернулся к окну, глядя на деревья снаружи, и игнорировал эту тень позади меня. Беззаботно развернувшись, я опёрся на подоконник и уставился в темноту. Она говорила в моей голове:

- Ты всё ещё можешь присоединиться к нам.

Я откинулся на спинку стула, пока не почувствовал холодное стекло через
футболку.

- Я не хочу.

- Мы исполним все твои мечты.

Я встряхнул головой, отбросив сомнения. Чёрная фигура слегка дрожала, но не двигалась, и волна тёмной энергии исходила от неё.

- Ты будешь любить нас, а мы будем разрушать тебя.

Я быстро прикрыл рот ладонью, чтобы удержаться от смеха. Потом я встал, сделал шаг вперёд и заговорил.

- У меня нет того, что вы хотите, и я не собираюсь быть тем, кого вы хотите. Держитесь подальше от меня и кого угодно из моей жизни. Вас нет ни в моём будущем, ни в моём прошлом. Вам больше не удастся напугать меня.

Чёрная тень стала светлее, и беззвучно ушла.
Но не так всё это началось. Это так закончилось.

А начиналось всё в более уютной комнате. В 2000 милях отсюда.

******

Утро субботы, 30-е ноября, Новый Орлеан, 9 утра. Я стою на грязном балконе во Французком квартале, и смотрю на Урслулайз Эвенью. Свежий кофе вкусно пахнет в моей съёмной квартире, а участники моей группы собрались на улице.

"Уиллз!" - кричит Фрэнсис, стоя на тротуаре, а Энни стоит на дороге рядом с потрёпанным вишнёвым минивэном Nissan. Машина не слишком подходит для музыкальной группы, но вполне себе работает. Мы его назвали Данте, и он нас возит с 1997 года.

"Что?"

"Ты уверен?" - спрашивает Фрэнсис.

Я кивнул, он одобрительно поднял большие пальцы вверх и сел на пассажирское сиденье. Энни помахала мне рукой, когда открывала дверь.

"Увидимся в Миннеаполисе, Уильям!"

"Конечно!"-ответил я.

Я был вполне уверен во всём, глядя, как уезжает минивэн участников Tupelo Rise. Я вернулся в комнату, чтобы попить кофе и спланировать дальнейшие действия. План был такой: уехать завтра утром, а сегодня отдохнуть здесь. Я нервничал из-за тура, который мы начали неделю назад.

Семь ночей, пять концертов, от Нью-Йорка до Нового Орлеана, а сейчас неделя выходных до следующих пяти городов. Закончить собирались в Лос-Анджелесе. Мы хорошо играли, получали хорошие отзывы, публики становилось больше. Так что мы заслужили эти выходные.

Я думаю, Фрэнсис и Энни хотели поехать в Нэшвилл и провести там пару дней, до концерта в The Ophidian в Миннеаполисе, но я решил арендовать машину и совершить поездку, о которой мечтал лет с пятнадцати.

Я хотел этого дорожного приключения. Хайвэй 61 отсюда до Миннесоты. Я вырос в Луизиане, Бэйтон Руж, но уехал при первой возможности, выбрав для себя другой путь. Я закончил в Нью Йорке, но это было далеко не всё из того, что я намеревался сделать. Вот почему я был взволнован.

Моя семья по-прежнему жила здесь, и я не хотел их видеть. Это нервировало. Вряд ли они знали, что я здесь, но у меня было смутное ощущение, что за мной следят. Поэтому я покинул родной город и арендовал свой неописуемый Шевроле Люмина. То ли он был серый, то ли грязно-синий, не могу сказать.

У меня была пара часов до обеда, так что я решил поехать проведать родные места. Посмотреть в глаза страху? Я не собирался выходить из машины, так что она была моим прикрытием.

Как хороша Луизиана осенью! Погода не летняя, и не зимняя, разные цвета листьев, запах чудесной Кайджунской еды, доносящийся из каждой кухни. Но стоило дневному свету пробиться из сумерек, мои родные места дали понять, что у них совсем другое настроение. Вроде как старая выцветшая фотография, смазанная по краям.

Солнце над крышами домов начало клониться к закату, но обычный конец дня казался не очень. Свет был печальным, каким-то болезненным, будто утопленник в море. Мягкие тени Оак и Сайпресс вытянулись по улице передо мной, и я почувствовал прохладу через окно машины.

Город очень изменился, но был по-прежнему наполнен старыми призраками. Старая школа, старая церковь, старый парк, где мы раньше напивались, и пустырь, где был дом моей первой девушки. Улица, на которой я вырос.

Не сказать, что у меня было плохое детство, у меня его просто не было. Моя мама была психованной, папа ушёл, когда мне было десять лет, моя сестра никогда не разговаривала со мной. Слава Б-гу, я пришёл в музыку. Я был верен своим принципам, пока учился в старших классах, играя на гитаре и стараясь накопить достаточно денег, чтобы уехать сразу после окончания школы. Я никогда не оглядывался назад, но вот сейчас я смотрю на эту улицу так, будто она - дуло пистолета, приставленное к моей голове.

Я и правда не хотел знать, как у них дела, но решил, что это знак. Не плохой знак, может, просто предупреждение или знамение? Нечего тебе тут делать, словно бы говорили мне чёрные птицы, кружась над моим старым домом.

Я откинулся на сидении, словно убеждая ворон, что не собираюсь выходить. Семья из четырёх человек шла по тротуару вдоль улицы. Их кожа была бледна, как небо. Они прошли мимо, и я их не узнал. Все, кого я знал, скорее всего, уехали. Ну, или их воспоминания обо мне ушли.

Вороны перестали кружить и сели вдоль водосточной канавы. Они не обращали на меня внимания, но я всё ещё чувствовал страх в груди. Как будто должно произойти что-то нежелательное и неожиданное. Дом был тих, улица пуста, но не безжизненна. Просто пуста... Как будто ожидала чего-то.

Пора ехать.

"Увидимся позже, мама", - прошептал я и повернул Шевроле обратно в Биг Изи. Дорога должна была занять два часа. Вдоль по освещённым закатом улицам, прочь от воспоминаний о прошлом, прямиком в настоящее. Я больше не хотел здесь оставаться. Я хотел бы полностью отделиться от этого места, но что-то неудобное связывало меня с ним. Неприятные узы, неизвестная причина.

Я не стал включать музыку и слушал звук колёс, будто помехи далёкой радиостанции, и я решил, что этот шум соединяет меня со всем. Это всегда музыка, никогда люди. Но, в любом случае, эти улицы притягивали. Хорошо, что я уехал.

Как странно, что я именно отсюда. Этот город, этот дом и эти люди. Родители. Всё выглядит не так, всё как будто меньше, в свете этой ностальгии. Я помню, что я думал про это место, как худшую смесь захудалого городишки и окраины. Это меня бесило, когда я был подростком.

Этот город слишком долго преследовал меня. Здесь столько прошлого. Может, не худшего, но и не лучшего. В любом случае, есть тут что-то неподъёмное для меня.

******

Я возвращался во Французкий квартал и думал о том, как далеко я зашёл. С этих маленьких улочек, и прямо в Нью-Йорк, где я встретил Фрэнсиса и Энни. Вначале я встретил Фрэнсиса, практически сразу же. Я работал в магазине аудиозаписей в Бруклине, а он был одним из постоянных клиентов.

Мы обнаружили, что у нас похожие странные вкусы, так что мы начали играть в группе, устраивать концерты, но потом почти развалились, потому что басист решил, что важнее всего в жизни - быть под кайфом. Пару лет всё было плохо, но потом мы нашли Энни. Или она нашла нас.

Это было шесть лет назад, и с тех пор Tupelo Rise выпустили три альбома, выступали на разогреве у некоторых знаменитых групп и были хэдлайнерами на нескольких больших концертах. Мы дважды объехали Северную Америку! Это был наш третий тур, а потом мы собирались начать записывать четвёртый альбом. Хорошие отзывы, хорошее освещение в масс-медиа, и мне, как музыканту, никогда не было так хорошо. Хотя, я не был уверен в этом во время последних живых концертов.

Я встряхнул головой, я подумаю об этом завтра. У меня была неделя выходных, я был один, мне предстояла ещё одна ночь во Французком квартале, я собирался получить удовольствие от этого. В планах был кофе, обед и алкоголь. Лечь спать и проснуться рано, чтобы выехать. Хорошо.

Очевидно, что надо начать с Cafe du Monde. Cafe Au Lait и тарелка пончиков с горой сахарной пудры. Это жизнь. Я откинулся на спинку стула, прихлёбывая кофе, спокойный среди непрерывной людской суеты. По ощущениям похоже на гудение кофемашины.

Воспоминания вернулись обратно.

В том месте, где слишком много кофе и слишком много времени, чтобы всё вспомнить.

Я думаю о давней осени. Нью-Йоркской осени.

Это было несколько лет назад, может быть, восемь. Я сидел на диете из виски и сигарет. Частично потому, что пытался утопить свою печаль и разочарование, частично потому, что это был лёгкий путь побега.

Я и Фрэнсис, а также Кристофер, наш первый басист, нашли друг друга через музыку. У нас было близкое общение через звук, что-то вроде телепатии, и мы нашли свой способ достигать музыкальных целей. Когда ты в группе, ты состоишь со всеми в особых отношениях, но это всё равно отношения.

Мы не были уверены в том, чего хотим, но хотели продолжать. Первые пару лет у нас была общая страсть. Она кричала в наших сердцах, билась в нашей крови, - страсть делать музыку. Мы смотрели концерты групп на сцене, и мы знали, - это то, чего мы хотим. С открытыми глазами, жить и дышать звуком, - то, что нам всегда было нужно.

Мы начали набирать обороты, играли всё более крупные и лучшие концерты, но не бывает взлётов без падений, не так ли? Однажды вечером мы сыграли изумительный концерт в маленьком, но очень крутом клубе, а потом пошли отметить это дело. Это был последний раз, когда мы видели Кристофера живым. Никто из нас так и не смог с этим справиться.

Следующую неделю я провёл у себя в комнате. Была зима, но она казалась ещё холоднее, чем на самом деле. Особенно в тени, где сырость и ледяной ветер пробирали до костей, вроде острой бритвы. Я не хотел идти на похороны, но Фрэнсис убедил меня.

Дождь, как дурной сюрприз, преследовал меня до угла кафе, где я должен был встретить Фрэнсиса. До Нью Хэвэн, где жила семья Кристофера, и где должны были состояться похороны, два часа езды. Мы всю дорогу проболтали: хотим ли мы по-прежнему играть музыку, и о Кристофере. Мы говорили обрывками, и многое осталось невысказанным. Это как строить дом без стройматериалов. Стояла глубокая тишина.

А потом напитки закончились, сигареты выкурились. Время идти на похороны.

Фрэнсис и я сидели в тишине. Дождь шёл стеной, а тучи стали похожи на странную зеленоватую дымку.

"Похоже на тучи при торнадо", - сказал Фрэнсис.

"Сейчас это было бы в самый раз, - проворчал я, - Кристофер так и хотел бы".

"Всё время, пока мы не закончим", - ответил Фрэнсис.

Мы припарковались за рядом чёрных машин у Кладбища Эвэгрин. Дождь слегка моросил, и на дорожках у здания офиса стояли в ряд люди под чёрными зонтами. Мы были в двух машинах от катафалка, но мы знали, что гроб уже вынесли на место.

Фрэнсис уже вышел, и я хотел догнать его, но что-то остановило меня. Я уловил гадкий запах, как из выгребной ямы, и тут кое-что бросилось мне в глаза. Что-то пошевелилось в катафалке? Я стоял под дождём и смотрел на заднее окно с чёрными шторками. Туда же никто обратно не заходил, ну?

Дождь пошёл сильнее, и я не видел, куда ушёл Фрэнсис. Улица была пуста. Медленно отодвинулась чёрная шторка катафалка, и из сумрака высунулась татуированная рука, дрожа и цепляясь за всё. Это была рука Кристофера. Несмотря на усталость, я узнал цветы, вытатуированные на пальцах, и чёрный рисунок пламени вокруг запястья. Ногти с облупленным чёрным лаком скребли дорожку высохшей крови на полу катафалка, а другая рука Кристофера делала просящий жест.

Я уже не фиксировал погоду: сначала морось, потом ливень. Мои волосы намокли и закрывали лицо, вода лилась на мои ступни. Тучи собрались над кладбищем и скрывали его от города. Дул ветер и холодил мне ноги. Я уставился на совершенно закоченевшие руки Криса. Я увидел следы от уколов, слёзы на рубашке, и пытался понять, как руки могут действовать отдельно от тела.

Может быть, тело забыли в катафалке? Откуда эти зловещие руки?

Внезапно, молния с громом, и тишина. Абсолютная тишина. Дождь закончился, ветер успокоился, где-то шумели машины, пели птицы на кладбище, люди навещали своих. Всё закончилось. Всё тихо. Даже тучи в небе замерли.

Я пристально смотрел на кровь и на эти руки в задней части катафалка. Сломанные ногти и кровь. Кровь Кристофера.

Он пытался сообщить мне что-то?

Мои зубы стиснуты, во рту пересохло. Сердце выскакивало из груди. Голова кружилась.

Руки Криса перестали шевелиться, кисти повернулись запястьями вверх. Так вот откуда кровь. Разрезы на запястьях струились красным.

Нам сказали, что он умер от передозировки.

Я закрыл глаза, надеясь, что видение уйдёт. Вместо темноты под веками пылали вспышки видений, возникшие в моём воспалённом мозгу. Церковь в огне, горящий крест. Крест падает, становится кинжалом, огонь превращается в кровь, и кинжал втыкается в стену. Стена раскалывается и рассыпается в виде чёрных пауков и блевотины. Это намного хуже видения моего мёртвого друга, так что я открыл глаза.

Задние двери катафалка были закрыты, дождь перешёл в изморось. Фрэнсис стоял на тротуаре и насмешливо смотрел на меня. Ветер дул мне в спину, серые тучи проносились по небу.

Что это было - видение или галлюцинация? Всё было точно таким же, как раньше, кроме коричневого пятна на рукаве моего пиджака. Я уставился на него. Это точно не кровь, скорее всего, я вляпался во что-то раньше. Я стёр его и уставился на Фрэнсиса, как-бы невзначай глядя в боковое окно катафалка.

Пусто. Ни тела, ни гроба, ни призраков, ни крови.

"Что ты вообще делаешь, Уиллз?" - спросил Фрэнсис, когда я подошёл к нему.

"Мне надо выпить".

"Позже. После дела", - согласился Фрэнсис.

Пока мы стояли в стороне от могилы, чтобы не мешать семье и родственникам, клянусь, я слышал звуки из-под земли. Их не перебивали шум дождя и надгробная речь священника. Это был уже не скрежет, и не биение моего сердца, а, скорее, стук. Приглушённый стук костяшек по дереву, а потом жалобное хныкание. Звуки постепенно замолкли, когда я вернулся к реальности от вспышки молнии и раската грома.

******

Я вернулся в кафе.

Я сидел прямо, и пробовал понять, заметил кто-нибудь, насколько я охренел от своих флэшбэков, но, кажется, нет. В Кафе дю Манд жизнь продолжалась, как обычно. Поток туристов, обалдевших от кофе и сахара.

Говорил ли я Фрэнсису о своём видении? Разделял ли я свои чувства по поводу потери Кристофера с кем-нибудь? Конечно, нет, молчание, блять, золото. Я многие годы не вспоминал об этом эпизоде. Почему он вернулся? Может, визит в мой старый дом и игра песен Кристофера в этом туре помогут это понять? И Хайвэй 61. Кристофер и я любили мифологию, связанную с этим шоссе.

Встряхнись, чувак. Дорога заставит всё забыть.

Я заказал кофе и ушёл, думая о своём жёстком маршруте через страну на север. Я забронировал комнату в Мемфисе, но не до завтрашней ночи. Я не собирался ехать медленно, но мне нужно было время. Сегодня вечером я хотел найти место в Джексоне, чтобы поспать. До обеда, надеюсь, комната в мотеле ждёт.

На завтра я планировал Кларксдэйл. Два часа от Джексона, но я не хотел оставаться там на ночь. Лишь по одной причине - моё уважение к Кроссроудс. Да, Кроссроудс. Перекрёсток, где Роберт Джонсон заключил контракт с Дьяволом. Я бы помолился, или загадал желание, но продавать душу не собирался. От приворота ничего не случится, правда?

Однообразная езда через грязевые поля и кусты плакучей ивы. Раздавленные животные и медлительные фуры. Три часа до Нэтчеса, я снова хочу кофе. Каждая миля похожа на другую, зелёная. Только саундтрек отвлекает.

Остановка на заправку: бензин, сахар и кофеин. Снова ехать. Я пытаюсь отвлечься от однообразия. Это похоже на грустную песню на повторе. Я сфокусировался на дороге и горизонте, сквозь гипнотический туман кофе, разбитые дороги и неизвестные места.

Мои мысли сосредоточились на Кристофере и потере близкого друга.

Погода стала дождливой, чувства - печальными. Я много плохих выборов сделал в прошлом, но не так много, как Кристофер.

Мы должны были это увидеть, и мы должны были его остановить. Я помню, как Фрэнсис позвонил мне. Я не ответил. Я помню это тревожное чувство.

Телефон звонит в три часа утра - плохие новости.

Я лежал на полу своей спальни и слушал завывание ветра снаружи. Телефон на прикроватном столике позвонил. Я нашарил открытую пачку сигарет и проигнорировал звонок. Обычный ритуал бессонной ночи.

Я не хотел знать, что случилось, и не хотел слышать голос по ту сторону трубки. Я просто хотел, чтобы рассвело, а ночь ушла, как сон.

Я встал и пошёл в ванную. Кафель холодил мне ноги.

Я уставился на своё отражение через трещины и пятна на зеркале. Оно помутнело и двигалось вперёд-назад.

Свет пронзил мне глаза, казалось, он пронзил весь мой мозг. Мои мысли стали чёрными. С каждым вдохом я молился внутренним демонам, проклятым ангелам. Я свернулся на полу и слушал сообщение.

Кристофер умер. Передоз.

Я посмотрел на свои ладони. Пальцы тряслись, кожа бледна, пыль на ладонях. Я стряхнул её.

Всё. Он умер.

Снова ехать, не сворачивая. Никаких видений больше, иначе я умру, как сбитое животное на шоссе.

И тут я увидел знак, почти незаметный с края дороги. Я бы его вообще пропустил, если бы не смотрел в зеркало заднего вида.

Примерно в двадцати милях от Виксбурга, я был в хорошем настроении и решил, что поверну туда, куда он указывал. Wright Cemetery Estate Sale - так было написано чёрным маркером чьей-то трясущейся рукой.

Я ехал по дороге, которая, скорее, была направлением. Повернулся, следуя стрелкам, и ехал по оазису кизила к маленькой церкви с кладбищем. Нечего и рассказывать: пыльные финтифлюшки, старая керамика, выцветшие свитера и пальто. Какие -то книги про религию, винтажные записи, прославляющие Б-га. Я остановился у слегка потрескавшегося ангела и засмеялся, потому что представил его, как часть нашего шоу.

Я уже хотел было развернуться и уехать, как увидел ящик с музыкальными инструментами. Ничего особенного: пара желтоватых магнитофонов, ржавый треугольник и красный синтезатор Касио, с разбитой клавиатурой. Потом, сидя рядом с ящиком, я увидел гитару. Она была меньше, чем обычная, - вот почему я её не заметил сразу, - но целая.

Я взял её. Похоже на европейскую гитару, может быть, 19 века. Я медленно развернул её за гриф, чтобы рассмотреть. Приятная. Гладкая, но потрёпаная. Кажется, ею пользовались, но следили за хорошим состоянием. Все струны на месте, хотя и расстроились, подставка струн была твёрдой. Где-то 30 дюймов: хорошо для детей, но я бы сказал, что на ней хорошо играть в дороге.

Гравировка, или рисунок на ней была слегка потёртой, но пусть это будет мистика Хайвэй 61. Два силуэта над подставкой для струн и две маленькие фигурки внизу. Они танцевали и были похожи на пугала в поле. Что-то из фермерских народных сказок.

"Сколько?" - спросил я у старушки, которая сидела у низкого столика со скатертью, и положил гитару перед ней.

Она посмотрела на меня снизу вверх, через очки в форме кошачьего глаза. Её вьющиеся волосы были светло-сиреневыми.

"Я её не помню, но могу сказать, что она особенная. Припомни мои слова", - она подмигнула. Она собиралась торговаться, как я понял.

"Я так и подумал", - улыбнулся я и потянулся за кошельком.

Может быть, двадцать? Надо же с чего-то начинать?

Она покачала головой.

"Тридцать?" - спросил я.

Снова нет, она протянула мне гитару и сказала: " Ты же музыкант, не так ли?"

"Да!"

"Вот, что я тебе скажу. Сыграй песню, и она твоя!"

Одна песня, и, час спустя, я на парковке у Trustright Motel. Хочу спать, виски и спать.

Лежу на кровати, смотрю на свет машин, которые проносятся мимо. Нет, это совсем не так будоражит, как те истории о Хайвэй 61, которые я слышал, будучи подростком. И совсем не истории, которые воодушевляли меня на игру на гитаре.

И это вообще не из-за Боба Дилана и его "Highway 61 Revisited", хотя этот альбом был частью моей музыкальной диеты. Скорее, из-за отца, который временами выдавал сельский блюз, и моей мамы, которая понимала христианский мир по-своему. Я знал Луизианский фольклор, - от сказок Ругару, до историй Мари Леву.

Ничего не занимало моё воображение больше, чем истории Роберта Джонсона и его сделок с Дьяволом. В то время, как мои одноклассники болтали о поездках в Голливуд или на Гавайи, Диснейлэнд или Тайм Скуэа, я хотел ехать на Перекрёстки.

Я быстро сел, услышав звук снаружи. Посмотрел на часы, три утра... Блин, я не хочу это вспоминать.

Я был на втором этаже омерзительного и дешёвого мотеля на окраине Джексона, Миссисиппи. Это дешевле, чем в городе, и у меня было мало денег.

Снова этот шум, стук и скрежет по окну. Похоже на скрежет стекла о стекло. Я потянулся к лампе у кровати, нажал выключатель, и тусклый свет озарил комнату.

Ничего не было, сумка лежала на стуле рядом со столом, маленькая гитара стояла у стены за ним. Всё, как было. Я лежал в одежде на покрывале. Я неуклюже вскочил и потянулся к жалюзи на окне маленького балкона. Было холодно. Ужасно холодно. Комната была похожа на морозилку.

Я медленно отодвинул шторы и огляделся.

Ничего. Темнота и тусклый свет луны. Комната выходила на тихую улицу и ряд неосвещённых витрин магазинов. Светофор горел жёлтым слева, фонари светили над тротуаром. Я затаил дыхание и вернулся в постель. Теперь мне стало жарко.

Я сел, опираясь на спинку кровати. Прижал колени к себе и обнял подушку. Свет в комнате по-прежнему горел, было тихо внутри и ничего снаружи. Но почему я так себя чувствую? Дыхание спёрло, я закашлялся.

Я сдуру решил посмотреть телевизор и попить кофе. Но, может, кофе подождёт? Меня так трясло, что я не мог удержать чашку. ХЗ, может программа по телеку плохая, а может, и давление подскочило. Может быть, какие-то каналы вызывают большую зависимость, нежели другие... Просто комната в мотеле не очень! Всегда комнаты в мотелях маленьких городов кринжовые. Может, неполадка в кондиционере?

Стоп. Тут нет кондиционера.

Какое-то движение слева, где стояла гитара. Я посмотрел на неё - всё нормально. Снова уставился в телевизор - мерцание изображения, да и всё. Я снова посмотрел, на этот раз внимательнее.

Тень на стене за гитарой, она двигалась.

Мои руки покрылись гусиной кожей. Шея напряглась, в спине похолодело. Что там? Паук или крыса? Ящерица? В Миссисипи водятся ящерицы?

Я сел и уставился на тень. Тень потемнела и увеличилась.

Несколько секунд казались часом, и могли бы продолжаться всю мою жизнь. Тень выросла, покрыла всю стену до потолка, казалось, что её удерживают колки. Лампа мигнула на секунду, словно хотела противостоять темноте, но тень продолжала расти на потолок.

Я закричал, или попытался закричать, и упал с кровати. Спина ударилась о пол, голова - о стену. Я смотрел на потолок, но ничего там не было.

Ни черноты, ни тени, ничего.

Меня трясло, я встал и посмотрел на гитару. Она тихо стояла у стены, будто ничего не случилось. После этого я уже не мог спать.

******

Напуганный до смерти, я вышел из комнаты на улицу. Сигарета могла бы помочь, виски - тем более, но ничего, кроме шота водки в комнате, и кофе, которого мне совсем не хотелось. Казалось, что я изо всех сил кручу педали велосипеда. Я почти не чувствовал ног под собой. Я дважды обошёл мотель. Иногда мне казалось, что гравитации нет в природе.

Я провёл остаток ночи без сна. Когда я пытался уснуть, то просыпался снова. Когда я лежал на спине, то снова видел эту тень и черноту. Она стала чуть более расплывчатой ближе к семи утра. Всё как будто часть странного телешоу. Но, хватит дремать, пора ехать.

Я упаковал гитару - к счастью, она оставалась вполне настоящей - взял её, и спустился в кофейню внизу. Немного успокоиться не помешает. Это был не лучший кофе, но это было лучше, чем пить его в комнате мотеля. Потому, что мне казалось, что я не один. Одну чашку, сидя у стойки, и ещё одну с собой, с картофельными оладьями, чтобы лучше усвоилось.

Я медленно шёл через парковку к своей арендованной машине. Иди я быстрее, у меня бы заболела голова. Я так старался избежать головной боли, что чуть не столкнулся с женщиной, которая стояла на пустом месте и смотрела на Хайвэй. Её огненно-рыжие волосы подстрижены в боб, чуть выше плечей. Немного чёрных и немного тёмно-синих прядей. Как будто она ждала меня.

Зелёные глаза, ногти равномерно окрашены. Она стояла в какой-то кривой позе, сложив руки в позе мольбы. Она улыбалась, её помада на оттенок темнее, чем волосы. Она могла бы стоять где угодно, но здесь, в двадцати километрах от города, она опредёлённо была заметной.

Чёрная кожаная куртка поверх чёрной рубашки, белая лямка рюкзака через плечо. Чёрные укороченные брюки поверх чёрных сапог на каблуках. У неё было какое-то дело, и этим делом был я.

"Ты едешь по Хайвэй 61," - это не было вопросом.

Я попробовал подойти к ней близко, но она, кажется, не заметила этого: " Да, откуда Вы знаете?"

Она улыбнулась, надела тёмные очки. Чёрные линзы в прочной белой оправе. "Ты похож на музыканта, никаких других причин нет для музыканта быть здесь".

"Хотя бы честно. Что насчёт Вас? Похоже, Вы не отсюда. Куда Вы едете?"

Она сделала шаг в мою сторону, и, прежде чем остановиться, наклонила голову и скрестила руки на груди: "Зависит от того, могу я поехать с тобой, или нет".

Она сделала жест автостопщицы, указав большим пальцем на Север.
Мне нужно было подумать. Не то, чтобы я не хотел попутчиц, просто я планировал путешествовать один. Хотя компания не помешала бы, особенно, если она умеет водить. Кроме того, было ясно, что она может рассказать много интересных историй.

"Почему бы и нет, - я пожал плечами, - Мемфис подойдёт?"

"Нормально".

"Хорошо, - я осмотрелся - У Вас есть багаж? Чемоданы?"

Она перекинула свой кожаный рюкзак вперёд, и хлопнула по нему, - "Это всё, что мне нужно".

"Я остановлюсь в Кларксдейле. Надеюсь, Вы не возражаете?"

"Дьявольский Перекрёсток? Ты же путешественник, да? Я очень хочу вернуться туда. Поехали," - подмигнула она.

"Кстати, меня зовут Октавия".

"Уильям, но можете звать меня Уиллз", - я никому не говорил свой ник, но, почему-то ей захотел сказать.

"Что-ж, блин, Уиллз. Поехали".

Она не говорила много на пути к Кларксдейлу, но мне это нравилось. Было странным образом комфортно, несмотря на неловкое молчание, которое я часто испытывал в прошлом. Праздная беседа, но ничего глубже обсуждения погоды и переключения радиостанций.

Перекрёсток был интересным. Памятник легенде в центре маленького города, укрытый налётом депрессии. Это было совсем не так, как я себе представлял. Никакой магии, шарма и электричества. Ничего такого, но я был в правильном месте. Как пустое место после того, как уехал цирк. Просто надо было отдать дань должному.

Я припарковался на пустом месте рядом с шоссе. Мы с Октавией подошли к дорожному знаку на углу Хайвэй 61 и Хайвэй 49.

"Это не здесь", - прошептала Октавия.

Я точно знал, что она имеет ввиду. "В таком случае, где?"

"Может быть, это то, что нам надо найти, - ответила она, - Может, это на дороге к Мемфису".

"Говорите, надо ехать, да?" - улыбнулся я.

"Я проголодалась, и обед в Блафф Сити не помешает".

Мы были в сотне милей от Мемфиса, как вдруг машина за нами начала гудеть. Никаких других машин на шоссе сзади не было, но она следовала буквально в нескольких дюймах от нас. Она продолжала сигналить, и не останавливалась. Мы ехали на скорости 65 миль в час, и она точно так же. Старый автомобиль, без знаков, я даже не видел, кто за рулём - мужчина или женщина. Грязные окна, заляпанные насекомыми и прочим дерьмом.

Это был старый оливковый Дож Дарт, но в очень хорошем состоянии, несмотря на грязь. Я плохо его помню, но у моего папы был похожий. Он был красный или чёрный.

"Стоп!" - закричала Октавия, так что машина спереди замедлила ход и почти остановилась. Я врезал по тормозам, и мы подпрыгнули на сиденьях.

"Что, блин, происходит?" - закричал я, отчаянно жестикулируя в сторону оливкового Дожа. Его стоп-сигналы загорелись красным, потом он набрал скорость и уехал прочь, примерно на 80 милях в час, а потом и вовсе скрылся за поворотом. Глубокий вдох, поехали.

Я посмотрел на Октавию, её слегка трясло.

"Вы знаете, что это было?" - спросил я Октавию, которая слегка нервничала из-за происшествия.

"Нет", - равнодушно сказала она, глядя на дорогу. Я не очень-то ей поверил, но я кивнул, и мы в тишине ехали до самого Мемфиса.

"Это все события этой недели. Я напишу ещё на следующей", - Эбигейл Форте.

Перевела Данка Луткова