Наш сосед под седины замаялся волшебством...

Наш сосед под седины замаялся волшебством.
Говорить научился по-птичьи по по-кошачьи.
Привечал горностаев, кормил тишину овсом –
Тишина осторожно выглядывала из чащи.

Все вздыхали: “В твои-то годы всё это блажь.
Насушил бы брусники, да продал вразвес на рынке”.
Раздобыл где-то солнце: “На хлеб, – говорит, – намажь,
И срастутся в одно на душе лоскуты-обрывки”.

Желтолистая осень махала, звала на чай,
И мурлыкал туман, заклубившись в тепле у печки.
А сосед то и дело набрасывал невзначай
Белооблачный плед по ночам на сухие плечи.

Иван-чай над кирпичной печью его висел.
И сосед всё кряхтел, мол: “Дождётся меня старуха”.
Но вот третьего лета не стало его совсем.
Кто-то слышал - ушёл, кто-то видел - взлетел сипухой.

И все так же вертелись поутру в траве ветра,
И все так же стелились навзничь сухие листья.
И чего-то свербило от ночи и до утра,
Пока рыщут под окнами мыши, ежи и лисы.

А на новую осень невиданный урожай
Принесла золотая яблоня у порога.
Погляди на плоды: они светятся, как нажать,
И тепло, и защиту даруют в любой дороге.

И с тех пор, если вдруг кому-то совсем темно,
И живёшь вникуда, и не помнишь зачем и сколько,
То согреют плоды даже самой пустой зимой,
И в одно соберут, когда в сердце бренчат осколки.

Волшебство не растает, а спрячется между трав,
И сосед бестелесно сядет на месяц старый:
“Вот жена, полюбуйся: видать, был прав
Раздарил теплоты и, выходит, не прожил даром”.