Война и мир. гл. 1-3-12в и 1-3-13а

1-3-12в

Он вспомнил прощанье с отцом и женою,
Он вспомнил к ней первое время любви,
И все эти мысли над личной судьбою,
Давили всё время какой-то горою,
И будоражили чувства в крови.

Он в нервно-взволнованном личном порыве,
Настала хотя уже ночь на дворе,
Но вышел из дома с душою в надрыве,
С каким-то несчастным изгибом в судьбе.

Да, завтра не будет всех воспоминаний,
Да, завтра — покажет, что сделать могу,
Сраженье спасёт он своим пониманьем,
И все перед ним будут просто в долгу.

Сраженье идёт, но конец уже близок,
И это, конечно, печальный конец,
Но толк от команд руководства столь низок,
И полный разгром наступил, наконец.

Но вот долгожданная счастья минута,
Он твёрдо и ясно даёт им свой план,
Сам в роли Кутузова, видит он будто,
И он, император, одобрил всё сам.

Они — в восхищении верностью мыслей,
Никто не берётся исполнить его,
Тогда берёт полк он так лестно и бы;стрей,
Но, чтоб не мешал бы исполнить никто,

Ведёт лично войско в опасную зону,
Противник, не ждавший столь дерзкий маневр,
Подвержен мгновенно большому урону,
Тем самым и рвёт у него главный  нерв.

Один он вершит долгожданную битву
И полной победой её над врагом,
А смерть и страданья людей, их молитвы,
Ему теперь как бы уже — нипочём.

И в битве за битвой приносит победы,
И он, не Кутузов, уже — как главком,
И кончились наши российские беды…
А что будет дальше, что будет потом?

Знать трудно мне это, хочу только славы,
Одну только славу, людскую любовь,
Потока любви, этой жизненной лавы,
Играла бы вечно сумбурная кровь.
 
Андрей вдруг очнулся от этих сравнений,
От этих несбыточных мыслей и грёз,
Ведь утром уже — череда тех сражений,
Где он свои планы в сраженье не внёс.

1-3-13а

Всю ночь Ростов с его же взводом
Провёл во фланкёрской цепи,
Они попарно словно кодом
Ту цепь охраной стерегли.

Верхом, как командир отряда,
По этой линии цепи,
Он ездил, проверяя ря;ды,
Но сон связал, как на цепи.

Один отряд Багратиона
Был впереди всё той цепи,
А позади — виднелась зона:
В тумане — армии костры.

Мелькали будто огоньками,
Он думал, лишь блестит в глазах,
Сквозь сон виденья возникали,
Как будто бы на тормозах.

Глаза смыкались, представлялось:
Пред ним Денисов, государь,
Москва, бывало, вспоминалась,
Как отдавая жизни дань.

Глаза вновь открывались сами,
Он видел лошадь пред собой,
И чёрных лиц гусар с усами,
Чуть наезжал на них порой.

И вновь мерещился, как случай,
Навстречу едет государь,
И он, манерою могучей
Ему указывает даль.

Даёт ему он порученье:
«Езжай, узнай, и что, как там?»
А после принял он решенье,
При нём остаться по делам.

Его к себе как бы приблизил…
«О, как бы охранял его!
Я честь свою бы не унизил,
Отдал бы я себя всего!»

Ростов, проснувшийся от крика,
Чуть вздрогнул и открыл глаза:
— Где я? В цепи я… но крик дикий,
Угрозой пахнет от врага.

Опять наш эскадрон в резерве,
Опять досада для души,
Опять мне это портит нервы,
Опять — победа, как в глуши!

Нет, в этот раз не в ожиданье
Победу буду я встречать,
Не потерплю я оправданий,
Мне чтобы было, что сказать.

Объеду вновь я цепь гусаров,
И генерала упрошу,
Мне ждать победу, чтоб недаром,
В своих руках я принесу.

Встряхнув поводья, тронул лошадь,
Казалось, стало чуть светлей,
Стремленье в бой — себе на помощь,
А ожиданье — веселей.

Вновь объезжая стан гусарский,
Под мерный шаг его коня,
Он вспомнил взгляд, тот самый царский,
Зажёг любовь к нему не зря.

И с этой въедливой любовью,
В ночном дозоре и верхом,
Здоровый сон как будто болью,
Вновь овладел его умом.

Почти склонив главу на шею
Его прекрасного коня,
Сквозь дремоту неслись, как тлея,
Его бессвязные слова.

Внезапно стали слышны крики,
С французской, вражьей стороны:
« О боже, что ещё за трюки
Посыпались «на счастье мне».

Они усилились мгновенно
Всей многотысячной толпой,
Для подкрепления, наверно,
Зажглись огни, как целый рой.

Шум становился всё сильнее
И перешёл в протяжный гул,
И стало ясно и виднее —
Какой-то вражеский разгул.

Уже — отчётливее звуки,
Слышны отдельные слова,
Военной вопреки науке,
Там оказался стан врага.

Не делая, при этом, тайны,
Зажглась вся местность «в огоньки»,
И, даже, как и случай крайний,
Слышны и чёткие крики;.

«Виват, виват, наш император!»
С него исчез мгновенно сон,
Для них ОН стал — организатор,
А, также, и катализатор,
И каждый был в него влюблён.

Спектакль, как выстрел, всё вниманье
Привлёк на яркие огни,
И руководство с пониманьем:
«А где они и где свои?»