Шрам

Отражается зверь. В нем уставшая скука
проступает сквозь брошенный в зеркало взгляд.
Ни охоты, ни дичи, одна только мука
за облаенный рай и приглаженный ад.

Пустота пустоты заполняет собою
части части, что целым не станут никак,
а над тёмной планетой изысканно воют
одичавшие тени домашних собак.

И, казалось бы, вроде, ну кто уж роднее!
Дарвинизм расписал всё по предкам, но вот -
твой сородич подставил мохнатую шею
и его на цепочке двуногий ведёт.

Ты рычишь, наполняя вселенную волей,
и ведя ошалевшую стаю во мглу,
а вокруг получатели мяса с застолий
изгаляются вновь за подачек иглу.

И тебе-то понятен мотив приручённых,
хоть и крайне противен на уровне сна
о моменте, когда ты вздохнёшь облегченно
на пороге зимы, за которой весна,

что питает рождённые зеленью дебри…
Что тут спорить о целях? За ними лишь рык
озлобленного гоном без пассии вепря,
обречённого жить не эпоху, а миг.

Только ты-то - не он. Ты - рассудок свободы,
изменяющей смыслы оград и дворов,
столь убогих на фоне тоски небосвода,
что придуман был кем-то из первых волков.

Да, в лесу, несомненно, с питанием хуже,
но зато и свободней ведь, черт побери!
Почему же им так не по-зверьему нужен
стал хозяин с душком полубога внутри?

И ответ не найти, коль, по сути, он нужен
лишь затем, чтобы ясность исчезла навек
в этой мёртвой от истовой жадности стуже,
превращающей дождь сотворения в снег,

что покрыл эту волком рождённую сказку
о возможности поля свободы для тех,
кто не верит в реальность любви по указке
продающего жаждущим рабства успех.

Значит снова рычать. Значит снова кусаться.
Значит снова плевать на возможность пожрать.
Потому что спасать - означает спасаться,
чтобы после себя на себя обменять.