Прогулка длиной в час и два

Первый час.

Неспокоен. Пожар рябин. По пятам крадётся город, и из груди льётся песня, точно к Самайну гимн, пестуя разнозвучьем тревог октябрь. Я ступаю в него, и за шагом шаг крутит лезвие льдистое, не дыша, прочий мир, погрузившийся в слякоть.

А на лезвии память горькая крепко спит, ей поручено кем-то меня спасти, не сказали, что сердце спрятано, взаперти. Не сказали, что цена за то — стихший ритм. Я совсем ничего не знаю. Не менять монеты нам на покой, во снах слышится часто звериный вой, и прогулки только сбивают в стаю (по асфальту ногами да по воде).

Час второй.

Помню лес в цвету, тишину и зной, как мечтали однажды попасть домой, хотя дом возили — каждый — всегда с собой, никому его нигде не доверяя. Говорят, раскрывший рёбра идёт вперёд: так идут напролом в тумане. Пусть зима за любым из таких поёт на этом невесёлом балагане.

Настроение выкрав у охры улиц, я загляну за кофе. И тогда смогу признать: с косою разминулись. Всё остальное (веришь?) ерунда.