Достоевский

                1
Первый раз прочитал Достоевского в лет восемнадцать, впечатленье:
мир другой, есть растленье.
Во второй, третий, пятый, десятый – всё то же.
Для меня Достоевский теперь стал моложе.
Так случилось однажды моё приближенье:
сорок восемь – похоже уже на старенье.
Эта оптика, что не отменит рождение слуха:
там, внутри, не кричаще, но всё же не глухо.
 – Что герои твои, дорогой Фёдор  Михайлович  Достоевский?
 – Ничего, – говорит,  – много мерзких.
Чувства Лужина тонут в противной болотистой луже,
но ему всё равно: он простужен.
А Рогожин – мясник, уголовник ретивый,
каторжанин, купчишка строптивый.
…Здесь рискуешь давно ты уже заблудиться,
не взлететь; если ты не Икар, ты не птица.
Погляди: Каин Авеля держит в прицеле
и кричит: «Я у цели!»
И пружинит по скалам, равнинам упругое эхо,
создавая подобие смеха.
В перевёрнутый мир акробатом ты дважды не вхожий –
тень дождя, персонаж, одинокий прохожий.
В сотый раз прочитаю тебя, Достоевский.
Убеждаюсь: ты хлёсткий и дерзкий.
                2
В город Питер приедем, пожалуй, не скоро.
Там пространство, размах, Клио дружит вовсю  с Терпсихорой.
По большим площадям  с пританцовкой  проходят французы.
В память  слово проникло – Кутузов.
Депардье улетает в Париж слишком быстро,
суетливо, по-бюргерски чисто.
В Петергофе холодные камни залива
омываются так же ревниво.
Скорость делит, как прежде, пространство на время.
Прорастает прекрасное семя
в нас желанием выйти на Невский проспект,
где гулял Достоевский, где нас нет.
               3
В жизни важно услышать аккорды,
может, что-то запомнится твёрдо,
просочится  в глубины  души:
Моцарт-слёзы, Бетховена ширь,
Лист печальный. Высоты какие!
Достоевский родился в России.
И звучит для неё до сих пор
капитана Лебядкина песня,
хор мечтателей, собранных вместе,
Родиона  Романыча  вздор.