О моей семейно-гражданской трагедии

Без веры-надежды просила о чуде,
Слюнявя почто-то святых образа…
Оно не спешило: разгневали люди:
Заместо «спасибо» лишь токмо дерзят.

Было голубке невесть как страшно,
В муках пристрастных… Ни такт, ни кулак…
Нарывы сжигали ей плоть бесшабашно —
Пытали лавиной несносных атак.

Когда, навертевши, стихали болячки,
Её накрывал безрассуднейший гнев;
Когда засыпала — плясали мертвячки,
К себе завлекая, в сеть отчаянных Ев.

Очнувшись — рыдала, кляла да рычала:
За что, мол, со мной? Я же так молода.
В те «приходы», бедняжка, всё попирала —
И мир, и семью, и жертву Христа.

На припадки сии — аки мухи на мясо —
Слеталась друзей да родичей рать:
Смеялись, шутили, точили балясы,
Пытаясь к житейству её привязать;

Другие в слезах да в сурьме голосили,
Затеяв солёный «хвалебный» мотив:
Жалели, жужжали, судьбу поносили,
Пытаясь «пойти» судьбе супротив.

После — опять же — с молитвой корявой,
Взывала к Нему — чтоб забрал поскорей:
Не быть саркофагу ни мёртвым, ни здравым…
Ныне, похоже, Ему не до ней…

Я уехал, покинул… отнюдь не напрасно:
Что было, ответьте, мне ей говорить?
На муки любимой — смотреть безобразно…
Во всё этом как себя не винить?

Теперь издалече сижу, вспоминаю:
Порою — слезой, порою — словцом…
Быть может, вспомнишь и ты, дорогая,
Об отвергнутом сыне своём…