Лунная песнь моря

Илко жил со своей женой Маяне в маленьком чуме между суровыми морскими волнами и широкой тундрой, плоской, как спина камбалы. Всё в их жилище пропахло рыбой, дымом очага и шкурами животных. Кроме колкого северного ветра, редко кто заглядывал к ним в гости.

Илко был хорошим охотником и рыбаком, за это небо подарило его семье ребёнка. Маяне, женщина тонкая и хрупкая, как чаячья кость, очень болезненно вынашивала дитя — словно холодные призрачные духи земли отшептывали из неё жизнь. Она и сама становилась всё холоднее и прозрачнее, и в ту ночь, когда новорождённая появилась на свет, Маяне угасла, как угасает скупое зимнее солнце.

Наступила полярная ночь, в чум Илко стала приходить кормилица. Она прикладывала к груди девочку, которую назвали Ватане, и никогда не говорила ни слова. Только всегда, держа на руках ребёнка, покачивалась кормилица из стороны в сторону и напевала морские волны, холодный бриз и лунный свет, скользящий по снежной пустыне. Илко она сама напоминала тундру, укрытую медвежьей шкурой снега, под которой прячутся между мхами морошка и водяника, а в колючих кустарниках запутался то ли ветер, то ли след дикого зверя. Глаза её были прозрачно-голубыми, как тонкий лёд, да то и дело казалось, что он сейчас треснет и из-под него прольется само море. Илко боялся её, как боится простой человек прогневить духа стихии, но ради дочери не показывал виду.

Лишь однажды, когда кормилица впервые появилась в жилище Илко, она по-своему убаюкала ребёнка, поела предложенную пищу и, бросив на угли рыбьи кости, сделала предсказание:
— Когда твоя Ватане вырастет, за ней придёт богатый жених. Если хочешь, чтобы она ни в чём не нуждалась, отдай её ему. Но сейчас живёт твоя дочь на границе миров. Чтобы не ушла она раньше времени, в ту ночь, когда северный олень приносит в рогах золотую Луну, проводи обряд.

Кормилица ушла, а слова её остались лежать изморозью на остывших углях.

Прошло много зим и лет, Ватане выросла. Сама — хрупкая, как первая наледь, кожа белая как снег, волосы чёрные и густые, как полярная ночь, а в глазах цвета северного сияния отблески всех оттенков. Голос свой она как будто унаследовала от песен кормилицы, и, что бы ни произнесла Ватане, слышались за ним порывы ветра и разлив морской волны.

Каждое летнее полнолуние уходил отец на лодке от берега, доставал из сердца песню, похожую на рыболовную сеть, забрасывал её в море и вылавливал лунное отражение. Бережно нёс он его в руках к своей дочери, и она умывала своё лицо, отчего кожа её начинала сиять, что луна на небе.

Никто не приходил к Ватане свататься — все знали о предсказании, да не было в тундре богатых женихов. И вот однажды пришёл к чуму молодой человек. Высокий и сильный, как медведь, и назвался Сатако. Он принёс с собой дары — редкую рыбу, золото и драгоценные камни — и попросил отдать ему Ватане в жёны. Отец и дочь поняли, что предсказание сбылось, и, когда жених ушёл, долго прощались, вспоминали жизнь, дочь обещала часто приходить в гости, а в голосе её слышалось всё больше морской соли.

Договорились, что Сатако заберёт Ватане в октябрьское полнолуние. Как ни удивлялись отец с дочерью, но согласились, ибо верили предсказанию. Настал назначенный вечер, перед чумом захрустел снег, и на пороге появился жених. Ватане к этому времени уже нарядилась. Она повернулась к отцу, обняла его так, как порыв ветра прижимается к оленьей шкуре, скользнула по щеке морскими губами, и он заметил, как стала она теперь прозрачна.

Сатако взял Ватане за руку и повёл к морю, а отец не мог и с места сдвинуться, как будто прирос к нему. И слышал он, как море поёт и зовёт их, так же, как он сам пел в полнолуние, принимая эту песнь за свою собственную. И видел он, как за руку входили они по лунной дороге в холодную морскую воду, а она смыкалась за их шагами голубым ледяным покровом.

А наутро пришла в чум кормилица и обветренным голосом своим поблагодарила Илко за то, что он столько лет готовил дочь к жизни с её сыном — морским духом.