Почему я не верю новостям или как меня лечили...

                Почему я не верю новостям
                или как меня лечили...
                (непридуманные рассказы).
               
                Рожденный во лжи, лжи не замечает.
                Афоризм.               

                Достоверную информацию для этого рассказа я собирал по крупицам, напрочь отметая «лапшу». В 2020 году я оказался на больничной койке в лучшей клинике города после трех операций на позвоночнике. После первой успешной операции я бросил костыль и уже мог бегать по коридору. Лечащий врач предложил дать интервью областному телевидению о чудесах нашей медицины в условиях пандемии. Я согласился. В 10-минутной речи перед телекамерой я выразил благодарность врачам и сказал, что за такой труд надо хорошо платить, а не держать бюджетников на МРОТе, а чиновникам и депутатам уменьшить их максимальные оклады, поскольку сидя в мягком думском кресле легче нажимать кнопки, чем стоять за операционным столом. Когда я увидел свое урезанное минутное интервью, где было сказано моим голосом всего пара предложений об успешной операции, я был удивлен. Дальше на моем фоне звучали слова диктора, как цитата из песни: «Все хорошо, прекрасная маркиза!» у нас в медицине в условиях пандемии. Уже тогда у меня появились сомнения, что наше телевидение, мягко говоря, искажает действительную информацию.
                По телевидению каждый день вещали, что за больными в клиниках отличный уход, что все надежно защищены от короновируса и т. д. и т.п. А все больные видели, как каждое утро приходящий с улицы медперсонал новой смены раздевался в своих подсобках и кабинетах. Никакой обработки, кроме мытья рук спецрастворами, которые, правду сказать, были в каждом коридоре и палате.
                А ведь медперсонал в общественном транспорте в часы пик наверняка мог на одежде пронести в клинику любую заразу. Кроме того, каждый из них мог сам быть носителем страшного вируса, ведь они перед сменой никаких анализов и мазков не сдавали.
                А если говорить об отношении к больным, то здесь будет больше минусов, чем плюсов. Были няни и сестры, которые быстро реагировали на просьбы больных и были к ним внимательны. А были и такие, которые все делали рывком с видом «Ах, как вы мне надоели!»  И днем, и ночью, особенно тяжелых больных, беспокоила громкая речь медперсонала и особенно громкие, как пушечные выстрелы, хлопки дверцами шкафов, в которых в коридоре и подсобках хранились медикаменты и белье для больных. Представьте, тяжелый больной, не спавший всю ночь, немного задремал. И вдруг «пушечный» выстрел в коридоре… Мне приходилось наблюдать, как няня брала простыни и одеяла из шкафа. Одной рукой она держит стопку простынок, другой толкает дверцу шкафа, у которой мощная пружина. Звук «пушечного» выстрела вам обеспечен. А если кто-то делал ей замечание, чтобы она придерживала дверцу рукой, следовал ответ: «У меня не десять рук!»
                Иногда кому-нибудь к вечеру становилось плохо от боли. Выпросить обезболивающий укол на ночь, если его не прописал во время утреннего обхода лечащий врач, часто было невозможно. И только если удавалось вызвать дежурного врача, больной мог получить с уколом спокойный сон. И еще одна проблема. Медперсонал не обеспечивал нормальный вентиляционный режим в палатах хирургического отделения, хоть в каждой палате был кондиционер. Двери во многих палатах были двухстворчатые и круглые сутки для удобства транспортировки больных были открыты. а окна в любое время открывали сами больные, устраивая сквозняки. В одну из августовских ночей кому-то в нашей палате стало душно, и он открыл окно, оставив его на всю ночь. Моя кровать стояла у самых дверей на сквозняке, и я утром проснулся с небольшой температурой. По инструкции всех больных с температурой отправляли в «красную зону» с подозрением на ковид.
                Так после второй операции, с четырьмя имплантами межпозвоночных дисков я был помещен в «красную зону». Условия в клинике комфортные. В каждой палате санузел с душем и плазменная панель. Раньше это называли «черным ящиком». И это «панельное» телевидение продолжало ежедневно показывать репортажи из «красных зон» страны по принципу песни, которую я уже цитировал. Кстати, «панельное» телевидение стало у меня ассоциироваться с панелью, на которой стоят женщины с пониженной социальной ответственностью. Я думал: или мне показывают репортажи с другой планеты, или я нахожусь на другой планете. Ибо условия, в которых я был, даже отдаленно не походили на то, что я видел по «панели». Мне раньше многие говорили, что ТВ и СМИ зомбируют общество, но я от этого отмахивался и не обращал на это внимания, а сейчас, когда это коснулось меня, я понял: мне врут. Что я увидел в «красной зоне».    
                Кормили отлично: фрукты ежедневно, котлеты и мясо высокого качества, салаты, запеканки, фруктовые и овощные соки, в полдник и после ужина кефир или ряженка. Правда все в пластиковых контейнерах, но и это правильно, чтобы не мыть посуду после ковидных больных. Пожалуй, плюсы на этом заканчивались. Обслуга заходила в наши пять палат по четыре койки только три раза в сутки на час – полтора: на завтрак, обед и ужин. Правда часов в 10 вечера приходила в «скафандре» процедурная сестра, чтобы поставить на ночь прописанный врачом обезболивающий укол или капельницу. Остальное время больные находились одни, закрытые снаружи на замок.   
                Мотивировалось это тем, что работают они в других отделениях и персонала катастрофически не хватает. Дозвониться по кнопке вызова или докричаться в другое время, особенно ночью, было невозможно. Моя проблема была в том, что мне после второй операции было запрещено вставать, сидеть и ходить, так как четыре импланта – диска между позвонками могли сдвинуться от нагрузки и выпасть. Персонал сразу заявил, что никто мне утки и судна подавать не будет, здесь в туалет все ходят сами. В отличие от других палат клиники, в «красной зоне» на пять палат был один маленький туалет в конце длинного коридора. Я до сих пор с ужасом вспоминаю свой первый поход в туалет. Я представлял себя Суворовым, которому нужно было перейти через Альпы. Выбрав момент, когда санитарка мыла пол в коридоре после обеда, подумав, что если упаду и сломаю внутреннюю конструкцию, будет кому вызвать врача или санитара и увезти меня в операционную. Подойдя на ходунках к двери туалета, я попросил санитарку открыть дверь.
              – Здесь все делают сами, – проговорила она, продолжая водить шваброй по холодному кафельному полу. Я потянулся к ручке двери и, поскользнувшись на мокром полу, вместе с перевернувшимися ходунками с грохотом рухнул на пол. Через несколько секунд, когда страх прошел, я попросил санитарку помочь встать.
             – Я сама недавно сломала руку, так что вставайте сами, сначала на четвереньки, а потом обопритесь на ходунки, – давала она мне советы. Потом уже я понял, что весь персонал боялся вступать в прямой контакт с ковидными больными. И еще я задавал себе вопрос: А пошел бы я, будучи здоровым человеком, работать в таких условиях. Ответа я тогда не нашел, радовался, что ничего не сломал и жаловаться никому не стал. Что интересно, но на тот момент ковида у меня еще не было. Сутки я был один в палате. У меня взяли мазок на анализ, поставили укол, и я на несколько часов заснул. К утру, как всегда, боль усилилась. Онемение ступней ног и боль в спине не давали покоя ни днем, ни ночью. Прописанный мне массаж в хирургическом отделении и другие процедуры в «красной зоне» никто не делал, а лечащий врач за три недели появился лишь один раз, чтобы я подписал бумаги для операции. Врачи, как и санитарки, и медсестры, боялись «словить» заразу.
                На следующий день ко мне в палату положили еще оного мужчину с подозрением на ковид. Он кашлял и чихал, тяжело дышал и беспокойно ходил по палате. Вечером я сказал процедурной сестре, чтобы между нашими кроватями поставили ширму, которую я видел в коридоре, а больного попросил не снимать маску. Сестра ответила, что бояться нечего, что наши кровати стоят в разных углах палаты и до меня ничего не долетит.
                Через день во время обеда медсестра мне объявила, что пришел мой отрицательный на ковид анализ. Я стал собирать вещи в пакет, думая, что меня переведут назад в хирургическое отделение, но сестра сказала, чтобы я не суетился и что нужно дождаться еще анализа моего соседа по палате, поскольку мы долго были в прямом контакте. Еще двое суток я жил на грани стресса, а когда пришел лечащий врач моего соседа и объявил, что у него ковид, я понял, что теперь долго не выйду отсюда. Потом я сказал врачу соседа, что у меня через три дня плановая операция по окончательной сборке и фиксации позвонков системой Легасси (два металлических стержня и десять шурупов). Он ответил, что с ковидом плановые операции не делают, но обещал передать моему хирургу мой вопрос. Вот теперь у меня был настоящий шок. Что делать? Звонить жене или дочери? Они сами были на грани срыва, когда узнали, что я в «красной зоне». И чем они мне помогут? Я решил вызвать своего хирурга и поговорить с ним. Двое суток я утром, в обед и во время ужина всем сестрам и санитаркам докучал своей просьбой пригласить врача. Они каждый раз говорили, что предали мою просьбу, но врач так и не пришел. А когда принесли мой повторный положительный анализ на ковид, я вдруг представил себя разобранным на детали аппаратом, для сборки которого долго ждут с завода новую деталь, а ее все нет и нет. Я понимал, что если начнется тяжелая форма ковида, меня отправят на лечение в больницу № 12, где есть аппараты ИВЛ, и пока не вылечат, мне никто не будет делать операцию. Но и двигаться, сидеть, стоять, ходить мне нельзя – выпадут импланты. А кто будет считаться с этим в той больнице? Это был тупик, из которого я не видел выхода. Мне даже приснился сон, что меня, как сломавшийся старый пылесос разобрали на детали, и видя, что починить ничего нельзя, ссыпали все в мешок и отнесли в мусорный контейнер. Я начал вспоминать всю свою жизнь, и в какой-то момент появилась маленькая зацепка.
               Я вспомнил преподавателя психологии Эльвиру Николаевну Горюхину, которая учила нас, студентов НГПИ, с помощью психологического тренажа управлять своим организмом. Утром, днем и вечером перед «сном», которого почти не было от тупой боли в пояснице и жгучей боли в ступнях, я внушал себе, что все мышцы расслабляются, что я не чувствую боли и что у меня нормальные температура, давление и сатурация – насыщение крови кислородом. При этом я реально представлял, как нас учили, каждую мышцу и уговаривал ее расслабиться. Я вспомнил, как после окончания института я занимался такими психологическими упражнениями несколько лет, а также опытами по выявлению экстрасенсорных способностей моей дочери. Мы делали это во время летнего отпуска на даче. Надо сказать, что несколько месяцев ежедневного угадывания задуманных мной карт из колоды начали давать положительный эффект. Каждую серию опытов мы фиксировали на бумаге, и к концу дачного сезона дочь достигла в угадывании карт некоторых положительных результатов, которые превышали 60 %, что нельзя было считать случайностью. Но дачный сезон закончился. Я приступил к работе, а дочь к учебе, и у нас не оставалось времени на эти упражнения. Но именно с того времени я усвоил, что если таким тренажом заниматься всерьез и долго, то можно достичь серьезных успехов. Не могу сказать, помогли мне эти упражнения или мой организм и иммунитет справились с болезнью, но короновирус я перенес в легкой форме. Каждое утро и вечер, перед тем, как приходила сестра мерить температуру, давление и сатурацию, я загадывал, что все будет нормально. Я даже называл перед замерами сестре цифры, которые очень часто совпадали или были близки к норме. А вот с острой болью удалось справиться не сразу. И это понятно. Операции были очень травматичны, и много мелких нервов, идущим к ногам, были повреждены или защемлены. Здесь лекарем было только время. Нужно было ждать пока эти нервы либо отомрут, либо восстановятся. Я с нетерпением ожидал третьей операции по окончательной сборке моего позвоночника, после которой можно будет вставать и ходить.
               Как-то процедурная сестра вечером сказала, что завтра будут брать повторный мазок на ковид. Я пошел на хитрость, чтобы вырваться из «красной зоны». Утром следующего дня я обильно смазал вифероном губы и внутреннюю поверхность рта и носа, что категорически запрещалось. Пришла сестра, взяла мазок, и я стал с нетерпением ждать результата. Моему соседу по палате стало хуже, и его увезли в другую больницу, где были аппараты ИВЛ. Через пару дней пришел отрицательный результат. Меня перевели в хирургическое отделение и стали готовить к третьей операции.
                После операции меня снова отвезли в «красную зону», как мне сказали, на карантин. Через две недели у меня вновь взяли анализы на ковид. Там я опять применил свою процедуру с вифероном, и был выписан под наблюдение врача поликлиники. Я до сих пор не уверен помог ли мне психологический тренинг или у меня достаточно сильный иммунитет, но короновирус я перенес в легкой форме.
                Прошло два года после операции. Я прошел три реабилитации в этой же клинике. Сейчас я хожу по квартире, выхожу на площадку рядом с домом, занимаюсь на тренажерах, летом гуляю по дачному участку, дышу свежим сосновым воздухом. А для себя сделал вывод: свое здоровье нужно делать самому. А врачи нужны, чтобы выписать рецепт и оформить документы на инвалидность. А новости по «ящику» я смотрю очень редко, и когда вижу, как какой-нибудь комбайнер говорит с экрана, что в хозяйстве все хорошо, и вся техника исправна, я вспоминаю мое интервью из клиники и понимаю, что действительность далека от репортажей.

      P.S.    Как меня выписывали.
            У моих читателей может сложиться мнение, что в этой клинике все плохо и там нет хороших внимательных врачей. Это не так! Поэтому я решил дополнить свой рассказ.
            Выписали из клиники меня 28.09.2020. Из трех месяцев почти половину я находился в «красной зоне». С 06 по 26 августа мне было сделано три высокотехнологичных операции на поясничном отделе позвоночника. Все говорили в клинике, что мой лечащий врач ас в этих технологиях. Между пятью позвонками вместо изношенных дисков были установлены пластиковые импланты, а сами позвонки были зафиксированы двумя металлическими стержнями и десятью шурупами, вкрученными в позвонки. У медиков это называется системой Легаси.
               После каждой операции меня на каталке привозили в другую палату. За три месяца я сменил шесть палат. Находясь в палатах, я обратил внимание на то, что при утренних обходах всех прооперированных пациентов обходили лечащие врачи – хирурги. Они справлялись о состоянии больных и говорили, что можно и чего нельзя делать. За неделю до выписки все врачи давали рекомендации по ношению корсета и приглашали мастера из корсетной мастерской при клинике для снятия размеров. Корсеты делались индивидуальные. Мой врач заходил редко: обычно перед операцией для подписания документов и на следующий день после операции. Когда я спрашивал у медсестры, почему мой доктор сегодня не был на обходе, мне отвечали, что он ведущий хирург и занят на операциях. И я понимал это. Но то, что произошло при выписке, возмутило не только меня.
               В пятницу 25 сентября моя дочь позвонила в ординаторскую и спросила у моего хирурга, когда меня выпишут. «Сегодня оформлю документы, приезжайте в 16 часов», – ответил доктор. Около четырех часов дня дочь подъехала к клинике и позвонила врачу. Ей сказали, что он уже ушел домой. Сегодня не принято в среде врачей давать свой номер телефона пациентам. Дочь позвонила мне и спросила: «Что делать?», я сказал, чтобы она забирала меня, что очень устал от шума и больничной палаты, а документы можно забрать потом. Было немного обидно, что врач забыл про меня. Я часто видел, как доктора в день выписки дают пациентам рекомендации: сидеть нельзя, три месяца носить корсет, какие можно делать упражнения. Иногда я видел в окно, как некоторые врачи сопровождали пациента в коляске до машины. Мой доктор не проводил перед выпиской никакого инструктажа и ничего не сказал, что нужен корсет. И даже в понедельник 28 сентября, когда дочь приехала в клинику и позвонила ему, он сказал, что документы можно забрать на первом этаже главного корпуса у вахтера. И только когда дочь привезла документы домой, из выписки я узнал, что можно, а что нельзя. Про корсет было написано, что носить его три месяца. А какой и где его взять, мне было непонятно, и мы с дочерью опять позвонили в ординаторскую. Доктор ответил, чтобы мы измерили размеры в пояснице и бедрах портновским сантиметром, а в аптеке корсет подберут по размеру.
               Некоторые друзья меня спрашивают, почему я не стал писать жалобы в департамент или руководству клиники. Отвечаю: я два раза в год прохожу реабилитацию в этой же кинике бесплатно по полису медицинского страхования. Следующая реабилитация у меня в ноябре 2022 года. Надо сказать, что предыдущие три были очень полезными. В этом отделении очень грамотные и внимательные врачи и специалисты по лечебным процедурам. А теперь представьте, как они отнесутся ко мне, если я напишу жалобу…
            

               P. S. S.   Я до сих пор не могу понять: мне не повезло с лечащим врачом или он действительно очень занят как ведущий специалист клиники?
            



26.10.2022 г.
                Рисунок автора.