ни день не задался ни вечер
до дома даже не дойти,
все расставания и встречи
суть лишь дистанции пути.
Оставив тапочки в палате,
в больничной бумазеи, злым
дождь мартовский, совсем некстати,
бомжом слоняется босым.
В чахотке улицы пожухли
на фотографиях края,
вот ракурс коммунальной кухни,
вот социального нуля.
Фасадных вывесок жестянки,
лжёт на ветру пустая медь,
вот политические пранки
в толпу подбрасывают снедь.
В урбанистическом полудне,
в желтушной кисее ночей
убоги праздники и будни,
бессмысленна возня теней.
Свелось свиданье к ставке очной,
всё так же выпирает из
провинциальной мглы барочной
казарменный конструктивизм.
Из прежних социальных зодчеств
в ходу опять пещерный быт,
наследие грехов и отчеств
и живопись наскальных плит.
За неимением иного
в культ первобытный вогнан срам
и ненавидимое слово
таится эхом по углам.
И в этом ужасе растленья
за сладострастьем виден страх
столь извращённого смиренья
от изощрённости в умах.
Настало время неживущих,
на утро кофе как закон,
существование и сущность,
нам предназначенных времён,
переживаются трагично
несовместимостью осей,
всегда приличествует лично
смущать пощёчиной гостей.
Латынь диагноза, отчасти
пугает докторский язык
с тех дней, к оскомине несчастий
когда ещё я не привык.
Над сутолокой згой казённой
нависла ледяная грусть,
не потому что быть казнённым,
а не прощённым быть боюсь.
Никчёмной обернулся данью
свиданья следственный подвал
всё потому, что расставанье
на расстоянье променял.
апрель 2021 года
Свидетельство о публикации №122102703403