Меня здесь нет

Казаться «быть» — то самый тяжкий грех.
Меня здесь нет. Я где-то в темноте.
Я затерялся в липкой пустоте,
Ища ответ: что я за человек...?

Вновь задыхаясь от тягучей боли,
Теряю в глубине ту часть себя,
Что быть могла мозаикой лица...
И примеряю маску чуждой роли.

Кружась, как в танце, ломанная кукла,
Быть не способна хоть чуть-чуть живой.
Она смеётся, быть пытаясь мной,
Но вновь и вновь не издаёт ни звука.

Кто рисовал кривую ту ухмылку?
Она похожа на немой оскал.
Глаза пусты — озёра среди скал.
Создатель точно совершил ошибку.

Спина пряма, дрожит, как на ветру.
Она лишь ствол поваленных древес;
И в темноте её сгибает бес,
Как глину мнёт, дивясь чужому сну.

А что до сна... то там лишь темнота.
Вот в столп из света въехал манекен.
Хоть одевай, хоть раздевай... никем.
Никем он был, и будет. Красота!

Он создан был и слеплен вот таким.
Лицо рисуй. Вот — на, держи гуашь.
И, даже если, душу ему дашь —
Он вряд ли станет кем-нибудь другим.

И вот, проснувшись, к зеркалу иду.
Казаться «быть» — то самый тяжкий грех...
«Мне кажется... Я вроде “человек”.», —
С сомнением себе же говорю.

Искать себя, иль примерять вновь роли...
Я так устал, что тошно вспоминать.
Глаза закрыв, вновь тьму начну впускать
В хворое сердце. День утопает в боли.