На том конце замедленного жеста...

Тем летним снимком: на крыльце чужом,
как виселица, криво и отдельно
поставленном, не приводящем в дом,
но выводящем из дому. Одета

в неистовый сатиновый доспех,
стесняющий огромный мускул горла,
так и сидишь, уже отбыв, допев
труд лошадиный голода и гона.

Тем снимком. Слабым остриём локтей
ребенка с удивленною улыбкой,
которой смерть влечет к себе детей
и украшает их черты уликой.

Тяжелой болью памяти к тебе,
когда, хлебая безвоздушность горя,
от задыхания твоих тире
до крови я откашливала горло.

Присутствием твоим: крала, несла,
брала себе тебя и воровала,
забыв, что ты - чужое, ты - нельзя,
ты - Богово, тебя у Бога мало.

Последней исхудалостию той,
добившею тебя крысиным зубом.
Благословенной родиной святой,
забывшею тебя в сиротстве грубом.

Возлюбленным тобою не к добру
вседобрым африканцем небывалым,
который созерцает детвору.
И детворою. И Тверским бульваром.

Твоим печальным отдыхом в раю,
где нет тебе ни ремесла, ни муки,-
клянусь убить елабугу твою.
Елабугой твоей, чтоб спали внуки.

Старухи будут их стращать в ночи,
что нет ее, что нет ее, не зная:
«Спи, мальчик или девочка, молчи,
ужо придет елабуга слепая».

О, как она всей путаницей ног
припустится ползти, так скоро, скоро.
Я опущу подкованный сапог
на щупальца ее без приговора.

Утяжелив собой каблук, носок,
в затылок ей - и продержать подольше.
Детёнышей ее зеленый сок
мне острым ядом опалит подошвы.

В хвосте ее созревшее яйцо
я брошу в землю, раз земля бездонна,
ни словом не обмолвясь про крыльцо
Марининого смертного бездомья.

И в этом я клянусь. Пока во тьме,
зловоньем ила, жабами колодца,
примеривая желтый глаз ко мне,
убить меня Елабуга клянется.
__________
Белла Ахмадулина
Клянусь
1968


"...тонкая, детская шея, деликатная линия подбородка и бедное маленькое ухо с родинкой — как быть со всем этим? И голос незабываемый, и счастье совершенной речи, быть может, последней в нашем повальном безголосье — как быть со всем этим?"
(Ю.Нагибин)

Мне довелось общаться с необыкновенно интересной женщиной: филологом по образованию, профессиональным знатоком французской поэзии (Аполлинер, Рембо, Бретон), переводчицей, литературоведом и поэтессой Анной Жолковой.
Однажды, на литературном вечере, она прочитала своё стихотворение, в котором явно прослеживались не только её поэтические симпатии, но и некие декларации тождественности поэтики Беллы АХАТОВНЫ Ахмадулиной и Анны Андреевны Ахматовой, но я внутренне противился подобной аналогии*.
Она мне казалаь выспренной, приблизительной и излишне поэтически эмоциональной.
Самому же мне представлялось, что по лёгкости воспарения поэтических строк (вне связи со школами и традициями серебряного века), Белла Ахатовна, в приблизительно равной мере, была близка (разумеется опосредованно)- скорее Цветаевой, Северянину, Пастернаку, Анненскому, Нарбуту и Фофанову, а если брать шире - то Пушкину, Катенину, Дельвигу и Чаадаеву, а если говорить о поэтике её современников, то скорее всего: Арсению Тарковскому, Борису Чичибабину. Веронике Тушновой, Новелле Матвеевой и Веронике Долиной.
Прелесть певучести её стихов - завораживающе гипнотизирует.
Белла - это та самая ЕДИНСТВЕННАЯ струна растерзанной скрипки гениального Паганини, из которой она долгие годы извлекала волшебные звуки, не благодаря, а скорее вопреки всем её человеческим и одухотворённым ипостасям.

В её стихах ВСЕГДА превалировала очаровательная , божественная женственность, вперемешку со взбалмошной неприкаянностью бытового неумения хоть на секунду спуститься пьяным ангелом с небес на грешную землю.

Она любила так же истово и сумасбродно, как и сочиняла, а точнее  - дышала - аритмией ритмики своих волшебных поэз.

Её поэтическое и человеческое сумасбродство, ВСЕГДА было ограничено жёсткими, жестокими и кровавыми рамками "прокрустовых лож" жизни, любви, страданий, вдохновений и предчувствий смерти.

Беллу Ахатовну Ахмадулину роднит с Мариной Ивановной Цветаевой - неистребимая суицидальная жажда, замешанная на страстном и вдохновенном желании достичь мощного и жалкого "поэтического оргазма"...

Да сваятится её страстное и эфемерно-поэтическое имя!

Анна Андреевна Ахматова (Горенко)

"Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.

Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.

Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.

О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду"
(А.Ахматова )

Её поэзия монументальна и легка одновременно, в ней соединились очарование девичества, его чистота и некоторая инфантильность с обжигающей притягательностью зрелого волшебства женственности, лёгкой отстранённости и холодноватого блеска жемчужных россыпей слов, простота и величие вместе взятые.
 Её стихи отличаются безупречностью формы и строгой красотой карминовых оттенков бархата, плохо упрятанной чувственностью и мучительным порывом, рвущегося из гнезда на волю птенца-слова...


*Анна Жолкова

Ода нежности

А - первая буква от имени Анна
Б - первая буква от имени Белла
В саду соловьином благоуханно
Двух роз примирение - алой и белой

татарского игапоскрёбыш - нежданно
На русской закваске вызрела Белла
Гордячка малороссийская Анна
Из искры татарской костром возгорелась

Пленителен сад ваш, волшебницы-сёстры,
Какой чистотой отливается слово,
Над вами не властны ни годы, ни вёрсты -
Одна кантилена в два голосасловно!

Случайно ль сплетение междометий
В загадке нанизанных эхом трёхкратным?
Синхронно пульсирует нежность столетья -
Сохранности сада гарант троекратный!

(Текст оды приводится в сокращённом виде).