Подборка в журнале Российский колокол Лондон

В представленных ниже подборках встречаются порою одни и те же стихи, но тут уж я не виноват: редакторы выбирали сами. С другой стороны, можно ориентироваться, что действительно стоит внимания, раз уж мнения профессионалов совпадают.
А.С.




ЖУРНАЛ "РОССИЙСКИЙ КОЛОКОЛ",  ЛОНДОН, №1, 2007

Баллада о драной душе

А всё случится так наверняка
(Сценарий немудрён и неизбежен):
Господь проснётся, выпьет молока,
Вкусит того, что сам послал себе же,

Раскрывши пухлый кондуит в раю,
Скользнувши взором вниз по списку грешных
И ткнувши перст в фамилию мою,
Господь на ней поставит крест неспешно.

Как из бутыли сказочный колдун,
Потрёпанный, помятый и усталый,
В две тысячи нечёсаном году
Душа взлетит, освобождая тару,

И тело, словно надувной матрас,
В который ненароком ткнули вилкой,
Скукожится – и Богу всё отдаст,
Как малышу его свинья-копилка.

Всё-всё отдаст: несбывшиеся сны,
Блуждания по дебрям книжных знаков,
Тяжёлый крест всегда любить иных,
А не безмозглых кукол Пастернака*;

Всё изрыгнёт гнилое естество:
Мой страх, мои чуднЫе суеверья,
Мои припадки счастья – оттого,
Как горлица изящно чистит перья,

Впорхнув в моё раскрытое окно
И сев на бледный бюст Шакеспеара…
Всё, что трагично было и смешно,
Уйдёт из жизни, словно не бывало.

Но Тот, кто Божий промысел вершит,
В срок отведённый обнажая жало, -
К хвосту моей ободранной души
Привяжет всё, что ей принадлежало.

И в бездну неба от земных невзгод
Ночной порою или спозаранок
Душа рванёт, как ошалевший кот
Со связкою пустых консервных банок.

Она задаст такого стрекача,
Что заглушит унылый хор стенаний,
О встречные кометы грохоча
Жестянками моих воспоминаний.

И ключника едва не сбивши с ног,
Душа ворвётся в щель меж райских створок,
И нА руки поймает душу Бог,
И строго вопросит: «Пошто так скоро?

Пошто ты учинила кутерьму,
По космосу грехами тарахтела?
Ведь ежели раскинуть по уму,
Тебя бы – в пекло прямиком из тела».

Потом потреплет душу за ушкО
И вымолвит: «Считай, что пофартило;
Мурлычь, лакай парное молочко…
Небось, не Гитлер. Чай, не Чикатило».
21 октября 2005 г.
,,,

Мгновения
И узрел я крылатого Джабраила; и кивнул Джабраил мне
рассеянно, как умудрённый хаджи бредущему мимо дервишу.
И вошёл я в смерть, и началось время смерти.
Аль-Шукир ибн Содир ас-Сиддик
***


Словно лев, одряхлевший в неволе,
Хищной памятью все мы храним
Юных лет изумрудное поле
И звенящее солнце над ним.

Что мы помним? фрагменты, детали...
Только целого нам не вернут.
Почему мы часов не считали,
Почему не жалели минут?

Как мы верили в мудрые книги,
Как усердно скрипели пером!
И неслись наши миги, как МИГи,
На далёкий свой аэродром.
*
а в эти мгновения
мы юными снобами
жевали склонения
хрустели основами
и лопали ложками
премудрость стилистики
а буковки блошками
скакали на листики
*
Юность, как мезозойская эра:
Сладкой патокой время текло;
И жила в нас наивная вера,
Будто время - добро, а не зло.

И для скромника, и для нахала
Плыли медленно дни и года;
Нежно молодость нас колыхала,
Как карасика в банке - вода,

И гудели медовые пчёлки,
И тепло ворковал голубок...
Мы не знали, что счётчик защёлкал
И мотает секунды в клубок.
*
а в эти мгновения
с прилежными клушами
о сумрачном гении
мы лекцию слушали
немного туманную
слегка монотонную
про жизнь его манную
про жизнь его томную

*
Хватит Вечности всем для ночлега;
Я ещё не готов - а пора б.
Жизнь - всего лишь большая телега,
Как сказал наш Великий Арап.

И мелькают весёлые спицы,
И мелькают вдоль тракта огни,
И вспорхнули испуганно птицы,
Упорхнули испуганно дни,

Пролетели мосты и заставы -
И в ночи только звёзды одне...
Жить и жить бы; а я уже - старый,
В неприветной, глухой стороне.
*
но в эти мгновения
паду на колени я
сойдёт просветление
уйдут сожаления
что вытоптал годы я
как Трою данайцы:
смерть - пахнет свободою!
Так пусть начинается.
 ,,,

Из рифмы выйду, тихо дверь прикрою

Из рифмы выйду, тихо дверь прикрою,
И на крыльце накатит грусть-печаль…

Там, недалече, греки топчут Трою,
куда-то тащит Моцарт скрыпача;

трусцой на зАмок прёт Бирнамский лес;
весь в бусах, черномаз и размалёван,
по Питеру с копьём наперевес
бежит зулус и кличет Гумилёва;

Илья сшибает наземь свистуна,
Давид поёт псалмы царю седому,
а облако летит к родному дому:
штандартенфюрер, ин дер люфт – весна!

Нет правды на земле, скулит Сальери,
а впрочем, выше – та же чешуя…
Я в рифму возвращаюсь; скрипнут двери –
и летопись окончена моя.

Народ безмолвствует. Он белый, как спина,
и, в принципе, ему по барабану.
17 июня 2003 г.
,,,

Охота

Утро рдеет ли в высях, небесная кровь ли
истекает по куполу, звёзды смывая...
Восприяли начало звериные ловли,
рвутся своры борзых, как орда кочевая.

В захоронках кричальщики чутко застыли,
гулко бьются сердца о кресты на гайтанах;
забран лес отдалённый в тенёта густые,
и лихие охотнички в красных кафтанах

погоняют коней своих скорым побегом
в направленье сетей, что искусно сокрыты;
в топком поле осеннем, серебряным снегом
поутру припорошенном, вязнут копыта.

Не спастись, захлебнувшись кровавою пеной,
от весёлой гоньбы легкоступным еленям:
мечут стрелы наездники в дальность отменно,
и, наждавши в размер, подсекают колени

убегающей жертве арканом змеистым;
режет глотку секач, и на лезвии плоском
луч багряный играет, и свита со свистом
мчит к добыче, коней ожигая внахлёстку.

Переклич удалой над полями несётся,
разлетается вширь над округою всею
за окраины леса, где сонное солнце
золотит чешуи превеликого змея.

Дремлет змей, и тяжёлые веки прикрыты,
словно раковин створы; и в панцирь одеты,
два змеиные зрака, как две маргариты**,
полыхают во тьме чрезъестественным светом.

Гулкий топот и лай, звонкий хохот и кличи
растревожили змея; навстречу восходу
вскрылись веки, и ноздри, учуяв добычу,
раздуваются... Змей начинает охоту.
,,,

Когда нам Бог прочтёт свои стихи,
прикладывая их, как лопухи
к разодранным локтям, к саднящим душам, -
рыдания на Бога мы обрушим.

Обрушат слёз клокочущие лавы
несчастные питомцы жалкой славы,
земной любви великие вампиры:
гомеры, данты, шиллеры, шекспиры…

Сияньем слов Небесных ослепляем,
на спице Божьей блудным баттерфляем
затрепещу и я, во время оно
пытавшийся сойти за махаона.

И лишь Арап растянет рот пошире:
«Так значит, не горячка; а грешили.
Генварь, мороз, во мне - кусок металла…
Я думал, это Смерть стихи читала».

14 апреля 2003


,,,

Короче, прынц

Поменьше пены, прынц, и не груби,
Не верещи: «To be or not to be?»,
Не тычь мне в нос ни черепом, ни шпагой.
В моей свинцовой северной стране
С кем биться, с кем кутить, до фени мне –
Что с прынцем, что с последним доходягой.

Среди паскудства, нищенства, дерьма
Я не сопьюсь и не сойду с ума,
А буду жить довольно и счастлИво.
Вот о Гекубе разве что всплакну
Да матернУ угрюмую весну
Холодного норманнского разлива.

Ты хочешь откровенно? Получи!
Мне всё здесь мило: жертвы, палачи,
Могильщики, калеки, душегубы,
Монашки, шлюхи, зАмок, скотный двор…
To be, мой прынц, и никакого or!
Да, если честно: что мне до Гекубы?

20 мая 2004 г.