Последний рейс на Земле

…Он ничего не понимает – корабли
Имеют сердце и возможность выбирать
И, погибая, улыбаться…
Земфира

…Человеку, потерявшему всё,
потерявшему столько, что ему
уже всё равно, что он делает
с остальным миром.
(Рэй Брэдбери, «Коса»)



Бескрайний Атлантический океан ласково качает белый круизный теплоход. На его борту золотом переливается латинская надпись «TERRA». Она несет в загадочное путешествие по лучшим морским курортам богатых и счастливых людей. Вот они гуляют по палубе – элегантные мужчины и нарядно одетые женщины. Их симпатичные дочери пересмеиваются с кавалерами – очень достойными молодыми людьми из хороших, обеспеченных семей.

Terra. «Земля» по-латыни. Мы согласились идти на ней, думая, что за заграничный рейс хорошо заплатят, хотя плавание обещало быть нелёгким… Тому, кто должен кормить семью, выбирать не приходится. Снаружи этот теплоход, прежде носивший легкомысленное имя «Красотка Долли», действительно был красив. Но внутри у него – старые, выработавшие свой срок паровые машины, требующие хорошего и дорогого ремонта, а при них, в адской жаре и грохоте – усталые и полуголодные моряки, кое-как поддерживающие всю эту махину на плаву и в движении, делающие всё возможное, чтобы гуляющие по верхней палубе и развлекающиеся в ресторане пассажиры первого класса не взлетели на воздух.

Мы нанялись в этот рейс и поднялись на борт. Но когда нам объявили, что плата составит вдвое меньше обещанного, мои товарищи взбунтовались. Одни требовали возвращения в порт, чтобы сойти на берег. Другие кричали, что плата должна быть такой, какая им была обещана при найме. На те гроши, о которых нам объявили, ни один матрос не согласился бы. Но капитан поступил хитро – он послал радиограмму в пароходную компанию, будто бы за тем, чтобы посоветоваться с хозяином, а нас уговорил разойтись по местам и подождать день-другой, пока придет ответ. В ближайшем порту тех, кто громче всех возмущался, списали без расчета на берег – капитан поклялся нам, что ни одно судно не возьмет на борт таких «мятежников». А нас, остальных, силой загнали в трюмы – чтобы не попадались на глаза пассажирам. Через пять дней мы зайдем в следующий порт, и там они наберут новых матросов – это будут европейцы, и получать они, по слухам, будут на порядок больше нашего…

…Не знаю, сколько дней или недель мы провели в грязных, заваленных тюками трюмах, не видя солнца, свежей пищи и чистой воды. Я украдкой писал этот дневник огрызком карандаша на куске замызганного картона, с трудом различая буквы.
Когда мы пришли в порт – уже не знаю, в какой – нам, так долго не знавшим солнца и свежего воздуха, разрешили подняться на нижнюю палубу. Оттуда я увидел берег и здания порта, и среди грузчиков, таскавших на борт мешки и ящики, узнал своего знакомого. Улучив минуту, мы с ним разговорились, и я услышал ужасные известия.

Как я уже говорил, когда надо кормить семью, выбирать не приходится. Мне же нужно кормить жену, которая недавно родила нашего славного сына и еще слишком слаба для той тяжелой работы, которую предлагают женщинам в нашем городе. И наш маленький сын нуждается в молоке, которого слишком мало в груди его вечно голодной матери. Моя старшая дочь должна бы ходить в школу, но ей уже четырнадцать и она работает на фабрике. И всё же её жалкого заработка не хватит, чтобы прокормить всех троих. А я – матрос, и моё дело – ходить в море. Этому я посвятил всю жизнь и этим зарабатываю свой хлеб. Трудный и горький хлеб.

В далёком порту повстречать знакомого – всегда радость, но эта встреча лишила меня остатков покоя. Я узнал, что почти сразу после моего ухода в это проклятое плавание жена, не успев оправиться от родов, тяжело заболела. Врач не пришёл к ней – в ту жалкую, холодную комнату, где мы жили. Всё равно заплатить ему было нечем, и купить лекарства было бы не на что – на последние деньги нужно было покупать еду для малыша. Моя бедная жена, промучившись несколько дней, умерла. Как только её труп унесли на кладбище для бедных, хозяин комнаты, в которой мы жили, потребовал плату вперёд – и дочери нечем было заплатить ему, ведь фабричные работницы еще не получили зарплату. Хозяин приставал к ней и говорил, что в публичном доме она заработает настоящие деньги, а потом обесчестил. Моя дочь убежала, и никто не знает, что с ней. Никто не знает и, куда делся ребенок – мой сын. Может быть, она взяла его с собой, а может, он умер от голода. И моя бедная дочь скитается где-то по улицам или, вняв злым советам хозяина комнаты, она пошла туда, где можно заработать лёгкие деньги, продав свою совесть?

Сам не свой от услышанного, я бродил по теплоходу. Мы уже собирались отчаливать, когда я увидел среди пассажиров первого класса, торопливо поднимавшихся на борт, хозяина ткацкой фабрики из моего города.  Он отправился в путешествие и был вполне доволен своей жизнью. Так вот куда пошли деньги, заработанные девушками с фабрики, моей дочерью! С хозяином фабрики беседовал холеный, лоснящийся офицер – начальник полиции. Той самой полиции, которая избивала моих товарищей прямо на борту «Терры», той полиции, которая стреляла в забастовавших докеров. Они болтали и смеялись, как старые друзья. Чуть поодаль от них бродили и любовались закатом богатые промышленники, торговцы. Кажется, я видел даже одного бывшего члена правительства. Все они веселились.

А рядом со мной, не выдерживая непосильной работы, умирали мои братья – матросы. Их тела, засунув в мешки, по ночам сбрасывали в море, точно это были отбросы с камбуза. А до наступления ночи они должны были лежать рядом с нами, чтобы не беспокоить пассажиров.

На рассвете следующего дня я подошел к машинам и внимательно всё осмотрел. Они такие старые, что долго всё равно не выдержат – но для меня каждый час, каждая минута были невыносимо долгими. Один мой товарищ, которому я рассказал всё, понял, что я делаю. Он хотел остановить меня, но теперь и сам морской дьявол не смог бы этого. И тогда он попытался меня спасти. За какую-то минуту до взрыва он спустил на воду шлюпку и бросил меня в неё. Сам он спастись не успел…

И вот я плыву на крохотной спасательной шлюпке, а вдалеке догорает, погружаясь в воду, красотка «Терра». У меня ни воды, ни пищи, ни надежды. Меня ждёт еще более страшная смерть, чем досталась моим товарищам. Голова кружится, океан качает меня, и мне кажется, будто вся Земля – это огромный круизный лайнер. На верхней палубе весело – там радуются жизни богачи: крупные промышленники, самые богатые торговцы, их нарядные жёны и красавицы-дочери. На второй палубе плывут кто похуже – мелкие дельцы, полицейские офицеры, продажные журналисты. Третий класс, нижняя палуба – это наемные служащие, учителя, те работники, что поставляют сырье для пассажиров первого класса. А в самой глубине трюмов, скрытые от людских глаз, находятся те, кто отдаёт свои силы, здоровье и саму жизнь для того, чтоб работали судовые машины, чтобы корабль мог двигаться, чтобы пассажиры на верхней палубе могли веселиться, пить вино, танцевать. Это мы – рабочие, мы не мусор и не отбросы, мы люди. Мы задыхаемся от жара старых котлов, умираем от тяжкого труда, страдаем от голода… Нас не видно, но мы есть. Машины судна под названием «Земля» по-прежнему в наших руках…