Сергей Владимирович Соловьёв - поэт

МИХАИЛ АБЛАЕВ. «СЕРГЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ СОЛОВЬЁВ – ПОЭТ».


Мне трудно, но удивительно благостно о нём писать. Сергей Соловьёв – мой любимый человек, «старший брат» и не то чтобы учитель в поэзии, но моя судьба, которая смотрит и действует откуда-то сверху. Он мой «тотем» в самом лучшем, божественном смысле…
В декабре 1987 в Историко-Архивном учредили Литературные кафе, на первом из которых, проходившем под руководством нашей любимой покойной Евгении Платоновны Маматовой, я блестяще выступил со своими песнями. На второе Кафе, собираемое, как ни странно, в нашей столовой, я также пришёл с гитарой. Выступала редакция «Сельской молодёжи» во главе с прогрессивным Попцовым, с которым я и договорился о своём выступлении, хотя он меня и обманул, а возможно, засобиравшись, забыл. После Вячеслава Пьецуха вышел удивительный молодой человек (ему тогда было 28 лет, на десять лет меня старше), яркий красивый еврей, могший сойти как за сына Юрского, так и за сына Баталова. Он начал вдохновенно, экстатически читать, и я в него сразу влюбился, однако, как зовут этого поэта, я так и не узнал.  Я помнил его и вожделел найти эти стихи. После армии я счастливо натолкнулся на них в альманахе «Зеркала», и узнал Сергея Соловьёва.
Я процитирую полностью:

«Это узкая улочка в теле твоём,
это выход в астрал через спуск и подъём,
это трепет томленья, улики лакун,
это в терпкой ворсе чернослив и лукум,
это сонмы очнувшихся ангелов: «Пить!».
это кислый кизил, увлажняющий путь,
это южная ночь, это лунная течь,
это каплющий воск на затылок со свеч,
это воск, затекающий в грудь и стопу,
это нож в животе, это жаркий Стамбул,
это мир шпионажа, парад двойников,
это жмурки ужимок и цокот подков,
это спазмы соблазна, испуга и сна,
это тмин и корица и хвоя и хна,
это гул механизма на выдох и вдох,
это в солнечных брызгах пульсирует мох,
это поршень, качающий пламя из пор;
через ноздри отводится кольцами пар,
это кузница уз, это козней разгул,
это праздник гримас, это лаз-вельзевул,
это стоны кувалд и кикиморный смех
ледяных молоточков с оглядкой на мех:
вдох -  и прянут, и вскрикнут от жара меха…
И ангел забьётся на гребне греха!»

Согласитесь, прекрасная «пьеса» коитуса! Произведение настолько великое, что язык не поворачивается говорить о каком-то «метареализме», подводить стилистические рамки…

Собственно книгу его я купил спустя несколько лет, уже в период реформ. Это – избранное под заголовком «Пир», издания Николаев-Симферополь. Так вот повезло! Но содержание меня, признаться, разочаровало. Постараюсь сказать что-нибудь о том, что я в ней сейчас «вылистал».

Содержание её так сказать «пятнисто»: от причудливо-складных поэз до абсолютного метареализма, который «без словаря» читать невозможно. Летом 2016 года я даже выбрал стихи для песен: «Во фразе: я тебя люблю…» и «На мизинце её…» - песни получились хорошие! Сегодня я тщательно пытался дочитаться до остального, как пример могу назвать «Сны богомола», конец которых меня поразил в хорошем смысле:

«и сплетаются две лесбиянки
Длинноногие – жизнь и смерть»

Книга наполнена яркими поэтическими образами, например:

«Его взгляд закавычен ушами.»

Или:

«Расплетаются света  косицы.
Разбегаются зайцы минут».
(«Человек – это чучело речи...»).

Или вот такой «неизъяснимый» шедевр, о котором не скажешь, что автор «шифровал» его метафорически:

«Меж губами свет, как меж ставнями.
Вот и свифтовская Лапута.
Будто букву в тебе переставили:
элеаты шли – алеутами
возвращаются. Под наив
в этом глухонемом рапане
Млечный Путь – узелки твои,
стянутые на память.
Спи. Всё ниже Медвежий Ковш.
Сон прозрачен, пока невнятен.
Ты подрагиваешь, как нож,
погружаясь до рукояти.»

Вот он, тот «сельский» возвращается ко мне, но уже не человеком-гением, а неким выдуманным инопланетянином. Ангелы, поверьте, так говорить не умеют!


А. Михаил. 14 октября 2022 года.