R. M. Rilke - Обрыдшие солдаты

Kreuzigung

Laengst geuebt, zum kahlen Galgenplatze
irgend ein Gesindel hinzudraengen,
lieszen sich die schweren Knechte haengen,
dann und wann nur eine grosze Fratze
 
kehrend nach den abgetanen Drein.
Aber oben war das schlechte Henkern
rasch getan; und nach dem Fertigsein
lieszen sich die freien Maenner schlenkern.
 
Bis der eine (fleckig wie ein Selcher)
sagte: Hauptmann, dieser hat geschrien.
Und der Hauptmann sah vom Pferde: Welcher?
und es war ihm selbst, er haette ihn
 
den Elia rufen hoeeren. Alle
waren zuzuschauen voller Lust,
und sie hielten, dass er nicht verfalle,
gierig ihm die ganze Essiggalle
an sein schwindendes Gehust.
 
Denn sie hofften noch ein ganzes Spiel
und vielleicht den kommenden Elia.
Aber hinten ferne schrie Maria,
und er selber bruellte und verfiel.
 
(Paris, Sommer 1908 (vor dem 02.08.)
 


Разпятiе

Так часто на Голгофу возводили
они всю эту сволочь, что, похоже,
тотчас же о разпятых позабыли, -
лишь иногда откормленныя рожи
 
приподнимая сонно к трем телам.
Закончивший казенную работу
палач ушел по собственным делам,
оставив сторожить кресты кого-то.
 
Один из тех людей (рябой и хворый)
сказал вдруг: "Командир, вон тот стонал".
И капитан взглянул с коня: "Который?",--
подумав, что он, кажется, слыхал,
 
как кто-то звал Элiю. И тотчас
обрыдшие солдаты оживились,--
и подняли, пока тот не угас,
наверх желчь с уксусом: чтоб в кой-то раз
над доходягою повеселились.
 
Им всем хотелось просто поиграть,
не важно с кем, - да хоть с самим Элiей.
Но тело завершило умирать.
И жутким воплем вдруг зашлась Марiя.
.
.
.
.(