Меня разбудили экспедиция

Идея, персонажи и стихи – Григорий Хубулава

g.hubulawa@yandex.ru  https://vk.com/grhubulawa
+79111780264


Сценическая адаптация  – Ольга Кулакова

pp_olga@mail.ru  https://vk.com/id8178425
https://onaturmorte.ru/
+79650039884


Действующие лица:
Леонид Зансон – инженер корабля «Исида», пациент психиатрической клиники;
Лидия Иосифовна – мать Леонида Зансона;
Николай Королев / Чарли Колинз – однокашник инженера / американский друг и коллега Леонида Зансона;
Мария Корс – медсестра психиатрической клиники / штурман корабля «Исида»;
Анна – подруга Марии;
Сергей Леонтьевич Селянин – врач психиатрической клиники / капитан космической станции;
Наташа – жена Селянина;
Кот / Летучий кот.

Действие I
Сцена 1
Все герои пьесы играют в детскую игру «Горячий стул». Бегают под быструю музыку, и когда она резко перестает звучать, кто-то из героев должен сесть на стул. На сцене весело. Герои кричат, спихивают друг друга со стула, ставят подножки, дурачатся, поют и танцуют. Постепенно герои уходят. Игра заканчивается тем, что на стуле оказывается Леонид З. Он выиграл, но остался один. Тишина. Постепенно гаснет свет.

Станция Титан А. Каюта/кабинет. Яркое освещение.
Капитан: Всему персоналу корабля собраться на мостике!
Леонид З.: Слышите? Это голос САП – системы автоматического пилотирования нашего корабля. Она копирует мнемотические данные нашего капитана – Сергея Леонтьевича. Если честно, то САП просто нашпигована типичными решениями и приказами старшего состава, но человека она не заменит. САП не меняет запрограммированных решений. Капитан уже на мостике. Но он направил автоматический приказ – видимо рассчитывает новый маршрут. Людей на маленьком корабле класса Исида трое: это наш капитан.
Капитан: Привет, Лёня!
Мария (кокетливо): Леонид, как вы себя чувствуете сегодня?
Леонид З. (машет ей рукой): Наш штурман, Мария Корс.
Капитан: А это наш инженер Леонид Зансон. В его чертежах все так стройно и подвластно ему…
Леонид З.: Я — странный инженер, механизмы в работе пугают меня. А в жизни … в жизни мои железяки фокусничают. Главное – они нужны.
(Гаснет свет. Появляется пейзаж Титана на мониторе)
Леонид З.: Мы открыли новую планету. О ее существовании догадывались. Расчеты велись давно. И вот мы, как новые Колумбы XXI века открыли нашу Америку! И не просто открыли, но и начали ее осваивать!
Капитан: Ну, не Америку все же, а Титан. Когда на внешне безводном Титане впервые забил гейзер, все просто сошли с ума. И вот уже три года, как мы используем их как источник тепла и энергии, обеспечивая этим добром всю пятимиллионную колонию.
Леонид З.: Хорошо, наверное, растить в парниках редкие фрукты, заниматься селекцией. Я не знаю, чем ещё…
Капитан: Лёня разрабатывал гейзерные станции. Ирландцы грозились гнать самогон из местных титано-кактусов.
Леонид З.: Не всех принимают в колонию, но я оказался нужным. И вот, какая-то из моих железяк квакнула… колонисты позвали нас. Но я рад. Там у них теперь почти Эллизиум, только с работой… Работы и у меня хватает даже здесь.
Скользит межгалактический Арго
В космической непроходимой жиже,
Как пуля в масле, и к бортам его
Метеоритный дождь подходит ближе.

Лежит во мгле маршрут полуслепой,
Увы, не между Сциллой и Харибдой,
А меж звездой и чёрною дырой,
Где смерть глупее шутки безобидной.

И вновь рискуя миссией своей,
И предвкушая паники атаку,
В иллюминатор смотрит Одиссей,
Земную вспоминающий Итаку.

Когда выходишь за пределы гелиосферы, веер солнечной батареи можно свернуть только на ручном управлении, такой уж корабль (сворачивает с усилием). Хорошее упражнение в терпении: долго складывать зеркального журавлика из огромного зеркального листа, складывать почти вслепую.
(Мария кидает снежок в Леонида, он не ожидал, пугается, но отвечает ей тем же и продолжает говорить)
Леонид З.: Мы приспособили часть двигателя корабля для охлаждения чтоб ненадолго иметь возможность играть в снежки в то время, когда на земле наступает зима, когда мы отмечаем новый год и рождество. Ах ты так!! Ну, погоди! (бежит за Марией и засовывает ей снежок за шиворот. Смеются)
Игра в снежки заканчивается. Возвращаются к делам на корабле.
Сигнал
Мария: Лёня столкнулся в дверях каюты с дежурным техником, роботом: проверяет, слышал ли он приказ. Смешной. У робота недавно сгорела возвратная речевая клемма, та, что позволяет ему понимать обращенную речь, намучался, бедный наш инженер, дай Боже!
Сигнал
Леонид З.: Вас понял!
Сигнал
Леонид З.: Вас понял.
Сигнал
Леонид З.: Вас понял…
Сигнал
Леонид З.: Или не понял? (смеется)
(темнеет, Лёня освещен один, сидит на кровати в клинике, перед ним стоит пустой стул)
Когда уж совсем без сил, сажусь на край койки и начинаю аккуратно точить цветные карандаши. Ну, да… никаких трехмерных сенсорных инженерных панелей. Карандаши, ватман, линейки, двадцатый век. Глупо? А мне проще думать, если все три, а то и четыре измерения я строю сам.
(свет гаснет)
Сцена 2.
Кухня матери Леонида Зансона.

Лидия Иосифовна (склонилась над раковиной, моет посуду): Синцовы приходили. И ещё Лёнины однокашники. Хорошо, что ходят ко мне. С тех пор, как он там… А Николай Королёв обещал молиться… Теперь он протестантский пастырь.
Николай Королев (выходит из темноты): Будем молиться. Мы учились с Лёней вместе. Кто есть человек, боящийся Господа? Господь укажет ему, какой путь избрать. Человек – любимое творение Бога. Господь дал нам возможность менять судьбу и создавать новое, «се творю всё новое» – говорил Иоанн. Любовь Божья состоит в том, что он дает нам свободу и отдает нашу судьбу в наши руки. Мы должны удивить всезнающего Бога!..
Лидия Иосифовна (На кухонном столе – гора квитанций, она их перебирает и читает): За газ-то сколько… не платила. Свет опять подорожал… (откладывает бумаги в сторону, снимает очки и говорит задумчиво) А Лёня… был чудесным мальчиком. Он же блестяще учился, закончил университет с отличием, его дипломная работа основывалась на этом…
Николай Королев: …на изобретении, которое запатентовали и используют до сих при создании космических моторов. Все же у него было хорошо. И профессора пророчили ему блестящее будущее. Помоги ему Господь!
Лидия Иосифовна: Да, Коленька… Правда так и было. Ну, были странности… Но ничего ужасного. А потом как-то резко стало ему хуже.
Леонид З. (появляется в комнате):
У меня на уме поселился коварный вирус,
Словно кто-то танцует под теменем: дынц-дынц-дынц…
Не ругай меня, мама, твой маленький мальчик вырос.
Больше Лёня не тот шаловливый, кудрявый принц.

Ты же помнишь меня: от рожденья мне было мало,
Мало знаний и ласки, а может, вообще всего,
И чего я хочу, ты и раньше не понимала,
Мне, пожалуй, хотелось прощения твоего.

А теперь в голове этот маленький человечек
Постоянно танцует, полночный украв покой,
Часть дрожащего тела становится частью речи,
Защититься нельзя даже самой большой рукой.

И растёт и сияет межзвёздная панорама,
И уводит в себя безвозвратно и далеко.
На прощание хочется крикнуть: «Целую, мама…»
Я люблю тебя как бы мне ни было нелегко.

Лидия Иосифовна: Господи! Вхожу к нему тогда, а он говорит с кем-то у стены. Я тогда подумала… по телефону… или шутит. А он… Ладно. Утри слезы! Если б они ему помогли… он был бы уже здоров.
Леонид З.: Я тебя Люблю, но я никогда не понимал тебя, мама, прости…
 Лидия Иосифовна: я тоже не понимаю эти его формулы, графики, чертежи… но… Однажды, лет пять-семь назад мы гуляли вечером.
Леонид З.: Мама, а ты знаешь, что мы видим звезды, которых не существует…
Лидия Иосифовна: Разве?
Леонид З.: Пока оттуда наших глаз достигает свет, который мы можем видеть, звезда погибает…
Лидия Иосифовна: К чему ты это, Лёня?
Леонид З.: Хочу успеть послать свет хоть кому-то, и не погибнуть…
Лидия Иосифовна: Что ты такое говоришь, мальчик?! Тебе ещё так долго…
Леонид З.: Я Люблю тебя, мам…
Николай Королев (выходит из темноты): Нищета духа – это та пустота, то отсутствие диктатуры рассудка и здравого смысла, в котором может проявляться Бог. Если человек уверен, что он всё знает и может всё, то Богу нет места в его душе. Парадокс свободы… Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…
Лидия Иосифовна (вытирает чистую посуду): Нужно позвонить его врачу. Он говорил о каком-то новом виде лечения… Пусть бы он помог, врач этот. Вроде сопереживает нам, пытается что-то. Не то, что тот диспансер, где его студенты фотографировали. Как вспомню… Будто с обезьянами подопытными обращались… (плачет)
Я тоже когда-то свободной и лёгкой была,
Училась летать и о звёздах высоких мечтала,
Но только забота земная к себе позвала…
Мечты испарились… теперь не начать всё сначала.
Желания эти к тебе по наследству легко
Потом перешли… восхищаться планетным парадом
Ты сам научился… и вдруг улетел далеко,
Со мною оставив своё одиночество рядом.

Сцена 3.
Вечер, сумерки, квартира врача-психиатра Сергея Леонтьевича Селянина

Сергей Леонтьевич (разговаривает по телефону): Да, Иван Федорович, добрый вечер. Хотел посоветоваться. Опять этот Зансон из головы не идет. Сын солнца... Да, конечно. Угу, согласен, параноидальная шизофрения может возникать у очень интеллектуально и творчески одаренных. Как думаете, его можно вытащить? Угу. Да… мм… Хорошо. Да, поговорим завтра, Иван Федорович. Доброй ночи! Привет семье! (кладет трубку, снимает очки, рассматривает их, протирает. Размышляет вслух)
Вот тебе и Эйнштейн, и черные дыры, и теория струн, и межзвездные корабли. Но обычно… обычно эти люди легко переключаются с одного аспекта бреда на другой. Там есть своя логика, но достаточно их отвлечь, и они с той же убежденностью будут рассказывать о говорящих тумбах, что и о кораблях. А этого… не собьёшь с его пути… На чем он построил свой бред?
(идут кадры или фото из фантастических фильмов «Звездные войны», «Солярис», «Космическая одиссея» и др.)
Азимов? Бредбери? Хайнлайн? Стругацкие? Звездный путь или Звездные войны? От всего понемногу…
Вчера весь день не приходил в себя,
Теперь незряче бродит по палате,
Смирительную скобу теребя,
Как будто молча повторяет: «Хватит!»
На самом дне его тревожных глаз
Пытаюсь отыскать свои ответы,
Порой счастливей каждого из нас
Мне кажется несчастный мальчик этот,
Ведь из него фантазий бьёт фонтан,
И нам не уклониться от фонтана,
В его бреду я строгий капитан…
Увы, куда уж мне до капитана!
Но в каждом жесте и в словах его
Я чувствую неясную угрозу,
Теперь не остаётся ничего,
Лишь постепенно увеличить дозу.
На мельницу безумья воду лить
Нельзя, нельзя закрыть глаза и уши.
Как жаль, что, не калеча, исцелить
Я не умею человечьи души!

(пришёл кот, трётся об ноги хозяина и мурчит). Стареешь друг. Раньше бегал и охотился, а сейчас все больше спишь. (Достает из шкафа графин с алкоголем, наливает себе стопку, дает понюхать коту). Не нравится? А мне вот очень нравится. Один мой коллега из Ирландии привез. Умеют же они гнать вкусный виски на своих островах!
Кот: мяяу!
Сергей Леонтьевич: А я обещал спуститься к жене. У тебя нет жены, тебе не понять…
Кот (ходит вокруг Селянина и ластится к нему, приносит чашку кофе): Нет, доктор Селянин, голуба вы моя… признайте: сказка этого вашего клиента уникальна! И это ваш билет в Европу, как минимум. Он – и новая школа для вашего сына… и Бог ещё знает, что. Копать. Описывать и копать. Докторскую же хотели? А? Вот вам и Тринити колледж в Дублине, и университет Чикаго, а, может, и Медицинская Академия Сингапура!..
Лидия Иосифовна (появляется из темноты в углу комнаты, с полотенцем и тарелкой): Нужно позвонить его врачу. Он говорил о каком-то новом виде лечения… Пусть бы он помог, врач этот….
Сергей Леонтьевич (откидывая кота с колен): Нет, Селянин, ты – сука… школа… Тринити колледж, Европа… а парень? Его же можно вытащить… Говорить, варьировать терапию… У него есть мать. Что ты скажешь ей? «Ваш ребенок – уникальный случай»? Хорошенькое де… (пьет кофе) ****ь… горячий кофе!
Наташа (кричит из другой комнаты): Доктор, вы идете, или снова кофейничаете на ночь глядя?
Сергей Леонтьевич (жене кричит): Спускаюсь в спальню, дорогая. (себе под нос) На мой страх и риск увеличу дозу Зансону. Это может быть кататонический синдром, а если попробовать новую схему… опасность комы, а может…
Наташа: Серёж?
Сергей Леонтьевич: Ау?
Наташа: А Петька сегодня английский тест писал…
Сергей Леонтьевич:  Он говорил… Я знаю… будет лучше других опять. Это ж Петька! Весь в маму…
Наташа: Ну, хватит… Опять смеешься… Сереж, а давай в Лондон его, а? Он хотел. Там и язык будет… и его галерея тейт, будущее все-таки.
Сергей Леонтьевич: Такое же, как тут, Наташ…
Наташа: Ну, да, Сереж… у нас тут художников с руками отрывают…
Сергей Леонтьевич: А в Лондонах отрывают? Будет в школе при тейт учиться, и так же копии известных полотен писать. Только не на Арбате, а на Пикадили… Я понимаю, что вы оба мечтаете уехать. Ну, уедете. Ну, все уедут… И?
Наташа:  Ладно. Хватит. Я просто предложила.
Сергей Леонтьевич:   Извини.
Наташа: Сам поговоришь с ним.
Сергей Леонтьевич:   Поговорю.
(укладываются в кровать, лежат молча)
Наташа: Сереж, тебя не пугает эта трещина между потолком и стеной?
Сергей Леонтьевич: Еще хуже ситуация с крышей. Я помню.
Наташа: Она когда-нибудь на голову свалится. А вдруг ночью?? Надеюсь, что тебя больше прибьет.
Сергей Леонтьевич: Натаааш! Ну, не злись, милая.
Наташа: Что не злись? Я что железная? У тебя только работа на уме, твои психи и сложные случаи. Я просто хочу, чтоб у нашего Петьки была комфортная жизнь – удобная, понятная, красивая, наконец! Я хочу, чтоб он ездил на спортивном автомобиле по нормальным автобанам, чтоб у него была возможность путешествовать и получить европейское образование. Наконец, я сама хочу нормальной жизни.
Сергей Леонтьевич: Наташ… (пытается ее обнять)
Наташа (отстраняется от него): Красивой жизни! Понимаешь! (плачет) Я хочу покупать украшения от Bulgari и сумки от Louis Vuitton. Мне сорок пять лет, может, я старею, может, я вообще скоро умру… так и не пожив, не поняв, что такое счастье (позволяет мужу себя обнять) Все, отстань от меня, у меня голова болит.
Сергей Леонтьевич: Я еще ванную на втором этаже обещал доделать. Наташ, не злись, я помню. Надо найти бригаду, грузовую машину, деньги, наконец… Louis Vuitton… Наташ, ну, ведь это просто символ роскоши. Все эти роскошные вещи — просто символы, ты же изучала это в гештальтпсихологии. Зай… я хотел спросить тебя… Есть мать одного моего… ммм… спишь уже. Спи…. (снимает очки, кладет их на тумбочку, выключает свет)
Кот (появляется из темноты): Хозяин долго не мог уснуть. Наконец провалился в красивый сон, увидел луну и траву, всю усыпанную прозрачными осколками звезд. Он видел старинную карту звездного неба, ту, которую рисовали голландцы в далеком XVII веке, отправляясь в свои морские путешествия. Карту с картушами, Посейдоном, Афиной и маленькими пухлыми путти. По небу бежали красивые зодиаки, Кентавр ловил волка, Орион бежал за зайцем, Феникс возрождался из пепла, а Андромеда ждала своего Персея… стелился млечный путь… (изображает этих героев)
Сергей Леонтьевич (во сне шепчет, будто говорит с кем-то): Козерог– упрямым
Рак – терпеливым; Дева – рассудительным; Весы – примиряющим; Телец – гордым; Овен – страстным; Водолей – скрытным; А что мне? Мне что? Папирус, телескоп, линза, циркуль, перо, чернила…
Во сне Сергея Леонтьевича появляется Леонид З.:
– Помогите! Уносит и снова тянет
В сердце к чёрной дыре…
Бесполезный прибор гравитацию не обманет
– Точка… точка… тире…
– Мысли мечутся, словно у кошки в лапах
Обречённая мышь…
Это гибель, конец… сильный, гнилостный, сладкий запах.
– Рас… стояние… шшшшшиш…
– Помогите! Тревога! Есть кто-нибудь там на базе?
Повезло же тому из нас,
Кто уснул, и цветы ярко-красные видит в вазе!
– Вы на связи? Раз-раз.

Гаснет свет. Конец 1 действия
 

Действие II
Сцена 1.
Станция Титан А. Каюта ярко освещена

Капитан: Всем на брифинг! Леонид!
Леонид З.: Слушаю, мой капитан!
Капитан: Там твоей работы, Лёня, на одни земные сутки. Ну, максимум, на двое. А потом – что-то вроде отпуска. Кокосовое молоко и огромные парниковые финики. Даже ребята, делающие вакцину из местного алоэ там будут. Помнишь, этого поселенца, темнокожего?
Леонид З.: Помню.
Капитан: Он ещё за штурманом нашим ухаживал.
Леонид З. (задумчиво закуривая): Помню!
Капитан: Так он вырастил там какие-то орхидеи, просит отвести домой. Говорит, просто распределительный щит глючит. Вчера сад чуть не… (показывает руками что-то невразумительное) Ладно. Ты справишься. А скоро они выучат свою инженерную команду.
Леонид З (потирает руки): Скоро-скоро, да!
Мария (тряхнув своей золотой гривой, входит в каюту): Доброе утро, команда! Калипсо прибыла на брифинг!
Капитан: Прекрасная Мария, для вас ничего нового, продолжаем работать в штатном режиме.
Мария: Принято, капитан! (капитан уходит)
(Мария кокетничает с Леонидом) Тесновато в этом костюме, дышать тяжело, грудь давит. На земле я оставила огромный гардероб. Мне его не хватает… Маленькое черное платье, джинсы, белая рубашка, юбка-карандаш, черная водолазка, косуха, тренч, кеды, туфли-лодочки. Знаешь, что очень важно при составлении гардероба: сочетаемость, монохромная палитра. разнообразие фактур и аксессуары… (Мария продолжает говорить) Кардиган-макси с ремешком, футболка с круглым вырезом из биохлопка, рубашка с принтом с короткими рукавами Блузка с длинными рукавами…
Леонид З.: (одновременно говорит с Марией, задумчиво смотрит на девушку): С ней как-то забываешь о космосе. И не говорит она ни о чём особенном. Может долго рассказывать о земных нарядах, а ты, укутанный, почти спелёнатый её теплым голосом, слушаешь, как младенец. Нельзя после этого работать…
Мария: Когда-то в детстве я очень любила раскраски, но всегда выбирала не те цвета. Нарочно зеленую вроде бы траву рисовала синим, а синее небо у становилось было желтым… А знаешь почему?
Леонид: Почему?
Мария: Мне кажется, что я уже тогда чувствовала, что буду жить где-то не на земле.
Леонид (смеясь): Скажи еще, что ты Мики Маусу наряд супермена пририсовала?
Мария: Ну тебя! Тоже мне, нашел Энди Уорхол.
Леонид: Да нет же! Я серьезно. Наверное, ты чувствовала, что небо и земля здесь могут быть того цвета, какого ты захочешь?
Мария: Ну… мало ли, кто еще это так чувствует.
Леонид: Импрессионисты, например!
Мария: Ага! Импрессионисты рисовали Титан!
Леонид: А почему нет? Ван Гогу бы точно понравилось.
Чарли (встревает в разговор, а до этого слушал в сторонке и задумчиво курил): У ван Гога путаница с цветами была из-за постоянной интоксикации. Вы знаете эту печальную историю?
Мария (отмахивается): Ну, тогда интоксикация у всех у нас.
Чарли (к Леониду): А, может, только у тебя? (хлопает его по плечу)
Леонид: Ин-то-кси-ка-ци-я!! Нет… вы… вы, пожалуй, идите к ирландцам. А мне пока хватит. (Чарли уходит)
Мария: (обращается к Леониду) чашку кофе?
Леонид З: Маш, – я не очень кофе люблю…
Мария: Грубиян! (улыбается, и говорит себе под нос) Лёня? Странный он… у него не сердце, а марсианский ледник… хотя глаза такие… (пьет кофе) Пить кофе – горько, но потом остается приятный вкус счастья и прилива сил. От этого адского питья кружится голова, нет приятного привкуса, только горечь. Но почему же я пью кофе и не могу оторвать от чаши своих губ, забывших, пожалуй, навсегда вкус сахара и расслабляющее домашнее тепло молока… Почему? Ведь в моих силах взять другой напиток. Вон их сколько! И чай с лимоном – намек на что-то аристократическое, и молоко – полезная, многодетная жидкость в белом накрахмаленном переднике, а вон там сладкий компот, взвар из лесных трав, ягод, фруктов, от него идет аромат – зовущий, усыпляющий, растворяющий в своем теле степей, лугов и полей… Среди такого выбора я выбираю черный кофе – жесткий, острый, беспощадный. Как долго мне еще придется его пить?.. (уходит)
Леонид З. (смотрит Марии вслед, задумчиво): Глаза? У меня обычные еврейские глаза. Не стоит преувеличивать. (Внезапно становится бодрым и активным, подходит к кровати, садится.) Маш (кричит Марии вслед), я рад, что ты так любишь кофе, слышишь? Как правило Исида обходит стороной планеты, опоясанные астероидами. Красное свечение в космическом океане, очень похоже на водоросли, а в нём плавают эти обломки чужого мира. Пусть я – другая планета. Мне не нужны искусственные спутники.
Мария: (возвращается в белом халате) Говорить о внезапно наступивших холодах, о темном вечере за окном — банально, но это сухие, безжалостные факты. Пустая квартира, голодно-холодный воздух, безразличные новости о событиях в мире — это тоже нейтральные, безвкусные, ни холодные, ни горячие факты… Бесцветный мир окутывает меня со всех сторон. На полу – белый коврик, сотканный из холодной лунности… мебель, вещи, вещицы — будто поседели, покрывшись этой меловой пылью независимости… одиночества… (поет колыбельную):
На неведомой планете в блеске звёздной чешуи,
Спите, травы, спите, дети нерождённые мои.
Спите, страшные машины под защитой тишины,
Спите, сильные мужчины, спите даже наши сны.
(к Марии присоединяется Лидия Иосифовна Зансон, далее они поют дуэтом)
В чаще неземных владений всей семье из разных стран
Сладко спать без сновидений! Баю-бай, усни, Титан.
Пусть серебряные бури тоже дремлют до утра,
И бездонный глаз сощурив, чёрная уснёт дыра.

Я предвижу: что-то будет новым, трудным, жарким днём,
Пусть тревога не разбудит никого, давай уснём.
Путь нелёгкий, труд смирённый нас с тобою утром ждёт,
В небо тянутся антенны, и вздыхает звездолёт.
(Меняется освещение, появляется кровать и интерьер палаты. Леонид З. под пение Марии Корс и матери укладывается на кровать, укрывается одеялом, засыпает).
Сцена 2.
В каюте корабля. Чарли Колинз и Леонид Зансон сидят за столом, пьют и вспоминают дни освоения земель Титана.

Леонид З.: Ты помнишь, как называется по-научному двойник земли, наш Титан?
Чарли К.: Экзопланета.
Леонид З.: Точно-точно. Интересно, что бы сейчас сказал Пифагор, говорят, он называл возможную планету-двойник Антихтоном?
Чарли К.: (иногда путает русские слова, говорит с акцентом) Как это у вас говорить по-русскому? Так выпьем же за Титан?
Леонид З.: За Титан, Чарли, за него, родимого!! (встает со стула, энергично ходит) А помнишь, Чарли, как на Титане ставили первые земные палатки с ветряными генераторами. Мы вылезали из своих скафандров как печённая картошка из фольги… А ты тогда сказал…
Чарли К.: Now… do you know what is it? It’s our prairie, dude… And we are pioneers…
Летучий кот (переводит английскую речь Колинза, гнусавит, шалит и кривляется, но герои его не видят): Ну, вот… ты знаешь, что это? Это наши прерии, чувак… А мы – первопроходцы…
Леонид З.: Да-да… Мы оба были счастливы, как дети в песочнице. Потом были и ночи, убивавшие холодом, и бури, застилавшие мусором и синим песком розовое небо.
Чарли К. (с удивлением смотрит, перестает есть): You are a poet, Leo!
Летучий кот: Ты – поэт, Лео!
Леонид З.: А… (машет рукой). Помнишь, был и Андрей Туманов, сорвавшийся с местных скал.
Чарли К. Heaven bless him, he was a good man… (Упокой Господь его душу) (пьют за упокой не чокаясь)
Леонид З. (подскакивает): Но знаешь, что?? Счастье абсолютно нового – оно не исчезло никуда. Титан не пустыня. Просто тут не было ни Египта, ни пирамид, ни Колизея, ни башен, ни замков, ни библиотек, ни домов… Все это могли построить и создать мы сами. Мальчишки и девчата, мы стали Царями, фараонами, рыцарями и гладиаторами, создателями нового, ещё не рожденного мира – мира, ни на что не похожего. Этим хотелось жить. И мы жили. И теперь живём.
Чарли К.: You are a philosopher, Leo!
Летучий кот: Ты – философ, Лео!
Леонид З. (с досадой отмахивается): А!.. (мечтательно улыбаясь) А помнишь, через месяц по земному календарю мы провели конкурс красоты. (Изображает девушек, надевая на себя разные предметы, демонстрируя дефиле)
Чарли К.: You are an artist, Leo!
Летучий кот: Ты – художник, Лео!
Леонид З. (смеется). Но наши девчонки смутились, и в конкурсе победил тонкий ветвистый кустарник, всегда занимавшийся оранжевым пламенем на восходе титанического солнца, но никогда не сгоравший… Вот это было fire-show (файер-шоу)!
Чарли К.: Thy I’m I God Lord of Israel…
Летучий кот: Се Я Господь Бог Израилев…
Леонид З.: Ты христианский проповедник, Колинз? (смеются)
Чарли К.: Выходит, что так. Кустарник вы ведь все равно обозвать неопалимой купиной и Моисеевым кустом. Кто есть человек, боящийся Господа? Господь укажет ему, какой путь избрать. «Behold, I make all things new».
 Летучий кот: «Се творю всё новое». Так говорил Иоанн.
Леонид З.: Се творю всё новое… (задумчиво повторяет. Резко меняет настроение, говорит бодро). Да, гравитация на Титане не позволяла рыть каналы. Серая сухая почва, едва расступаясь от наших усилий, снова затягивала свои раны. Решено было создать канал по всей длине мгновенно при помощи ультразвукового удара, ультразвуком же удержать края, пока не установят титановые сваи. (изображает всем телом напряжение свай, изгибаясь дугой, как при кататонии)
Появляется группа строителей в спец.одежде, с лопатами во главе с капитаном. Поют:
Ты ночами укрывал сердца в облачную вату,
Вот морока: рыть канал там, где не воткнуть лопату!
Злится бедный капитан, и в отчёте нет ни строчки,
Ведь противится Титан нашей странной заморочке.
Но не дать обратный ход, с места этого не сняться,
Голоса незримых вод вновь мерещатся и снятся.
Может через месяц мук, подчинив себе потоки,
Мы построим акведук, даже не нарушив сроки.
Наши страсти — не беда, миг настанет непременно:
В трубах запоёт вода, счастье потечёт по венам
(Уходят. Чарли и Леонид снова вдвоем)

Леонид З.: Я помню, как, дрожа и потрескивая, по телу Титана прополз, оставляя след, наш невидимый змей, как хлынула в новое русло освобожденная из недр река. Нравилось ли планете это самоуправство? Титан мог уничтожить нас одной из своих безумных гроз или похоронить в свежем разломе, как первую метеостанцию. Он мог.
Чарли К.: God’s save. Но не сделал этого.
Летучий кот: Спаси Господь!
Леонид З.: На Титане не было кричащего разнообразия собственных животных и растений, потому что вод внешних почти нет. Но, помнишь, Чарли, мы нашли ещё два чуда. 
Чарли К.: папоротник-телепат?
Леонид З.: Да, и летучий кот.
Чарли К.: Та еще тварь… a motley beast!
Летучий кот: Чёрте-что и с боку бантик. (Колинз пытается поймать кота, тот кричит, вырывается, с криками прячется под стол)
Леонид З.: Папоротник внешне бесцветен, но достаточно представить любой оттенок, как титанический куст окрашивается в него. Страх, тоска или агрессия, учуянные папоротником, снова заставят его потускнеть. Я представил как-то цвет волос Марии Корс.
(выходит Мария Корс, изображает папоротник)
Чарли К.: Absolutely the same!
Летучий кот (выглядывает осторожно из-под стола): точь-в-точь!
Леонид З. Да, Чарли, очень похоже! Папоротник расцвел оттенками золотистой карамели!
Мария (недовольно фыркает и кричит): Тоже мне, доморощенный ландшафтный дизайнер! (Леонид и Мария улыбаются друг другу, берутся за руки и танцуют. Внезапно выпрыгивает летучий кот, нарушая движение пары, начинает танцевать сам).
Леонид З. А! Вот летучий кот. Размером он и впрямь схож с небольшой домашней кошкой. Отличают его только куцые лапки, тонкий острый хвост и увесистые мохнатые крылья. (пытается поймать кота, бегает за ним, Чарли смеется)
Кот поет:
Чья шкура густо пахнет чесноком, –
Тот я,
Кто на Титане каждому знаком, –
Тот я,
И у кого три пары челюстей, –
Тот я,
Кто от гнезда прогонит всех гостей, –
Тот я,
(музыкальный проигрыш)
Леонид З. Когда нам повезло поймать такого летуна, мы разглядели пятнистую морду, острый носик и глаза, похожие на ежевику. На удивление он не сопротивлялся, только удивленно вертел головой на все триста шестьдесят градусов, от него густо пахло чесноком, хоть хлеб натирай.
Кот (продолжает петь):
Я – летучий кот, я – клыкастый рот, маленький проглот.
Кто без труда тебе отхватит кисть, –
Тот я,
Кто видит в темноте и любит жизнь, –
Тот я,
Кто равно презирает снег и зной, –
Тот я,
Полегче! Отпусти меня… ой… ёй! –
Вот я!
Я – летучий кот, я – клыкастый рот, маленький проглот.
Кот и все остальные исчезают, свет гаснет. Леонид З. остается один в своей комнате. Сидит на стуле.
Леонид З.: Безобидное существо этот кот, и забавное, да, Чарли? Ты где, Чарли? (растерянно озирается, зевает). Хотелось бы понять, сколько их, чем питаются, как живут. Нам нравится их дом, да, Чарли?..
Свет гаснет
Сцена 3.
Танцпол. Клуб. Мария и ее подруга Анна пришли отдохнуть

Мария (растерянно озираясь, неуверенно себя чувствуя): Пятница… здесь на танцполе – почти как в космосе: всё сверкает и вращается. Парни и девушки в каких-то диких цветных скафандрах, искусственный свет играет веером стального оперения. Я опять стою неподвижно, среди всей этой публики. Танцевать – это просто: сердце вздрагивает в такт битам и движет твоим телом. Ты становишься маленьким сверкающим смерчем (пытается танцевать). Но почему я стою неподвижно?
Анна (смеется): Ей, мать! Проснись! Тут танцуют!
Мария: Давай отойдём (выходят на улицу).
Анна: Кругом одни психи.
Мария: Что ты знаешь о них? У нас в клинике одна женщина ищет в стенах прослушку. Обычная. У нее два сына. Она верит, что за ней следят, следят все.
Анна (крутит пальцем у виска): ну, ясно, что уж, ку-ку.
Мария: Анька, слушай, выбери из этого ряда то, что считаешь лишним: зонт, фуражка, пистолет и барабан.
Анна: Машенция! Я вытащила тебя оторваться! А ты опять… опять в своей голове! Ну… предположим, фуражка.
Мария: Почему??
Анна: М… Не издает звуков (смеется)
Мария (в сторону): Хм… Ну, дела… Наш доктор иногда предлагает сделать этот ментальный тест. Здоровый человек исключает зонт, его военным не выдают. Больной чаще всего выбирает фуражку, говоря, что фуражка не издает звуков! Могла бы Анька в перспективе занять место в нашем отделении, стать Марией Антуанеттой, чашкой с чаем или еще одной участницей экспедиции на Титан… (задумчиво) Э, нееет. На Титан я её не пущу.
Анна: Ну, подруга, рассказывай, как дела, что происходит в жизни?
Мария: (в сторону) А о чём ей рассказывать-то? Я в клинике уже пять лет. Каждый день как предыдущий. Утром просыпаюсь, пью кофе, прибираюсь в квартире, вытираю пыль. Ненавижу, когда пыльно. Пью кофе. Снова. Иду на работу. Там снова везде пыль…  (обращаясь к Анне) У меня работа, дежурства, смены. Ну, вот из недавнего. Есть у нас в геронтологическом отделении одна бабулька. Не шизофреник, просто психопатка, все понимает, наверное, ей нравится так жить. Достала она своим пением и кривлянием других бабулек по палате, перевели ее в отделение для буйных. Она кого-то там покрыла матом, пела не затыкаясь. Вечером больные собрались и засунули её головой в унитаз. Все выходные бабка была тише воды, ниже травы. Или вот еще, удивительный случай. Есть пациентка, которая тринадцать лет назад ослепла в аварии. Потом она съехала с катушек, в ней начали уживаться более десяти персон, разных по возрасту, полу и чертам характера. Так вот, прикинь, недавно одна из её личностей, юноша-подросток, начала э… начал?.. видеть! Начали видеть постепенно и все остальные личности, кроме двух. Но сама она оставалась слепой! Так вот, проверили энцефалографом. Когда она была собой мозг не демонстрировал электрическую активность на визуальные стимулы, а когда…
Анна: А…. Ну, блин! У тебя-то что? Именно у тебя?
Мария: Ну, тот парень… Инженер, кажется…
(стихает музыка, гаснет свет, освещена только Мария)
Леонид З. (внезапно появляется): Вы прекраснее, чем уравнение Дрейка…
Это формула, предназначенная для определения числа внеземных цивилизаций в Галактике, с которыми у человечества есть шанс вступить в контакт.
(на заднике демонстрируется формула: N = R*;fp;ne;fl;fi;fc;fm;L,)
Мария: …ничего себе, комплимент. Глупость, а мурашки по спине… Даже стало стыдно, что я не знаю ни про Дрейка, ни о том, что и зачем он решил. Инженер из восьмой… Говорят, он физик…
Леонид З.: Когда она входит, я меняюсь в лице. Иногда мне кажется, что я ее боюсь, а иногда…
Мария: Тьфу! Ну, нет… он же ненормальный! Чёрные, огромные глаза, как маслины, как черный кофе! И я ведь на работу стала ходить иначе… Маленькое черное платье, юбка-карандаш, черные чулки, корсет, — так, что трудно дышать, — бежевый тренч, ботильоны… Из-за него?
Леонид З.:
Щиток от шлема – нимб над головой,
И девушка по имени Мария,
Идёт одна по местности чужой…
На грунте белом – нежно голубые
Уже не зарастут её следы,
Из них забьют источники воды,
Прозрачнее, чем на земной отчизне,
Краснея, молчалива и скромна,
Та девушка… когда поймёт она,
Что для меня лишь в ней – источник жизни?
(Анна и Мария возвращаются в клуб, пытаются танцевать)

Анна: Подруга… ты сама рехнёшься так со своими психами.
Мария: Они не мои, Ань, и они не врут. Никогда. Сумасшедшие никогда не врут, понимаешь? Их люблю – это люблю, а боюсь – значит боюсь.
Анна: Ну, канэшно! Сегодня люблю, а завтра ты станешь тамагочи… или фейхоа…Милая! Они психи. Психи. От них всего можно ждать. А этот твой из космоса… я только о нем и слышу. Ты что … в него?
Мария: Прекрати!
Анна: О, Боже! Бедная!
Мария: Аня! Вот, что я делаю? Кто я? Мне двадцать пять. Я – медсестра. Я вижу людей, которые… их нельзя вылечить. А их используют как тему диссертации, студенты снимают их на телефон, так, как будто это макаки в зоопарке…
Анна: Ну да. Давай дружно сойдем с ума! Ага? Я, кстати, и пригласила тебя с ума сойти по-настоящему. Выпить, познакомится с кем-то… (Анна флиртует с парнем, танцует с ним и целуется)
Мария: Раз в две недели с кем-то, как ты?
Анна: Сволочуга ты, Маш! Лучше честно уметь развлекаться, чем запариваться на всём, как ты! Да… эти мальчики так… одноразовые, но зато мне хорошо. Все честно. Я – женщина. И хочу, чтоб и ты вспомнила, как это…
Мария: Я тоже женщина. Я, Ань, штурман корабля Исида – Мария Корс… (говорит в сторону). Нет, на корабль я тебя, дорогая моя, не пущу… Эта мысль меня не отпускает. (обращается к Анне) Ань, дай презерватив.
Анна: Да иди ты… психичка ненормальная… я тут для нее, а она…
Мария: Не, я серьезно, дай одну штучку. Ну… мне надо.
Анна (весело): Ты серьезно?? Посмотрите-ка не нее! Святоша наша… (далее Анна и Мария говорят одновременно) И чего ты с ним делать-то собираешься? На свечку наденешь? Маш, я тебе дам эту, как ты сказала, штучку, но сначала мастер-класс от меня…
Мария: …мне вдруг невыносимо захотелось иметь такую возможность. Нет, я не буду приставать к пациенту. Конечно, нет! Этика, мораль, безопасность, наконец. Но можно же просто помечать, повертеть в руках маленькие символ того, что мы можем с инженером быть вместе...

Появляется Леонид З., берет Марию за руку и уводит с танцпола. Анна его не видит и продолжает смеяться и танцевать.
Конец 2 действия
 

Действие III.
Сцена 1. На Титане Леонид и Чарльз гуляют по планете Титан

Леонид З.: Чарли, зачем мы на Титане? Начать заново? Устроить тут, типа, Землю номер два? Свободную от нашего цивилизационного дерьма? Чистую и открытую вам – русским, американцам? Бразильцам? Чтоб сделать Эдем?
Чарли К. (говорит с акцентом): Чушь собачья, брат! Эдем не делают. Он просто растет, типа, сам. А мы можем возненавидеть друг друга вдруг, понастроить чертовых бастионов. Белые против нигеров, иудеи против мусульман и еще кто-то против кого-то. Мы можем все сожрать, выкачать, украсть, загадить. Но есть то, чего мы не можем. Мы не можем не работать. На земле тоже работы по горло. Но там от нее бегаешь. Отпуск. Профсоюз, болезнь, депрессия, вспышка на солнце. Тут не до отговорок, здесь нет Шабата, поста, и Пасхи. Но сам Господь смотрит тебе в глаза и говорит: «Я дал тебе целую, новую планету! Делай что-нибудь, засранец! И уж лучше бы это что-нибудь было посерьезнее домика с оградой! Будь достоин нового! Желай Большего! Вперед и выше, мать твою так!
Леонид З.: (смеется): Ты не похож на Льва из Нарнии!
Чарли К.: (машет рукой): А… заткнись. Помнишь, сдох летучий кот? (выбегает кот и начинает комично корчиться в предсмертных муках, Чарли его прогоняет).
Леонид З:. Кыш! (кот убегает)
Чарли К.: У нас бы он сгнил, стал удобрением, нефтью, метаном. Потому что люди даже смерть заставляют служить своей выгоде. А тут его останки иссохнут, сгорят на солнце, и ветер унесет то, что осталось. На Титане все по-настоящему. Мы тут работаем.
Чарли К.: А ты читал, что в гештальтпсихологии многие предметы заменяют людей?
Леонид З.: Да, например, стул заменяет отсутствующего в комнате человека. Стул – это знак, след, который обозначил или оставил человек в пространстве интерьера. Стул – это самый человеко-образующий предмет мебели!  (переносит стул через всю сцену, садится на него верхом)
Чарли К.: Мы так часто заменяем себя предметами. Они реконструируют нас, говорят за нас.
Леонид З.: А это плохо?
Чарли К.: Нет. Это просто наивно, как в детской игре. А может, нам, действительно, удалось построить мир, где машина означает просто машину??
Леонид З.: Боюсь, что нет, дружочек…
Чарли К.: Почему это?
Леонид З.: Потому что мы нарочно окружаем себя символами и находим их даже там, где их быть не должно.
Чарли К.: И я тоже?
Леонид З.: Ну, а кто недавно говорил про папоротник и волосы нашего штурмана Марии? Человек такой… Для него даже гусеничный след на этой планете – это больше, чем просто гусеничный след…
Чарли К.: А титановые сваи и река, прорытая нами, это – не просто след, это символ нашего освоения, нашего самоуправства, нашего превосходства, нашей власти тут…
Леонид З.: Пошли, там вчера ваши какой-то фрукт вывели. Просто фрукт (смеются). Смесь местного кислого плода и земных яблок. Посмотрим, может ребята из Дерри уже намострячились гнать из этого фрукта чудную выпивку? Ирландцы, чтоб их черти взяли!
(выходят ирландцы, колонисты Титана и поют)
Ну, друзья, наполним кружки
И осушим половину.
На закате у опушки
Целовал я Адалину.

Поцелуи были грубы, –
То до стона, то до крика,
Как забудешь эти губы,
Сочные, как ежевика?

Была не была – гори всё дотла!
Была не была – ни горя, ни зла.

Если нам лежит дорога
Прямо в тёмное ущелье,
Пусть играет крепче грога
Молодое жизни зелье.

Станешь стариком беззубым, –
Будь проказником невинным,
Чтобы стали смерти губы,
Словно губы Адалины.

Была не была – ни горя, ни зла,
Была не была – гори всё дотла!
Сцена 2.
Кабинет корабля, слабое освещение.
Леонид З. (один сидит на стуле, говорит сам с собой): Одним земным вечером я рисовал Титан. На серо-голубой вязкой земле под моим дрожащим перышком послушно проступали трещины. Разбросала свои четыре локатора-отражателя, горящая и почти звенящая под расплавленным розоватым светом наша «Чебурашка» – Станция Титан А. В одной из палаток кто-то разбил кокос. Этот рисунок и теперь бы стоял передо мной, но на изумленную бумагу свалилась гигантская как осьминог клякса… Нет. Она тарантул. Огромным пауком она ползет на меня.
Кабинет превращается в палату. Включается яркий свет. Леонид падает на постель, его окружает Мария и Сергей Леонтьевич.
Леонид З. Этот паук вырос теперь в небе со стороны третьего иллюминатора. Исида жалобно вздрогнула. Черная дыра? Меня трясет… бьёт озноб. Какого? Какого черта умолк САП? Где все? Где капитан? Бежать. Куда? Просто бежать… Где я? Бежать…
Сергей Леонтьевич: Лёня… Леонид Зансон! – Вы узнаёте меня? Знаете, где Вы?
Леонид З.: Это наш кэп! Черт меня… головокружение. Какая странная каюта. Белая. Мой рисунок. Расчеты. Чем это воняет. Хлор? Господи. Что это за вспышки.
Сергей Леонтьевич: Его сейчас вырвет, – капитан спокоен.
Леонид З. (отплевывается): Сергей Леонтьевич… Где я? Почему на вас этот халат? Это вечеринка… Исида встретилась с чёрной… мы все…
Сергей Леонтьевич: Успокойтесь.  Вы инженер Леонид Георгиевич Зансон. Я ваш врач…
Леонид З.: Да, кэп… Сергей Леонтьевич…
Сергей Леонтьевич: Сергей Леонтьевич… дальше…
Леонид З.: Что?
Сергей Леонтьевич:  Как моя фамилия?
Леонид З.: Ваша фа… я не знаю…
Сергей Леонтьевич: Моя фамилия Селянин. Я Ваш лечащий врач.
Леонид З.: Мой… кто? Капитан. Это не смешно. Этого…
Сергей Леонтьевич: Вы поступили к нам… три года тому назад…
Леонид З.: Пос… тупил…
Сергей Леонтьевич: Вы в клинике.
(Леонид З. на кровати изгибается в дугу в кататоническом синдроме)
Мария: Лёжа в своей каюте, инженер видел старую больничную палату. В белом халате над его скованным кататонией телом стояли я, штурман Мария и наш капитан.
Сергей Леонтьевич: Никто не помнил того, как «Титан» сорвался со своей искусственной орбиты. Станцию унесло, как ветром уносит сухой лист. Впереди в темноте её ждало зияние зевающего Ничто. Звёзды рождаются из мрака, когда неуловимый нами звук оставляет в нём следы, словно упавший камень – круги на воде. Листик «Титана» уплывал в этот мрак, и тонкий свиток пространства почти незаметно сворачивался вокруг него.

Финал
Все герои выходят на сцену. Перевернутый стул, на ножки которого намотана пряжа огненно-рыжего цвета. Герои по очереди сматывают клубок, передавая его из рук в руки.

Леонид З. (встает с кровати): Они смотрели так, словно знали, что исчезнувшие с экранов всех радаров, вместе с ним сейчас летят прямо к сердцу будущей звезды, свет которой может быть виден кому-то прямо сейчас.

Всё умолкло… а над головами с утра кружит
Свежий ветер восточный, и день разгорелся яркий…
Смерти – смерть, шмель тяжёлый в траве голубой жужжит,
Беззаботная пара подростков гуляет в парке.
И земля остаётся землей, и водой вода,
С каждым шагом сильнее извилистый путь запутан…
Я на свете, как все, и куда мне, скажи, куда
Ты прикажешь идти? У кого поискать приюта?
Жизни – жизнь, я один, и не двинуться, не вздохнуть,
Даже новое, Господи, будет уже не ново,
Время шепчет, что всё образуется как-нибудь,
«Как-нибудь» –  это самое жалкое в мире слово.
Вот бы встретить случайно подобье знакомых глаз,
Тех же светлых, сияющих той поволокой влажной!
«Подождите, постойте, я, кажется, видел вас
В полусне и в бреду, только это теперь не важно…»