Действуй
Формально он у меня преподавал введение в иудаизм, был когда-то на кафедре иудаики ИСАА МГУ такой предмет. Я пришла туда и с одним из студентов у меня завязался теологический диспут. Леонид Фридович решил нас разнять: и после лекции предложил мне остаться и поговорить. Я осталась и с этого момента началась наша дружба.
После зачёта мы не виделись, но я попросила его написать мне рекомендацию на ульпан и он согласился, несмотря на то что уже у меня не преподавал. Мы встречались на конференциях по иудаике, и меня всегда к нему тянуло, но общаться ближе не было повода. Но после 4 курса у меня случился конфликт с научным руководителем на истфаке и о том что случилось я рассказала именно ему. Столько поддержки сколько у него я в тот момент не нашла ни у кого: Леонид Фридович выслушивал все мои истерики и пытался помочь чем мог: присылал мне статьи и дополнительные источники, доказывающие мою правоту. Когда я его пригласила быть моим оппонентом, он сразу согласился, но к сожалению на самой защите присутствовать не смог: поехал на прощание с дорогим ему человеком. Но он прислал отзыв, который иронично назвал шедевром, в котором убеждал комиссию, что моя работа заслуживает самой высокой оценки. К тому времени и речи не было чтоб остаться на кафедре на родном истфаке не было: все понимали, что моя сфера интересов это еврейская история, а не славянских народов, а значит мне прямая дорога на кафедру иудаики в ИСАА. Тем более,что мое все более тесное общение с Кацисом, его толератное и уважительное отношение ко мне и моим интересам дало свои плоды: когда в ИСАА мне предложили его кандидатуру как научного руководителя я ни о ком другом и слышать не хотела. Несмотря на то, что общались мы после той лекции и до 5 курса немного: несколько встреч на конференциях и всё.
Но даже встречаясь только на них, мы общались искренне, без всякой дистанции как будто мы знали друг друга сто лет.
Став аспиранткой, я выдохнула: за мной никто не бегал, не напоминал: сколько страниц я когда должна была прислать к такому-то дню. Теперь бегать за научником я должна была сама. Может кому-то покажется, что он был пофигистом, нет, все что касалось его обязанностей как научника Кацис соблюдал свято: отвечал на мои звонки с просьбами о помощи даже тогда, когда до шабата (а он его соблюдал) оставалось десять минут максимум. Никогда не отказывал мне в помощи во всем, что касалось диссера и проблем около него. Когда мне срочно понадобилась публикация в сборнике конференций по иудаике, он без колебаний позвонил Виктории Мочаловой и статья была принята несмотря на то, что срок сдачи был закончен месяц назад. Он не боялся меня защищать, если кто-то пытался меня обидеть или выставить не в том свете. Учил меня никого не бояться и отстаивать себя.
Про безжалостность Леонида Фридовича к оппонентам ходили легенды. Многие считали его хамом или мерзким типом. И если кто-то думает, что его это не задевало, то он глубоко ошибается. Задевало да еще как...
Как-то я пришла к нему с каким-то очередным делом. Леонид Фридович был чем-то расстроен. Я естественно поинтересовалась, что случилось. Оказалось, что на него написали донос, в котором его назвали жидовской мордой. Я была поражена, что его задела такая мелочь. Мне казалось, что такой человек, как он не может обращать внимание на подобную ерунду. А его - задело. Просто он не показывал вида. И тогда до меня дошло, что все это хамство и показанная резкость были не более чем попыткой защититься, не показывать таким образом свою ранимость. Худо-бедно я его тогда успокоила, и после этого мы окончательно перестали общаться без какой-либо дистанции, хотя обращалась я к нему по-прежнему на Вы и по имени-отчеству...
Когда в 2014 году у него родился ребёнок, он был просто счастлив. Я занимаюсь биографией режиссёра Владимира Ворошилова и знаю, что во всех фильмах про него всегда говорится, что Ворошилов изменился в лучшую сторону, когда появилась на свет его дочь Наташа. Лично я в подобное преображение верю: когда родился Марк, Леонид Фридович просто светился от счастья и стал гораздо терпимее к окружающим. Я перестала слышать от него постоянные потоки желчи, что кругом одни враги. И честно говоря, я очень обрадовалась тому, что у моего научника есть жена и ребенок: значит он не одинок. Я помню, как мы даже как-то гуляли втроём: я, Леонид Фридович и Марк Леонидович.
Мы много что делали такого, что казалось немыслимым для отношений преподавателя и аспирантки. Мы могли встретиться в ресторане, выпить вина и петь там хасидские песни. Как-то мы ездили вместе в религиозный район Иерусалима, несмотря на то что я была в джинсах и футболке. Я помню: как я ему сказала, что боюсь, что меня там побьют или закидают камнями. На это мне было сказано: но ты же со мной... в итоге из района я выбралась, а какой-то религиозный еврей мне даже показал дорогу до трамвая.
Я могла ему рассказать все что меня волновало. Причём не важно связано это было с личной жизнью или с диссертацией. Для него не было проблемой, чтоб из-за этого я позвонила ему в пол двенадцатого ночи или за пять минут до шабата. Леонид Фридович соблюдал все и вся, но при этом подавал мне руку, хотя религиозный еврей никогда не подаст руки женщине.
Иногда я думала что ему на меня плевать, потому что он не отвечает на мои письма или звонки. Но когда я всерьёз начинала так думать, то в пять утра мне обычно приходило письмо на почту: посмотри и дальше шла ссылка по моей теме на статью или на что-то еще, и неизменная подпись: Л. К. Или же раздавался звонок и он сообщал мне что надо срочно прислать ему статью, потому что ее публикацией заинтересовался кто-то из его коллег. У меня даже была игра такая: я мысленно злилась на него, что он не берет трубку и говорила про себя, что убью его и почему-то всегда после этого он брал трубку.
Я не воспринимала его как почтенного профессора, хотя безумно уважала его за его фантастическую честность и умение отстаивать свою правоту. Помню, как он рассказывал мне что восстановил почти все псевдонимы Владимира Жаботинского. Леонид Фридович не хвастался, нет, просто это была такая степень увлеченности своим делом. Его находкам я радовалась вместе с ним, зная, что когда у меня будут свои, он порадуется со мной.
Мы могли разговаривать по часу, а то и дольше по телефону. Было сложно понять что к чему, но я научилась.
Последний раз мы говорили о нашей будущей встрече. "Да, дорогая..." ,- сказал он. Я всегда была для него дорогая... не Катя, не еще кто-то, а дорогая... "Позвони в понедельник, вторник и решим", - это было последнее, что я от него услышала.
Наши разговоры он всегда заканчивал фразой: действуй! После нее всегда хотелось сделать что угодно, она меня очень вдохновляла и хотелось перевернуть мир ради нашей общей цели...
Я не хочу верить... Я буду помнить...
Свидетельство о публикации №122102604240