Тёмная Богиня

             ТЁМНАЯ БОГИНЯ

                (п о э м а)


             Глава первая

            ЗА ЧАС ДО ПОЛУНОЧИ

– О, граф, помедлите же, право!
Не растеряйте зря манер.
Луна полна. Она лукава.
Страшитесь полных лунных сфер.
Сегодня чёрен день и дата.
Припоминаете? Когда-то
Я родилась под знаком их
Изгнанницей среди своих.

Июль, тринадцатое... Так ли?
И пятница. – Всё как сейчас.
Готовы ли мои пентакли? –
Я положилась, Пьер, на Вас.
Надеюсь, также недалече
Кровь чёрных птиц, из воска свечи?
Час настаёт. Подайте мне.
Гром... Не побудешь в тишине...

– Флоранс, мой грех, моя богиня,
Я сделал всё – и этим рад...
Луна и впрямь кругла, как дыня,
Но у неё недобрый взгляд.
Грозится гром, гроза блистает,
Шторм с океана подступает...
И воздух холоден, как гроб –
И в теле, и в душе озноб.

Смотрите – в небе преисподня
Огнём вдали по лесу бьёт.
Я умоляю: не сегодня! –
Зловещее сим днём грядёт.
Предчувствие мне сердце гложет:
Погубит нас, а не поможет
Задуманное Вами в ночь.
Оставим всё – и вместе прочь!

– Мой граф, довольно! Где вещицы,
Что мне должны Вы передать?
Я в роли побыла синицы –
И оным надо испытать.
Теперь я коршуном над ними –
Родными, ставшими чужими.
Они склевали мой кусок –
Я ж всё возьму, что дал им бог!

Граф, вспыхнув жаром, подчинился...
Бледнея, заострился нос.
Слуга его поторопился,
Внеся серебряный поднос:
Шесть пентаграмм на чёрном фоне
И череп ворона в короне
С тринадцатью свечами в ряд,
Казалось, зло с него глядят.

Флоранс, восторженно и чинно
Клад оглядела колдовской:
"Стенанье Ваше беспричинно,
Мой воздыхатель дорогой.
Вздохните же легко и вольно.
Работой Вашей я довольна.
Всё дальше сделаю сама.
Ступайте. Мне же в помощь Тьма".

Граф безнадёжно пал к ней в ноги:
"Последний раз прошу, молю!
Не будет нам назад дороги.
Я без условий Вас люблю –
Приданого или наследства!
Не выносите зла из детства!
Им бог судья! Оставьте их! –
Подумайте о нас двоих!

Я эту цену слишком знаю!
Её нам век не уплатить.
О Вас я так давно мечтаю –
И в каждой просьбе услужить
Мне честь Вам всюду, герцогиня.
Но знайте: тёмная богиня
Служить не станет Вам ни в чём –
Заложим жизни мы вдвоём.

Богиня требует немало
И не даёт повторный шанс.
Конца не будет – лишь начало.
Оставим всё, бежим, Флоранс!
Луна обманчива и лжива,
Она во тьме своей красива,
А днём неверный блеск её
Сойдёт опять в небытиё.

О, бойтесь дня! – Луча рассвета
И первых криков петуха.
Для тьмы то – гибели примета
Да и для нас совсем плоха.
Я всем могу Вас обеспечить.
Зачем судьбу свою калечить?
Они расплатятся вполне,
Но не по Вашей пусть вине".

– О, поздно, Пьер. Мой жребий брошен.
Я Вас за всё благодарю.
Мне этот свет вельможный тошен:
Обидой, местью я горю!
Меня, унизив, обокрали;
Именье, имя – всё забрали.
А сколько, граф добрейший мой,
Мне ставили за упокой...

Вам объяснить, как то бывает,
Когда покойник ты почти,
Когда всё тело изнывает –
И хочешь в гроб скорей сойти,
Отмучившись от их умений
Тебя без всяких сожалений
Ребёнком заставлять страдать,
Чтоб мир в глазах стал угасать?

Пойдите же, мой друг влюблённый.
Вы дороги сердечно мне.
А ведь в душе мой мир не тёмный,
У вас, мне видится – вдвойне.
Держите поцелуй прощальный,
Граф благородный и печальный.
Я ведьмой стала не сама. –
Так боль меня свела с ума...

Граф, обездвиженный волненьем,
Поймал подарок милых уст.
Дождь осаждал окно биеньем,
А сад за ним был мрачно-пуст.
Угрюмый Пьер, Флоранс послушав,
Ушёл, оставив с нею душу.
А старый замок трепетал
От грома, что над ним витал.


             Глава   вторая

             ФЛОРАНС

Красавица перед подносом
Одна сидела за столом.
Ей чудилась волна с утёсом,
Родной её далёкий дом,
Года, что провела в забвенье,
Отца потеря, униженье,
Насмешки, голод, постный хлеб,
Лиц презирающих вертеп.

Она была из рода знати
Особ притронных тех времён,
Когда пришлась весьма не кстати,
Став претенденткою на трон.
Отец её боялся мести
В миру влиятельного тестя.
Флоранс – внебрачное дитя.
Тесть был разгневан, не шутя.

Король, за дочку беспокоясь,
У моря плод любви укрыл,
Чтоб там, в спокойствии устроясь,
Росла и набиралась сил.
С ней брат был короля оставлен:
Был герцог к девочке приставлен,
Как воспитатель и отец
И охранитель, наконец.

Мать юною скончалась в родах,
Гроб с нею приняла земля.
То при её-то юных годах –
Печаль и мука короля.
Да он и сам, страдая много,
Тропинку вытоптал до бога
И враз без радости почил.
Но молвят – яд его убил...

А море грозно скалы точит
Далече от столицы той.
Дитя невинное хохочет,
Полюбленное всей душой.
Принцессу герцог обожает,
Любимой дочкой называет.
И на руках она его
Летит, как птица, высоко!

Была луна полна под вечер.
Июль, тринадцатое, тьма...
Горели пятничные свечи,
Как именинница сама.
Флоранс тринадцать исполнялось:
Она красою наливалась,
Как яблоко в саду отца,
Что ей не передал венца.

Светло ей герцог улыбался.
Его подарок на руке
Луной и ночью напитался,
Что серебрела вдалеке.
Звенел браслетик тот изящный,
Как смех владелицы манящий.
И пряди чёрные волос
От танца вскинулись вразброс.

Всё было прервано не громом,
Который с моря принесло –
Убийством дяди и погромом:
Так в жизнь Флоранс ворвалось зло.
Дверь в дом выламывали трое.
Пробила полночь. Взвыло море.
Палач ударом верен был:
Брат короля не пережил.

Из рук к ногам убийц успешных
Меч выпал герцога, как труп.
Оскал летит с ухмылок грешных
И крик – с безгрешных детских губ!
Дитя то плачет, то лепечет.
Мечом кровавым рубит свечи
Неунимавшийся палач:
Его задорит тонкий плач.

Флоранс схватили, как пушинку,
Связав, взвалили на коня –
И вечной горная тропинка
Казалась до начала дня.
Ни пить, ни есть ей не давали
И от огня отодвигали,
Когда привал в лесу их был. –
Лишь дождь над нею слёзы лил.

Принцесса видела: у моря,
Внизу, где старый был утёс,
Горящий дом хоронит горе,
Что им визит убийц нанёс.
Дым говорил о том, что скоро
Следа разбойника и вора
В золе и углях не найти.
Её пугал исход пути...

Столица не была приветна.
К тому же, горе-сирота
Вдруг осознала: жизнь так смертна
И так хрупка её черта.
Грядущее не улыбалось –
Петлёй оно на ней сжималось,
Змеёй впускало в мысли яд,
Тушило влагой чистый взгляд.

Вдова на королевском троне
Брезгливо встретила её:
"Она дика, как чёрный пони!
Где ж обиталище твоё? –
И хохот при дворе заразный
Пошёл и в визг, и в гомон праздный. –
Хотя, похоже, вздорный нос
Не понимает мой вопрос!" –

И смех удвоился истошный
На сытых лицах-пузырях.
Весь шик и всякий чин вельможный
Смердил бездушием в глазах.
В разорванном о сёдла платье,
Простившись с грёзами о счастье,
Лишь зубы стиснула Флоранс,
Впав в полуобморочный транс.


             Глава третья

             ПЕРВАЯ КРОВЬ

Её в предместье отослали
Ждать скорой участи своей
И через месяц обвенчали
Не с самым бедным из людей.
Он герцог был, но стар ужасно.
Его ухода столь напрасно
Ждала побочная родня, –
А он ещё смирял коня.

Вот под покровом брачной ночи
Стучится муж впервые к ней.
Сердечко сжалось, плачут очи; 
Шаги всё ближе, тень темней.
К ней тянет руки он и губы
Столь необузданно и грубо,
Не внемля девичьим слезам,
Её отчаянным мольбам...

Что малых кулачков биенье
По выжившей в боях груди?
Что детское сопротивленье
Тому, кто ад сумел пройти?
Он овладеть задумал ею,
Как волк, добычи не жалея.
Она не человек – трофей,
Но опрометчив герцог с ней.

Из чёрных локонов блестящих
Две шпильки вынула Флоранс,
Кинжалов двух острей разящих:
То был её последний шанс. –
Супруг упал тежёлым телом,
Дух испустив на ложе белом.
Из сердца алая змея
Ползла, убийства не тая.

Вдова, не ставшая женою,
Отпрянула, увидев смерть.
Ночь с красною была луною,
Под ней земли краснела твердь.
И та луна невозмутимо
Плыла без укоризны мимо,
Кровавый вкрапливая свет
Принцессе в дядюшкин браслет...

Флоранс схватили на рассвете,
Сестре супруга доложив.
Вменили, что она в ответе,
Коль не она, он был бы жив.
В лицо пригожее плевали,
Проклятой ведьмой называли,
Судом грозили и костром,
Кормили бранью и кнутом...

Битьём запытана бедняжка,
Спина горит и щёки жжёт.
Дышать, вздохнуть ей было тяжко,
Боль слова молвить не даёт.
Коварная её золовка
С судьёй и папой ладит ловко.
И кстати ей, что брат почил:
Он этим очень услужил.

"Послушай, ты, дитя разврата, –
Старуха гневная кипит, –
Убийца моего ты брата,
Державшего и меч, и щит
Во имя королевской чести.
Как думаешь, какой ты мести
Заслуживаешь, юный бес,
И коей кары от небес?

Сдать инквизиции, суду ли?
Родным ли брата остальным? –
Другие бы не приминули,
А мы... мы так поговорим...
Перед тобой перо и свиток.
В нём то, чего тебе – избыток:
Бернара замок и земля.
Ставь подпись, что хозяйка я.

Что ты, вдова в печали сильной,
Оставшись на таком добре,
Не жаждешь доли изобильной,
Вкушать и пить на серебре.
И, доброго имея друга
В сестре почившего супруга,
Передаёшь наследство ей,
На благо взрослых сыновей.

Взамен – проступок твой сокрою,
Возьму на совесть, так и быть.
Куда-нибудь тебя устрою
От глаз подальше тихо жить.
Не высунешь свой нос покуда –
Не жди печали ниоткуда.
Подписывай, бери перо.
Тебе и мне – и всем добро!"

Флоранс приказу подчинилась:
Не нужно ничего ей здесь.
На сердце жалобно скопилась
Вины и дикой боли смесь.
Но, взяв заветный свиток в руки,
Продолжила золовка муки:
"И что же, ты, исчадье зла,
Подумала, что верх взяла?

Что предала я память брата –
Его убийце отдала
Жить право дальше я за злато?
Да за кого ты приняла
Меня, саму сестру Бернара?
С женою муж, наверно, пара.
Так подожди ж ещё чуть-чуть:
Тебе к нему проложим путь...

За око – око, дорогая...
Уж служат мессу по тебе.
Свеча горит, не умолкая,
Заупокойная в судьбе. –
Её я ставлю с наслажденьем.
Ты скоро будешь привиденьем.
Испанский, видимо, сапог,
Так муки б растянуть не смог...

Убрать её. На хлеб и воду!
И чтоб ни звука от неё.
Крепка колдуньина природа,
А вот свеча возьмёт своё..."
Флоранс поволокли обратно.
Она проклятья слышит внятно.
И вновь вечерняя луна
Её жалела из окна...


             Глава четвёртая

             СПАСЕНИЕ

С ней в башне, разделив несчастье,
Была на хлебе и воде
В замаранном землёю платье
Старуха. Сидя в темноте,
Она из трав узлы вязала,
На них дыша, слова шептала,
Которых смысл не разобрать.
Густела в небе ночь опять.

Флоранс ввели, когда шептунья
Взяла очередной пучок.
Завидев старую колдунью,
Дитя забилось в уголок.
Страдая каждою частицей,
Она себя считала птицей,
Изловленной в такую клеть,
Что и за век не отпереть.

Воспоминанья навалились
Тягчайшим грузом на неё.
Глаза старухи вдруг раскрылись
И, дело отложив своё,
Она направилась к несчастной:
"Ну, будет! В сырости напрасной
Ты с детства очи не томи.
Возьми траву, к глазам прижми.

И приложи к щекам плотнее.
Теперь мне спину покажи, –
Распорядилась та, – Живее,
Зря в сердце страха не держи.
Живого места нет покуда...
Что выжила – пожалуй, чудо.
И стоило же то того,
Чтоб чадом кровным быть его?"

Флоранс в ответ насторожилась:
"Кого его? Как Вас понять?
Отца недавно я лишилась.
Что можете о нём Вы знать?
Он – лучший в мире: сильный, смелый,
От волн и ветра загорелый.
Он на руках меня кружил,
За мать и за отца любил".

"Ну, да, – Арин рукой махнула. –
Он – кровь твоя, но не отец.
На мать ты даже не взглянула,
Явив собой её конец.
Раз молока её не знала,
То часто грудничком хворала.
На море и окрепла ты
Вдали от здешней суеты.

Отец твой опоён был ядом
Женой обиженной своей.
С тобой он годы не был рядом –
Корона ближе и важней.
А герцог – брат его любимый,
Им верно ты была хранимой
Тринадцать зим и столько ж лет.
А короля – давно уж нет..."

"Откуда Вам известно это?" –
Несмело молвило дитя.
"Нашла же, в чём искать секреты! –
Старуха бросила, кряхтя. –
Наивная, ты если б знала,
К кому судьба тебя послала,
Не задала бы свой вопрос.
Хотя, с тебя какой уж спрос?

Держи траву, как я велела,
А я спиной твоей займусь.
В моих руках душа и тело,
Коль только за кого возьмусь.
Свечи не бойся. С этим сладим.
Откинь, дитя, на плечи пряди.
Немного щиплет? Потерпи.
Закончу я, ты ляг, поспи.

Луна тебе споёт, родная,
Ветрами ласковыми с гор.
Волна с тобой во сне морская
Затеет нежный разговор.
На ветке вольных птичек пенье
Твоё ускорит исцеленье.
Усни, невинный птенчик мой.
Ты в безопасности со мной..."

Поплыли мысли, как туманы,
Безвольно завелись глаза.
Травой прижглись и стихли раны,
Обсохла на щеке слеза.
Флоранс утёс и море снились,
Где радостно вдвоём резвились
Покойный герцог и она,
Восторга детского полна...

Боль с часом солнца притупилась,
Рассвет страданья облегчил.
Флоранс свободней шевелилась,
Отток был остановлен сил.
Удар как будто за ударом
Был наважденьем и кошмаром. –
Лишь стены с четырёх сторон
Напомнили, что всё не сон.

Арин её слегка толкнула:
"Ну, вот, дожили до утра.
Эк, ты, намаявшись, уснула...
Вставай, в дорогу нам пора.
Расхаживай больную ногу,
Пройдись со мною понемногу.
Побег из этих стен для нас
Удобен в предрассветный час".

"Вы шутите? – Флоранс вздохнула. –
Да тут на каждом дюйме страж,
Чтоб даже мышь не проскользнула.
Однако чёрен юмор Ваш...
Они сгноят нас здесь жестоко.
Темно мне будет, одиноко.
Но в свете узнанных причин
Не доживу я до седин..." 

"Тон не принцессы, а плебейки.
Не ожидала от тебя, –
Сгустился голос чародейки, –
Стенать, терпеть, жалеть себя...
Дойдёшь и добежишь, коль надо.
В борьбе преграда – не преграда.
Пей это снадобье до дна,
В нём жизнь сама заключена".

Рука морщинистая бойко
Открыла тёмный пузырёк:
"Пей всё до капли, хоть и горько.
Смелей! Глоток, ещё глоток...
Чистейшей силы три напёрстка!
И вот тебе кореньев горстка.
Глотай, не вздумай обмануть.
Ну, отдышись чуток – и в путь!"

Всё дальше – как за пеленою:
Тайник в подполье, в нём – проход,
Сырые стены под землёю,
От духоты и страха пот.
Но ноги торопливы были,
Флоранс они не подводили –
В неё как будто десять сил
Потусторонний кто вселил.

Проход был узким, паутинным,
И так витиевато вёл,
Что по ходам его старинным
Шаг серпантином мелким шёл.
Безвестно то, насколько долго
К свободе длилась их дорога,
Но солнца свет, что брызнул вдруг
Дрожь осветил девичьих рук...


             Глава пятая
            
             В ДОМЕ АРИН

Их в замке так и не хватились,
По заявлению Арин.
Затем же обе в лес пустились,
Где в гуще домик ждал один.
Он был далёк от поселений,
По слухам, полон привидений, –
А потому в глуши лесной
Не знал души он ни одной.

Казалось, вновь завечерело –
Настолько было там темно.
Внутри строение скрипело,
Не обогретое давно.
На деревянные сиденья
Кругом разложены коренья.
Сутулый треснувший кувшин
Напрасно ждал, забытый, вин.

Картина мрачная – и всё же –
Не башня замка, где теперь
Побег уж их раскрыт, быть может,
И стражник к ним ворвался в дверь.
А дом лишь и просил – прибраться.
И, как нетрудно догадаться,
Здесь – обиталище Арин:
Кому-то жить в нём нет причин.

И всё, что впредь происходило,
Флоранс порой лишало слов:
Ей ведьма новый мир открыла –
Мир трав, настоев, шепотков...
И, не в пример школярной муке,
Был интерес к такой науке.
Со временем, с теченьем дней,
Уроки стали жизнью всей.

В неё внедрялись атрибуты
Завзятых чёрных колдунов.
Но, к удивленью, ни минуты
Назад не делала шагов
В их сиечасном постиженье
Красавица Флоранс – и рвенье,
Что прилагала к ним она,
И солнце зрило, и луна...

Пентакли, вольты, заклинанья,
Медвежьи когти, черепа –
Всё впредь сродни её призванью,
А жажда мести так слепа!
Власть чернокнижие давало,
Над кем судьба не дозволяла –
Хотя судьбой той разведён
Со справедливостью закон.

Флоранс колдуньей чёрной стала
В обмен на жизнь: свеча по ней
Заупокойная пылала
В часовне мужа много дней.
По праздникам святым особо
Касалась ведьма крышки гроба –
За нею по церковным дням
Ходила гибель по пятам...

Арин её предупредила:
"Не будь меня – и та свеча
Тебя бы с лёгкостью сгубила
Вернее острого меча.
Как мстительна твоя золовка,
Здоровья твоего воровка.
Но и на троне враг большой,
Кем был отец отравлен твой.

И та, и эта – непростые:
Подруги демонов они.
Блага им сыпятся земные,
На их противников – огни.
Их одолеть способна сила,
Какую ты ещё не зрила,
И о которой до сих пор
Отложен мною разговор. –

В тебе её я углядела –
И ведаю о том давно.
С годами ты бы не сумела
Её отвергнуть всё равно.
Ты выше трона, герцогиня,
Ведь жрица тёмной ты богини! 
Коль дремлет жребий сей в тебе –
О тихой позабудь судьбе.

Воспользоваться этой силой
Возможно только раз, Флоранс:
Врагов тогда сведёшь с могилой,
Используя тот редкий шанс.
Ты пересилишь их уменье
В их колдовстве. Но сожаленья
В последний миг не выражай –
Себя погубишь этим, знай!

Один такой лишь день случится – 
В него высокая луна
Пурпурной дыней округлится,
О скалы вспенится волна,
Кипя от гнева урагана;
Гроза нагрянет с океана,
А гром над лесом голос свой
Раскатит, ветра стиснув вой.

Не все условия сказала
Для наступленья дня того:
Совпасть должно ещё немало
Для возвышенья твоего,
Что враз последует мгновенно. –
Сим днём случится непременно
Одна из пятниц. Но она
Числом тринадцать быть должна. –
 
То дата твоего рожденья:
Июль, тринадцатое, ночь...
На море буйство и волненье,
Двенадцать полночи точь-в-точь!
Гром стрелы мечет грозовые,
И тучи пляшут вороные
Огнями в темноте густой
Под полной и большой луной!

Ты в час такой же появилась
Пред ликом царственной луны –
И тьмой печально осенилась,
Принадлежа ей без вины.
Рождённая на свет любовью,
Но мёртвой сцепленная кровью,
Забрал которой мир теней
Жизнь матери взамен твоей...

Потом – отец, а позже – дядя
И муж, искавший зря любви...
Глазами ангельскими глядя,
Живёшь ты на чужой крови...
Не ты виновна в этом, впрочем –
А обстоятельства той ночи,
Повтор которой вновь грядёт
И ветер перемен несёт.


             Глава шестая

             ПРЕСТУПЛЕНИЕ БЕРНАРА 

Когда все звёзды так сойдутся,
И все детали совпадут,
Тебе и следует вернуться
Туда, где эти свечи жгут.
Проход второй есть под землёю,
Он к замку тянется змеёю
И в то крыло его ведёт,
Где только страх один живёт.

К покоям тайным он восходит,
Сокрытым от хозяйских глаз.
Сейчас Арин туда не ходит –
Ходила в юности не раз...
Там, затуманив страстью очи,
Мы с герцогом делили ночи
На зыбком ложе кружевном
Под лунным с зеркалом окном...

На сердце я его, как кошка,
Умела в сумерках напасть.
И сам он знал ко мне дорожку,
Когда прихватывала страсть.
Когда же наступило время
Мне понести во чреве бремя,
Хозяин замка молодой
Стал холоден, как дом пустой.

Я сыном разрешилась вскоре. –
И вот от радости своей,
Но не предвидя, что на горе,
В покои без входных дверей,
Куда проход стремился тайный
Пошла, увы. Исход – печальный:
Я до последних буду дней
Делить судьбу с виной своей...

Твой муж, а мой тогда – любовник
Плод умертвил своей любви.
Он – гибели его виновник:
Убит мой сын в лучах зари.
Из рук моих он вырван грубо.
Груди его просили губы, 
Но герцог к сыну смерть привёл,
О каменный ударив пол...

Его он поднял над собою,
Над светлокудрой головой
И в ноги мне передо мною
С ухмылкой оземь бросил, злой.
Пол, жертву приняв, обагрился.
Мой бедный сын не шевелился.
А герцог на восходе дня
В покоях тех закрыл меня.

Он приходил ко мне ночами,
Уже женившись на другой.
В нём похоти кипело пламя –
Протест и крик несчастный мой
Не слушал мой ночной мучитель.
Та комната – утех обитель,
Противных мне, но не ему,
Сыноубийце моему...

Однажды только он взмолился –
Когда от родов умерла
Его жена. Но сын родился,
Не знавший матери тепла.
Он смертоносно простудился.
Труд лекарей едва ль годился:
Всё больше от усердий их
Он в криках исходил своих.

Ко мне пал в ноги герцог грозный
И сына вызволить просил
Из рук у смерти в час серьёзный,
А моего – он погубил...
Грех на душу взяла я с горя,
Пообещав найти у моря,
Подлеска гор чудесных трав,
Что зелья требует состав.

Воспользовавшись той минутой,
Отцовской слабостью его,
Для душегуба ставшей путой,
Ушла на день я от него.
Всего на день – так я сказала.
Слова – вода: я убежала
Из тёмной пыточной своей,
Из пошлых рук его сетей...


             Глава седьмая

             ГРАФ АНРИ

О, это было избавленье!
Там, по песку средь волн бредя,
Сама с собой в уединенье
Я разрыдалась, как дитя...
Бежать ещё мне долго было,
Я в том бегу теряла силы.
Всё изменилось, как во сне:
Судьба вдруг улыбнулась мне.

Граф молодой, что ехал тихо,
Спустя года меня узнал.
Я отвела большое лихо
Семь лет назад, как побывал
В моём он доме с просьбой сильной.
От хвори я его могильной
Избавила тем ремеслом,
Какое в мир несла с добром.

Не верил сам он в исцеленье
И так боялся умереть,
Но стойко принимал мученье,
Устав бороться и терпеть.
Он мною в доме был оставлен
И в скором на ноги поставлен.
Набравшись здравия и сил,
Тот граф мне щедро заплатил.

Минули годы и – о, чудо!
Спасённый, он передо мной.
Спросил, куда я и откуда.
Придумала рассказ я свой,
Ведь правда губит часто очень.
И, распахнув правдиво очи,
Насочиняла на ходу,
Не выдав истину-беду.

Но лицедейка я плохая.
Обиду высказал Анри:
Спросил он, правду ожидая,
Но лишь не выдумки мои.
И мне пришлось ему открыться.
Ни сил, ни смысла нет таиться,
Когда ты страшно голодна
И жизнь в опасности сполна.

Он взял меня с собой в свой замок,
На вороного усадив.
Вне всяческих то было рамок –
Привёл, женою объявив.
Кто я – кто он? Подумать только.
Недавно я рыдала горько,
Была никем, а вот теперь –
Мне счастье распахнуло дверь!

Дочь родила я очень скоро,
Счастливая жена и мать.
И за былое без укора
Анри вдвойне стал баловать.
Кто девочка, ты знаешь, эта,
Чей взгляд из лунного был света,
Чьи кудри смоляны, как ночь,
А губы – алый мак точь-в-точь?

Вот зеркало, Флоранс родная.
Ты так похожа на неё,
Хоть выросла, её не зная,
Ей смерть – рождение твоё...
Она тебя мне подарила –
Ту, что саму её убила,
В рот воздух первый раз набрав
И звёздам в полночь крик издав...


             Глава восьмая

             ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Но это было отступленье
От даты, что в судьбе грядёт,
Как грозовое привиденье,
Как ястреба над ним полёт.
Одной тебе за эти годы
Я тайну расскажу прохода,
Что в замок к герцогу ведёт,
А он начало здесь берёт!

Здесь, под столом моим дубовым,
Вход начинается туда
И длится тёмным и суровым
В покои из огня и льда –
Огня желанья, льда могилы,
Алтарь страданий, место силы.
Вот там в оговорённый срок
Твоих врагов свершится рок!

Я всё поведаю подробно
Об атрибутах ночи той.
Владычице твоей угодно
Зрить сильной, жёсткой, волевой
Свою сиятельную жрицу.
Возьми с собой две шпильки-спицы,
На коих есть супруга кровь:
Металл их пригодится вновь –

Чертать им кровью новой будешь
Средь рун ты имена врагов.
Из чёрной птицы кровь добудешь
Мужской рукою с трёх голов.
И кто услугу ту окажет,
С тем жизнь тебя навеки свяжет –
Венцом, могилой ли – как знать...
Всё будет эта ночь решать!

Он, кровь добывший для обряда,
Шесть должен сделать пентаграмм,
Свечей тринадцать чёрных кряду,
Но не давать твоим рукам
До ритуального свершенья. –
Богини тёмной то ученье.
Не отступай в нём ни на шаг.
Запомни каждый рунный знак,

Что на свечах ты с именами
Приступишь в полночь вырезать.
Потом зажжёшь со словом пламя
И будешь слово повторять –
Не шёпотом, не запинаясь,
И ни на что не отвлекаясь,
Отдавшись магии своей
И телом, и душою всей.

Дух ни один тебя не тронет,
Покуда на столе стоит
Твой страж в серебряной короне
И из пустых глазниц глядит.
Он мёртв давно и больно. Ты же
Располложи его поближе,
Ведь череп ворона в тот час
Тебя спасёт хотя бы раз.

Когда на вызов твой богиня
Придёт из вещей темноты,
Проси, принцесса-герцогиня,
Возмездия, что жаждешь ты.
Когда ж она посмотрит в душу
Тем взглядом, что моря иссушит, 
Не выдай жалости к врагам –
Останешься навеки там!

Но вдуг из доброты иль страха
Её ты остановишь меч, –
Одно поможет, чтоб на плаху
Свирепой ярости не лечь. –
Отдай ей очень дорогое –
Оставит тьма тебя в покое:
Не с украшением каким –
Расстанься с самым дорогим..."


             Глава девятая

             ТАЙНА ДВУХ ПОДЗЕМЕЛИЙ

Флоранс, сражённая рассказом,
Поведанным колдуньей ей,
Хотела душу спрятать разом
От роковой судьбы своей.
Жалеть убийц? То невозможно!
Но отчего тогда тревожно
На сердце девичьем её
И больно, словно в нём копьё?

Глаза красотки золотые
Метали молнии борьбы
С самой собой. Часы ночные
Казались шёпотом судьбы.
Но в голове не всё сложилось
В одну картину... "Как случилось,
Что Вы, графиня, в башне той
Вязали узелки с травой,

Со мной деля без страха участь,
Когда, запытанная в кровь,
Стонала я, от боли мучась?
Как Вы там оказались вновь? –
Флоранс, смущаясь, уточнила. –
Что за неведомая сила
Обратно в тот втащила ад,
Как в давность многих лет назад?

И объяснить ещё уместно
О первом ходе под землёй:
Откуда чужаку известно,
Он спрятан в комнате какой?
И факт его существованья
Откуда стал предметом знанья
Обычной травницы лесной?
Вы знали тайный путь другой, –

И он не в башню вёл, где стражи
Пытали узников её. –
О нём не ведал герцог даже,
Хоть это и его жильё; 
Где Вашему тогда, не скрою,
Завидовала я покою.
Теперь ясна причина мне
Сегодня, при другой луне..."

Арин с улыбкою печальной
Коснулась внучкиной щеки:
"Пусть для тебя не будет тайной –
Ты знать должна. Мне не с руки
Твоё неведенье, родная.
Давно я о проходе знаю
От мужа своего Анри.
Однажды в светлый час зари

Встречали мы рассвет на море,
Где он у волн меня нашёл
И, выслушав, не бросил в горе,
А спас, из прошлого увёл.
Мы созерцали вод плесканье
В золотооблачном сиянье.
И вдруг Анри заговорил,
Что мой мучитель, герцог, был

Ему не чужаком. Напротив,
Есть предки общие у них,
Что вместе воевали против
Врагов и недругов своих.
И замок, где меня держали
Рабой и долго истязали,
Был прежде в графстве у семьи
Супруга моего Анри.

Прапрадеды их впали в ссору
За даму сердца. Как-то раз
Всё перешло от разговора
К осаде замка. Поздний час
Одиннадцатых суток длился,
Как герцог зря в ворота бился
Да стены с войском осаждал. –
И дальше бы он там стоял,

Коль не предательство б с изменой
В охране родича Анри.
В шторм море исходилось пеной,
Ворота взяты: изнутри
Они открыты для соседа.
Отчаявшись, что брат победу
За щедрый подкуп одержал,
С супругой в башню граф бежал,

И из неё уж ходом тайным,
Что нас с тобой однажды спас,
Ушёл спасённым и печальным.
Но в нём заботливо припас
Казну давно он и надёжно,
За будущее чтоб тревожно
На сердце не было. – как знал...
Рок показал – не прогадал.

Бог золота вознаграждает
Предусмотрительность таких –
Пути большие открывает,
От нищеты спасает их.
Всё так и вышло, дорогая.
Мир стар, а истина простая:
Чем больше весит этот бог,
Тем мягче суд и спрос не строг.

Второй же ход был под землёю
Построен позже. Но когда?
Безвестно. По нему за мною
В мои весенние года
Мой приходил поклонник знатный
И в замок путь – уже обратный
Он увлекал меня с собой
Греху предаться под луной.

Он отдал мне тот дом с секретом,
Чтоб ни единая душа
Не выведала впредь об этом
И к замку выход не нашла.
Со мною был он страсти ради,
Но прятал от родни из знати
И мне запрет строжайший дал,
Чтоб мой язык о том молчал...

Истории той продолженье
Отныне ведомо тебе:
Мой первенец и злоключенье
В его неласковой судьбе.
Когда я сына потеряла,
А после чудом убежала,
То поклялась себе тогда
Туда ни шагу никогда!


             Глава десятая

             ВОЗВРАЩЕНИЕ

Заставила нарушить слово
Меня лишь жизнь моя в свой час.
Пришлось мне возвратиться снова –
И встреча ожидала нас
В известной башне,свет мой милый.
С Анри разлучены могилой
Уже мы были года три.
Не он – а будто я внутри,

Казалось мне, подверглась смерти.
Я потеряла всех родных
В свирепой жизни круговерти.
В моих глазах, от слёз слепых,
Они стояли все живые.
А всюду комнаты пустые:
Почила юной дочь совсем,
Теперь и муж – а я ни с кем...

Ни с кем осталась.... Только стены
Давили мне на душу там.
Из их я вырывалась плена,
Бродя до ночи по волнам.
И слух тут страшный долетает:
Тебя и герцога венчают
В часовне замка через день.
Мне наползла на сердце тень...

Отнялись ноги в то мгновенье,
В волну упала я лицом...
Вдруг больно пронеслось виденье:
В плену ты погибаешь том...
Во рваном от паденья платье
Вернулась я в своё несчастье,
Оставленное в прошлом мной –
В него вернулась за тобой...

Я в пасть ко льву опять попала,
Но не по глупости своей –
От плоти плоть свою спасала
От крови – кровь из тех сетей.
Когда же я пред ним предстала,
Взгляд разрушительный поймала
Вселенской ненависти вдруг.
Я чуяла: сомкнулся круг,

Что, сузившись, меня раздавит,
Проглотит заживо за миг
И впредь в покое не оставит.
Любовник мой, как бес, возник
Из замка темноты зловещей.
Он страшные кричал мне вещи,
В обманном бегстве обвинял,
Наследника мне смерть вменял.

Он громыхал о том, что вскоре,
Попустит бог, забудет он
Бездетный век свой, будто горе.
Женою новою рождён
Быть должен сын, столь долгожданный,
Как никогда никем желанный,
Наследник имени его,
Земель и титула всего.

Тут страх я свой переломила,
Не вынеся его мечты, –
И с высоты её разбила,
Сказав ему о том, кто ты. –
Что в связи брачной и законной
Не может быть он с внучкой кровной!
Да, лучик мой, дитя любви, –
Бернар твой дед, а не Анри...

Граф знал, но принял дочь чужую,
Плод страсти кровного врага,
Как истинно свою родную.
Не слышал ни один слуга,
Ни кто-то из родни огромной –
Богатой и высокородной
О том, кто я и дочь моя –
Мы были для него семья.

Бернар же взгневался, как демон,
И за грудки меня схватил.
Из твёрдой ненависти сделан,
В касанье каждое вложил
Ко мне он жгучее давленье.
Я оказать сопротивленье
Ему от боли не смогла.
Его рука поволокла

Меня в ту башню с ходом тайным –
Без подозренья на него.
Швырнул толчком необычайным,
Встав надо мною высоко.
Твердил, что поздно или рано
Я за плевок в него обмана,
За сына – дать должна ответ
И лживой ведьме веры нет.

Как я его ни вразумляла,
Что ни пыталась говорить,
Доказывала, умоляла –
Всё тщетно: он принялся бить.
Но бил недолго – я упала,
Ударов было нужно мало
Тщедушной женщине в слезах...
Когда ушёл он, я впотьмах

Нащупала в полу сокрытый
Проход, описанный Анри.
И слабой будучи, избитой,
Успеть решила до зари
Я по нему в леса вернуться,
Решив, что травы в них найдутся,
Что мне залечат синяки
Уже в ближайшие деньки.

К рассвету я назад вернулась.
Мой стражник поодаль храпел.
В расчётах я не обманулась:
Восток едва лишь розовел.
В часовне служба начиналась,
А я – с тревогой дожидалась
Венчанья утром твоего,
Как испытанья своего.

Однако мною смерть читалась
На мрачном герцога челе.
Тебя я в башне дожидалась,
При думах сидя в лунной мгле.
Вязала травы узелками,
Скрепляла сильными словами,
Предполагая наперёд,
Какая встреча там нас ждёт.


          Глава одиннадцатая

          ПЕЧАТЬ ФЛОРАНС

А дальше ведомо обеим,
Что в замке том произошло.
Забыть мы это не сумеем,
Ведь в память накрепко вросло...
Одна ты у меня осталась.
Прости, что я не возвращалась
К супругу в замок никогда,
Здесь разделив с тобой года –

В убежище лесном и нищем.
Сегодня же туда с тобой
На лошадях мы путь отыщем.
Монет запас есть золотой
Тут в тайничке, за полкой, дальше.
Не трогалась я с места раньше
Науки ради колдовской,
Освоенною здесь тобой. 

Окрепла в ней ты, возмужала, –
Умеешь более, чем я.
Мои надежды оправдала.
Передала я, не тая,
Тебе познания такие,
Что ведьмы многие другие
Мечтали б выведать давно,
Да им по роду не дано.

Не те у них – ни стать, ни сила.
Ты в иерархии средь них
Над всеми место закрепила:
Бесплодные потуги их
К твоей короне прикоснуться
Им очень больно обернутся –
Их руки обожжёт она.
Ты – власть над ними, хоть юна!"

Флоранс, казалось, онемела, –
От откровений дух сверлит.
Но любопытство одолело –
И с губ коралловых летит
Очередной вопрос несмело:
"Прескверное выходит дело.
Как смыть мне ту печать с души?
Мне б легче было жить во лжи,

Чем в правде. – От неё спасенья
Искать мне век – и не найти.
Её лицо – есть преступленье.
Выходит, чтоб себя спасти,
Я на него пошла когда-то,
Виновна и не виновата.
Погублен мною душегуб.
Но чем я лучше, если труп

На совести лежит как камень,
А я ещё и кровь его?
Меня вины сжигает пламень –
И всё летят дрова в него!
Мне снится силуэт громадный,
Язык распухший плотоядный,
Невыносимый лунный свет,
Страх – и кровавый мой ответ,

Что мне не служит оправданьем:
Душа не объяснит уму,
Что я оправдана страданьем, –
Ведь свет не оправдает тьму...
Что молвить нынче? Всё пустое!
Не чувствую начало злое
В себе я, хоть и много лет
Преследует в виденьях дед.

Скажите, вдовая графиня,
Учитель сокровенный мой,
Кто будет тёмная богиня,
Явленье силы под луной?
Я по чему её узнаю,
Как без ошибки опознаю
Средь многих духов тьмы ночной?
Встречали Вы её какой?"

Вдова Анри с улыбкой мудрой
Погладила Флоранс свою
По мягкой пряди чернокудрой:
"Я знаю жрицу – и люблю...
Но властную её богиню
Я не встречала и в помине.
Однако сердцем слышно мне,
Что безошибочно вполне

Определишь ты под луною,
Из тучи вышел кто к тебе,
Возникнув в звёздах пред тобою –
Ты только доверяй себе:
В ней невозможно обознаться. –
Сама поймёшь. Тут опасаться,
Пожалуй, нечего совсем –
Не спутаешь её ни с кем.

Флоранс, рассвет. Сюда вернёшься
В тот самый день ты без меня –
И справедливости добьёшься,
Себя в ней больше не виня.
Завет мой помни: чтобы жалость
К врагам в тебе хотя бы малость
Не зарождалась перед той,
Кто в ночь владеет темнотой..."


             Глава двенадцатая

             ЛЮБОВЬ

Арин с Флоранс уже к закату
В именье прибыли Анри.
Июль блистал в саду богато –
И от вечерней был зари
Похож на розовое чудо,
На время пряча изумруды
Роскошной от дождей листвы
И сочной клумбовой травы.

Племянник графа удивлённый
Их первым встретил. Много лет
От света жил он отдалённый –
Не по причине, что запрет. –
Он скучен стал ему и тошен,
А Пьер был прям и невозможен,
Зол на язык – и в каждый бал
Узд на него на надевал.

Задиру-графа сторонились,
Боявшись язвенных острот:
Они искусно им точились, –
Их меток был всегда полёт.
Не находивший интересов
Средь праздных свертстников-балбесов,
Пьер приглашенья без причин
Бросал со шпаги в свой камин.

Глаза начитанные Пьера
Сияли честью и умом,
Они то были ярко-серы,
То с зеленью на голубом.
Он принял тётушку радушно,
Но только в горле графа душно
При виде гостьи юных лет:
Не подберёт к ней слов – их нет!

Меж ними зародилось чувство –
И, если для Флоранс он друг,
То для него она – безумство,
Желанье губ, томленье рук.
Со встречи первого мгновенья
Он весь в её распоряженье
И просьбу каждую её
Чтит за желание своё.

Флоранс доверилась однажды
Его безоблачным глазам,
Смущаясь их любовной жажды
С тоскою нежной пополам. –
Тогда о злоключеньях девы
Под моря пенные напевы
Граф и услышал молодой,
Но взгляд неизменённый свой

Он от предмета страсти буйной
Ни на секунду не отвёл. –
А только локон черноструйный
Губами, не смутясь, обвёл:
"Я – Ваш слуга во всём и всюду. –
За Вами следовать я буду
Подобно тени – и для Вас
Любой исполню Ваш приказ...

Вольны Вы в целом положиться
На крепкое моё плечо
И шпагу. Ею стану биться
За Вас хоть с чёртом горячо, –
Хоть с тьмой самой, хоть с королями –
Да хоть с самим собой. Ведь с Вами
Навек дыхание моё
И сердце безвозмездно – всё!

Я счастлив Вашей лишь улыбкой
И взглядом в две больших луны:
В душе моей любовью пылкой
Живут две эти глубины.
Её Вы не пройдите мимо,
Мне Ваше "да" необходимо...
Я вижу Вас своей женой
И предлагаю быть со мной!"

Красотка вспыхнула смущённо:
"Мой Пьер, Вы любите спешить.
Весна. Весною всё влюблённо –
И страшно хочется любить.
Кто Вам я, граф? Какой слуга Вы?
Разочарую: Вы не правы,
Коль мните парою себе
Меня при злой моей судьбе.

Непредсказуемая участь
Вот-вот ждёт час решённый свой.
И Вам, мой Пьер, жить, в этом мучась,
Не позволяю я со мной.
Вы... Вы достойны лучшей доли. –
Дай Боже Вам не ведать боли.
Души такой ко мне во всём
В отце я знала лишь своём.

За Вас сама костьми я лягу,
Мой преданный и верный друг.
Случись, сломают Вашу шпагу, –
Я Вас втащу в защитный круг.
Вы видитесь мне в странном круге –
И холод, холод, как от вьюги...
Нет, Пьер, со мною Вам нельзя. –
Ведь я из мёртвой крови вся..."

Граф обхватил Флоранс руками:
"Бог с Вами! Что за страхи в Вас
Витают чёрными грачами? –
Они стеной встают меж нас.
Как боли избежать мне можно,
Коль жить без Вас мне невозможно?
Я знаю, Вам я только друг,
Но дайте время. Ведь супруг

Не другом быть не может, верно?
А брак без дружбы – договор,
Иль похоть тел. И лицемерно
Быть дружбе душ наперекор
Супружеству, сердец союзу.
У брака истинного узы –
Любовь и дружба. Разве нет? –
Я жду от Вас лишь "да" в ответ..."

"А Вы настойчивы, однако, –
К нему вполоборота встав,
Флоранс ответила. – У брака
Другой был узнан мной устав:
Односторонним договором
Он может быть. И явным вздором
Любовь и дружбу видят в нём.
Идеалист Вы, Пьер, во всём...

Но Вы сказали справедливо
О правилах союза речь:
Любовь зажжёт его красиво,
А дружба сможет уберечь.
Читала мало я поэтов,
Но уйму хочется рассветов
Мне встретить в дружбе и любви –
Пусть даже на краю земли.

Меня удерживает дата,
Срок близкий мой и роковой.
За этой точкой невозврата –
Иль мир, иль буду я другой...
Июль, тринадцатое, полночь...
Пьер, мне понадобится помощь
Из Ваших рук в мой судный час. –
Лишь пара лун есть про запас.

Вернусь – даю своё Вам слово
Пред силой неба, мощью волн –
Я Вашей стать навек готова.
Сейчас же ум мой местью полн, –
Грядущим ярким, но неясным,
Как вспышка молнии, опасным.
И убежать я не вольна,
Как с неба не сбежит луна..."

Конечно, граф, приговорённый
Любовью к ведьме роковой,
Пошёл на всё. И труд упорный
Прилежно посвятил ей свой,
Творя строжайше по обряду
Свечей тринадцать чёрных кряду,
Шесть чернотканных пентаграмм –
Все с рунным ставом по каймам.

Последнее, что оставалось –
Кровь чёрных птиц ему добыть.
Трём головам их полагалось
С заходом солнца испустить
Её немного в череп-кубок –
Не ранее тех самых суток,
Что предваряют день собой
С Флоранс обещанной луной.

Так ведьмы той он стал сообщник.
А ей всё больше с каждым днём
Толковый нравился помощник –
Любовь смущала только в нём.
Но, впрочем, разве поначалу. 
Девица быстро прикипала
К манере откровенной глаз,
Душа в которых – напоказ.

Сперва забавно это льстило,
Потом – привычкою он стал,
А позже – сердце тайно ныло,
Коль где подолгу пропадал.
Ей в тягость гордость приходилась,
Когда к нему вся суть стремилась,
В своих сливаясь мыслях с ним –
Он стал ей самым дорогим...


             Глава тринадцатая

             НЕИЗВЕСТНЫЙ ВРАГ

Воспоминаний вихрь промчался,
На мысли налетевший вдруг.
Над лесом гром не унимался –
И полновесный лунный круг
Ждал полночи во вспышках молний. –
Момента не было пригодней
Флоранс избавиться от всех,
Губить её имевших грех.

Шум волн до замка доносился
Из спешки моря штормовой.
Круг на полу углём чертился
Прелестной ведьмочки рукой.
В нём старый стол располагался,
Где каждый атрибут держался
В определённой стороне,
Чтоб роль сыграть свою вполне.

Июль, тринадцатое, скоро.
За четверть часа до него
Сосредоточенного взора
Флоранс не сводит со всего,
Что возлежало перед нею
Суровой тьмы самой чернее:
Пентакли, череп вороной –
С короной в серебре большой,

С травой особенною свечи,
Кровавый кубок-черепок
К полуночи стремили вечер.
Судьбы закрученный клубок
Распутывался всё быстрее.
И становился тяжелее
В покоях тайных под луной
Гнетущий воздух грозовой.

Пробила полночь громовая...
Две шпильки острые в руках,
Кровавое уж дело зная,
Сей миг трудились на свечах,
Вычерчивая руны ровно
И имена, кинжалы словно:
Водили кровью чёрных птиц
По каждой в отблесках зарниц.

Свечей двенадцать поимённых,
Двенадцать только лишь врагов. –
Одна в глазах недоумённых
Пуста, как гроб, средь тех гробов,
В которых постояльцы кряду
Лежат печальным грузом рядом. –
Ни рун, ни имени на ней.
Кому она и станет чьей?

Вдова отца на пышном троне,
Тесть короля, интрижный плут,
Убийцы при её короне –
Их пять свечей особо ждут...
Шестую заслужил сегодня
Служитель купленный часовни,
Венчавший с герцогом её,
Вознагражденье взяв своё.

Седьмая – для сестры Бернара,
Флоранс мучительницы злой, –
Как память каждого удара
Дитю, ей ставшему снохой. –
За слёзы, боль, обиды, муки,
Плевки, заломанные руки...
И за помин души живой,
Творимый мужниной сестрой.

И по свече предназначалось
Её беспутным сыновьям. –
Душа обоих забавлялась,
Смешки бежали по глазам,
Когда Флоранс чинили пытки –
То вызывало их улыбки.
Плюс три свечи для слуг троих,
Приказы исполняших их.

Кромешной оставалось тайной –
Сокрытый кто приговорён
К свече последней безымянной?
Кто он, чему он обречён?
За что, коль неизвестен жрице,
Подобной нынче хищной птице,
Выискивавшей жертв своих
В чертогах гибельных ночных?


             Глава четырнадцатая

             ЯВЛЕНИЕ

Черты Флоранс преобразились
От странных сил и молний глаз.
Огнями свечи забесились,
И губы-маки много раз
В ночи торжественно и внятно
Сказали слово. Но понятно
Не людям – только тьме оно
И много раз повторено

Колдуньей, местью увлечённой.
Накидка длинная её
Спадала с плеч рекою чёрной.
Вдруг вихря тучного вытьё –
Холодного, как сырость-вьюга,
За гранью угольного круга
В покоях проявилось так,
Что накалился страхом мрак...

Из тучи, полной гроз и грома,
В набитой звёздами парче,
Выходит та, что так знакома...
Послушный ворон на плече
Имеет красные глазницы,
Из них пускает он зарницы.
А жезл на службе гостьи той
Тьмой управляет и луной.

Флоранс, бледна, как изваянье,
Из круга вглядываясь в тьму,
Почти утратила сознанье,
Узнав во тьме... себя саму!
У ведьмы губы занемели,
Костяшки рук оцепенели.
Безмолвная она стоит, –
За круг, как в зеркало, глядит...

Прекрасноликая богиня,
Ночная царственная стать,
Молчание ценя доныне
И гроз всенощных благодать, –
Окидывает ясным взором
С легко читаемым укором
Из тьмы любимицу свою:
"Ну, что ж, я первой говорю,

Приветствий, к диву, не дождавшись
От жрицы мнительной своей.
Неужто, разочаровавшись,
Молчит она? Мне или ей
Задуманное нынче дело
Мечталось довершить умело?
По именам произнеси! –
Из них для каждого проси

Ему желаемую участь!
Мой жезл-меч разгорячён! –
Их жизнь и радость, улетучась,
Как сладкий выветрится сон.
Учти, в моей манере мрачной
Язык простой и однозначный. –
Так молви слово, жрица тьмы!
Молчанья ради ли здесь мы?"

Флоранс, вернув контроль над телом
Своим решеньем волевым,
Тяжёлым языком, но смелым
Ответила: "Врагам моим –
Их дел достойная награда.
Приветствовать тебя я рада
Во всём величии твоём, 
Льдом освящённом и огнём,

Божественная тьма и ярость!
Нам есть, о чём поговорить.
Чужда возмездию усталость
И сроку давности не быть.
Вот – именные свечи чахнут,
Они могильной пылью пахнут. –
Их не огонь в ночи зажёг,
А боль моя, души ожог...

Скажи! Ты ведаешь, богиня,
О роли их в судьбе моей,
Что стала их трудом пустыней
И океаном слёз под ней?
Ответствуй мне, какой же доле 
В твоей великовластной воле
Сих недостойнейших обречь?
Как меч твой – жезл их станет сечь?"

"Да ты решительна?! Прелестно! –
Богиня вверх загнула бровь. –
Твоя мне однозначность лестна.
И ты права! – Пусть кровь за кровь!
И жизнь – за жизнь! За счастье – счастье!
Ты с резкой говорила страстью, –
Столь благотворной для меня,
Для силы мести и огня!

Ну, что ж, носящая корону, –
Чьи руки в яде и крови,
Чьему пять лет внимают стону 
Из многочисленной родни
Стервятники, деля безбожно
При ней, ещё живой, что можно –
Ведьмачке немощной, больной,
Не властной встать с постели той,

К которой чёрная хвороба
Её прибила, словно гвоздь,
К столь запоздавшей крышке гроба.
Она бледна, худа, как трость.
При ней потомки без стесненья
Уж обсуждают положенье,
Что при дворе они займут. –
Друг против друга часа ждут.

Достойная уничтоженья
Ещё мучительней она –
За мужа ядом отравленье,
За то, что есть на ней вина
В убийстве мужниного брата.
Должна настичь её расплата –
Ту, чьи посланцы в час ночной
В дом принесли к вам смерть с собой!

Ей мало муки – я согласна.
Вдова страдает короля,
Но я усилить это властна:
Под ней разверзнется земля!
Её отец – советник главный,
Вор, плут и кукловодец славный –
На душегубство вразумил
Родную дочь – и заслужил

Тот яд, что старший внук подсыпал
В разгуле пиршества в вино, –
А королевский тесть и выпил.
Но, так как сызмала дано
Ему природой много силы,
Он откупился от могилы
Безножием и слепотой. –
Пока что... Буду ль я собой,

Коль усугубить не сумею
Боль и страданья старика?
И к палачам, троим злодеям,
Моя уж тянется рука –
За их над герцогом расправу,
За твой испуг – им на забаву...
Посланцы тестя короля
В тюрьме его врага не зря

Неделю казни ожидают. –
Под стражу взяли тех троих –
Всех, как лазутчиков. И знают
В стране про заговоры их.
Мне с ними поспешить придётся,
А то, гляди, кто не дождётся
Перед работой палача
Отведать моего меча.

А кто венчал тебя, ребёнка,
С высокородным стариком?
Ты плакала, рыдала громко, –
А он благословлял крестом,
Скрепляя брак молитвой чинной.
Невинность с дряхлостью противной
В часовне герцога сводил. –
До дня сего он не дожил...

Мне разве что дрова добавить
К нему в пылающий костёр!
А с герцогинею управить –
Другой, пожалуй, разговор.
Твоя золовка, твой каратель,
Кнутом и словом истязатель,
Колдунья, демона рука,
Сестричка мужа-старика,

Кто покушался на святое –
Осиротевшее дитя.
Ей предоставлю плату вдвое, –
Живущей, годы изводя
Тебя свечой заупокойной.
Она за грех свой язвой гнойной
Пошла по телу – и смердит. –
Да так, что страшный дух стоит,

Как от покойника живого,
Отпетого во всех церквях.
Ни дня ей нет, ни сна ночного,
Ни счастья в милых сыновьях, –
Из-за наследства кто большого
В хмелю убил один другого.
Братоубийцу же потом
Нашли разбитым под окном

Фамильной башни в час заката.
Как позаботиться о них?
Ужесточу: пускай расплата
Сестре Бернара за троих –
И за неё саму настанет...
Да будет мрак, и гром мой грянет!
Месть, сатисфакция твоя –
Улыбка на лице моя!

Осталась тройка стражей гнусных,
В стенах тебя пытавших здесь.
Нашлась тут парочка искусных,
Из этих вытряхнувших спесь:
Один за воровство задушен,
Другой – жене своей не нужен,
Калекой ставший в ходе драк.
А третий – проклят и никак

Не рассчитается с долгами,
Отсиживаясь по углам. –
Он кровью кашляет ночами,
Родным постылый дочерям,
Что чувств к родителю не знают, 
Куском и солью попрекают.
Недавно выгнан он одной –
За хлеб, прихваченный с собой.

Как предоставить их покою?
Им мало униженья всем...
Останешься довольна мною, –
Подкину я ещё проблем
Двум выжившим из этих стражей –
Молитва никакая даже
Мой меч от них не отведёт.
Я так довольна: пир грядёт!

Мой ненасытный бал кровавый! –
Мне больше б музыки такой!
Свята и месть, и гнев твой правый! –
Нам будет весело с тобой!
Лишь было бы твоё желанье,
О, жрица лунного сиянья
И духов призрачных ночных!
Вот они где – в руках моих

Твои враги! На пятый вечер,
К сгущенью громового дня,
Они растают – словно свечи
От поднесённого огня.
Моё над светом укрепленье!
Теперь своё мне подтвержденье
Их приговора повтори,
Пока не выдалось зари!"


             Глава пятнадцатая

             ПОЕДИНОК

Богиня тёмная над жрицей
От пола, как эфир ночной,
Оторвалась, поднявшись птицей,
Во мгле и жути грозовой.
Глаза её огни метали,
А руки в стороны взмывали,
Флоранс пытаясь обхватить
И душу девы пригубить.

Но та, не выходя из круга,
Срывая страхом голос свой,
Проглатывая ком испуга,
Заговорила с темнотой:
"Владыка тьмы, я опоздала.
Моя богиня, я не знала,
Что я судьбой отомщена,
И их передо мной вина

То приняла, что заслужила.
Месть не сладка, когда её
Небес опередила сила. –
А жать кровавое жнивьё –
Стервятнику повторно в радость.
Я ж низкое не чту за благость.
Уже наказанного пнуть –
Себя стыдом ударить в грудь!"

Богиня вспыхнула, как пламя:
"Ты нарушаешь уговор,
Тьмой освящённый между нами.
Смени и тон, и разговор! –
Я не люблю таких развилок, –
Ведь прежде был он крайне пылок.
Тебе не дам назад пути:
Отдай под меч их! Подтверди!"

"Не подтвержу! – Флоранс вскричала –
И тембр хрустальный задрожал. –
Я не палач! Мне света мало,
А темноты – какой-то шквал!
Меня судьба опередила.
В кого ты хочешь, чтоб я била? –
В покойников? Полуживых?
Родными преданных? Больных?

Кого, ответь, терзать ты хочешь?
Они не мщенья моего,
Какое ты в друзья мне прочишь –
А жалости, скорей всего,
А кто – предсмертного покоя,
У края гробового стоя,
Заслуживают от меня, –
Но не меча и не огня..."

"Ты их жалеешь... Это – жалость. –
Богиня прошипела ей. –
Что ж, бойся: я впадаю в ярость...
Попробуй, выживи же в ней!" –
Разверзла руки тьма ночная
И, гневом силы пополняя,
Метнула в девушку огнём –
Да так, что свет пошёл, как днём...

Но круг защитный заискрился:
Живой, он жрицу обступил –
И высоко воспламенился,
Чем пламень тьмы и подавил.
Утихла первая атака
Голодного до жертвы мрака, –
Назад отброшена она,
Как зеркалом отражена.

"Ах, так?! Не уцелеешь, всё же!" –
Богиня тёмная навзрыд
Стращает жрицу, взглядом гложет,
Из круга выйти ей велит. –
И ворона с плеча спускает –
Он купол круга пробивает
Кровавой молнией из глаз:
Опасность ближе в этот раз.

Дочь короля ладонь раскрыла,
От вспышек пряча лунность глаз.
Пред нею роковая сила –
Вот-вот решится всё сейчас.
Она на стол взглянула бегло...
Вокруг него горело пекло,
А близко к жрице на столе
С короной страж на голове.

Слова Арин пришли на память,
Что череп птицы-короля
К себе поближе нужно ставить.
Его скелет хранит земля,
Чтоб в час опасности и страха
Вернуть его назад из праха.
Флоранс схватилась за него,
Корону повернув легко

Вспять хода солнца вкруговую –
И череп ворона в руках
В броню оделся перьевую:
При крыльях стал и при когтях.
Он вырвался – и к гостю быстро.
От воронов летели искры!
И в схватке равных тёмных сил
Король-хранитель победил,

Что ворона богини в темя
Бессмертным клювом заклевал.
Вернувшись в мир живых на время,
Он черепом обратно стал
Со шрамом новым над глазницей,
Прижатым к сердцу девой-жрицей.
Минуту дух переведён –
А воздух бойней заряжён...

И тьма к девице обратилась:
"Ну, коли так, дитя моё,
Зачем, чтоб это дальше длилось?
Не отравлю твоё житьё, –
Хоть ты меня и огорчила.
Но, если мне бы подарила
То, чем всех больше дорожишь,
На что ты каждый день глядишь, –

Пожалуй, на моё прощенье
Тогда рассчитывай вполне.
Мне надоели выясненья
С моей же жрицей при луне.
Я жду, родная, исправляйся. –
Да ну, смотри, не ошибайся...
Цени, пока к тебе добра,
А то мне скучно до утра..."

Серебряный отца браслетик
На девичьей руке мерцал.
В нём звёзды собраны в букетик, –
Им добрый герцог поздравлял
Её с последним днём рожденья,
С ним проведённым – в ночь вторженья
Убийц, подосланных в их дом.
Он – дядя ей, а стал отцом

И человеком близким самым –
Вплоть до сегодняшнего дня,
Чья гибель оставалась шрамом
Из боли, страха и огня...
Флоранс подарок расстегнула,
Браслет богине протянула:
"Возьми, мне – он дороже всех.
Не золотой и не из тех,

Что бриллиантами сверкают
И тонут в слёзных жемчугах. –
В моё он сердце прорастает,
А жил – как память на руках.
Даю тебе, хоть мне и больно.
Уйди же с ним – и будь довольна.
Что хочешь взять ты с сироты,
Великий гений темноты?"

"Хм, право, что это такое? –
Прищурив хитрость жёлтых глаз,
С ухмылкой, затаившей злое,
Вещает тьма. – И в этот раз
Меня ты обмануть решила? –
Об этом я ли говорила?
Ты вздумала со мной играть,
Иль слову данному под стать

И память – локона короче?
Позволил кто тебе, ответь,
Шутить с воительницей ночи,
Теряя осторожность впредь?
А речь вела я про другое:
Дай самое мне дорогое! –
Его отдай мне, например!"
В тот миг же пред богиней Пьер

Предстал, явясь не весть откуда.
Рубаха белая на нём
Глаз оттеняла изумруды
С меняющимся в них огнём.
Богиня графа обхватила,
К губам раскрытым подтащила:
"Вот, кто тебе дороже всех! –
И то ли хохот, то ли смех

Весь замок окатил собою. –
Был твой, а стал, как видишь – мой!"
Но Пьер свободною рукою
Эфес плотней сжимает свой –
И рассекает воздух шпага,
Несясь во тьму. При этом шагу, 
Прикован к полу волей злой,
Не ступит граф тот молодой.

Тут, будто о гранит ударясь,
Сломалась шпага на лету.
Богиня тёмная, оскалясь,
Над ним сдавила темноту –
И граф упал, придавлен тьмою,
Распластан силой роковою...
И надвигалась на него
Судьба печальнее всего...

Флоранс от боли простонала:
"Нет! Запрещаю забирать!
Ты – хищный зверь. Тебе всё мало. –
Ты дальше хочешь пировать.
Его тебе не отдаю я –
И пусть умру, с тобой воюя,
Хоть обступи со всех сторон.
Только не он! Только не он!"


             Глава шестнадцатая

             ТРИНАДЦАТАЯ СВЕЧА

В минуту ту же осеняет
Спасительная мысль Флоранс:
Кто Пьера перед ней терзает?
Кто на неё, как чёрный барс,
Из адской темноты бросался?
Чей образ тьмою нарекался?
Кого увидела она,
Когда зловещая луна

В округе полночь объявила?
Кого ей царственная мгла
Из темноты своей явила,
И с чьим лицом она пришла? –
Не может быть... Не может статься...
Она и есть – свеча тринадцать!
Да, на пентаклях перед ней
Здесь безымянных нет свечей...

Последняя её – родная...
"А именная – вот моя. –
Шепнула ведьма молодая. –
Ты – враг мой, тьма. Но ты – есть я!
Теперь твоё я знаю имя!" –
И тут драконом между ними
Сверкнула красная гроза. –
И угрожающе глаза

Богиня тёмная метнула
На жрицу дерзкую свою:
"Ишь, как фигуры развернула...
Такие игры я люблю.
Твой ход конём я оценила. –
Мне даже интересно было.
Но, всё ж, мятежный ангел мой,
Твой – шах лишь был, а мат – за мной.

Сама себе не враг ты, жрица.
Жить очень хочется... Всегда...
В моей руке твоя синица, –
И зря та пташка так горда.
Я, как и ты, прекрасно знаю:
Своей задумки, дорогая,
На деле ты не сотворишь. –
Себе ли смерть ты причинишь?

Да хоть верёвкой извивайся,
А за конечек дёрну я.
Ты проиграла, сознавайся:
Я – суть, а ты – лишь тень моя!
Смири бесплодную гордыню".
"Ты заблуждаешься, богиня! –
Вдруг осадила жрица тьму. –
Есть то, что не понять уму,

А только – сердцу. Сила мести
Способна скалы в пыль толочь,
Но совесть, долг и дело чести
Нельзя той силе превозмочь.
Ждёт своего свеча скитальца,
Как гроб раскрытый – обитальца. –
Давно судьбой наречена,
Свой чует час уже она...

Ей своему предначертанью
Теперь последовать пора,
Пока всесильно гроз мерцанье
И беспросветность до утра.
Так что же зря свеча пустует,
А враг мой главный торжествует?
Прерву я твой кровавый пир,
Тьмы разгулявшийся кумир!"

И жрица на последнем слове
К свече тринадцать поднесла
Две шпильки с кровью наготове. –
С богини красота сошла.
"Остановись!" – она стенает.
Но дева твёрдо продолжает
На воске руны вырезать
И заклинание читать.

Кровь чёрных птиц легко ложится
На тело мягкое свечи.
Из тьмы проклятие сочится –
Но руки жрицы горячи.
Они верны и непреклонны.
Свою работу монотонно
Прилежно делает она –
И ей потворствует луна...

Богиня тянет к жрице руки:
"Одумайся! – Прощу тебя!"
Флоранс не слышит эти звуки, –
Она совсем ушла в себя –
Угроз и просьб не замечает
И аккуратно высекает,
Блестя глазами ярче лун, 
Кровавой шпилькой среди рун

Одно единственное имя. –
Богиня впала в смертный транс.
Бездвижна жрица... Между ними –
Свеча по имени Флоранс...
Она жила – а не горела,
Верша задуманное дело.
Свеча горела и жила...
Флоранс лежала у стола...

Круг загорелся и взбесился,
Высокой сделавшись стеной.
На жрицу то ли снег ложился,
А то ли – пепел лёг седой.
Внутри магического круга
Змеёю проползала вьюга,
И воздух, вспененный грозой,
Едва ль в метели слышен той.

Покои сверху заносило
Обильно-белым: свечи, стол,
Пентакли – шесть которых было,
И опрокинутый на пол,
Задетый шпилькой, с кровью кубок;
В короне стража, чей поступок
Назад всего какой-то час
От гибели хозяйку спас.

Холодный, с зимним ароматом,
С борьбой и страхом пополам,
В убранстве комнаты богатом
Из стен сочился воздух там.
Всё отошло, заледенело...
Но долго среди всех не тлела,
Под ветром мёртвым горяча,
Флоранс последняя свеча...


             Глава семнадцатая

             ИЗБАВЛЕНИЕ

Над горизонтом на востоке,
Как губы жрицы на лице, 
Кораллом рдел рассвет высокий.
Цветы душистые в пыльце
Гудливым радовались пчёлам. –
И в птичьем гомоне весёлом
По ручейкам из копий скал,
Беря начало, день бежал...

Что ж замок, тайные покои,
Богини тёмной страшный пир?
Там, на полу, лежали двое
В кругу остывшем. Сверху мир
Смотрел на них из тесных окон.
Лучи обоих взяли в кокон,
Накрыв их солнцем и теплом,
Как от всесущной тьмы – щитом.

Так, заслонив от тьмы друг друга,
Застыли на седом полу
По центру угольного круга
Флоранс и Пьер... С их лиц золу
Сдувала жизнь своим дыханьем.
Нежнейшим жертвенным касаньем
Соприкасались скулы их
В восхода бликах золотых.

Граф обнял нежно герцогиню.
Они вдвоём – в руке рука.
Луна, похожая на дыню,
Была от них так далека...
Её сменило солнце властно
И, бдя черёд свой ежечасно,
По небу делало обход
Над пенным бегом сильных вод.

С угрюмых стен сбегала влага
Ночного ливня под луной.
За кругом – сломанная шпага,
Свидетель встречи с темнотой,
К окну отброшенной лежала. –
По ней, как кровь, заря бежала.
Её владелец молодой
Всей грудью, прежде сжатой тьмой,

Вдохнул и выдохнул столь жадно,
Что веки чутко поднялись
На дрожь щеки Флоранс прохладной.
Её глаза отозвались
На взгляд любимого, открывшись, –
Чей взор, на ней остановившись,
Смотрел любовью и судьбой
В лицо колдуньи дивной той.

И, как нетрудно догадаться,
Придя в себя, влюблённым двум
Пришлось поспешно возвращаться. –
Тем более, что странный шум
Их подгонял уйти скорее.
Пьер подхватил Флоранс живее
И в тайном ходе скрылся с ней
Под выкрики внизу людей.

Но слуги не подозревали:
Вверху, над головами их,
Минуту лишь назад взирали
С недоумением на них
Проснувшихся недавно двое:
Под крышей скрытые покои
Для глаз их были высоки.
Конечно, звуки и шаги

На лестнице, что шла под землю,
Никто не слышал в ранний час. –
Тогда, трагичной вести внемля,
В толпе чинили пересказ
Без устали один – другому
Про то, как ночью копья грома
Жизнь унесли их госпожи.
За упокой её души

Творились в скорости по храмам
Молитвы – с множеством свечей.
А знатным господам и дамам
Был веский повод для речей
Высокопарных и притворных –
Привычный тон в кругах придворных.
И каждый этот ритуал
Друг перед другом выполнял.

С сестрой Бернара лишь простились –
Другая разнеслась молва,
Что к праотцам поторопились
Вдова-убийца короля,
Отец её и остальные
Флоранс мучители лихие. –
От поимённых все свечей
Ушли за пять прошедших дней...


             ЭПИЛОГ

Вдали от места рокового
У океанской тишины
Синее неба голубого
Ластилась к скалам прядь волны.
Встал жаркий полдень над утёсом,
Века не стёсанным наносом
Мятежной на него воды. –
И только времени следы,

Залёгшие на пепелище,
Хранимом от скоплений глаз,
Таят историю жилища
Той, кто пришла сюда сейчас
Спустя тринадцать лет с немногим,
Как разошлись её дороги
С покоем, детством и мечтой –
С её нетронутой душой...

Здесь, средь золы, минув обычай
И погребальный ритуал, 
Ветров и времени добычей
Отцовский прах за годы стал.
И, поминая их разлуку,
Флоранс в золу пускает руку,
Ища того как будто в ней,
Кто в мир давно ушёл теней.

Русоволосый граф с ней рядом
Вдыхает запах тех времён,
И полным состраданья взглядом
Свою жену обводит он.
Плеча он женского коснулся
И к ведьме ласково нагнулся,
Поглаживая смоль волос,
Дождинки стряхивая слёз:

"Не плачь, Флоранс, дитя природы,
Царица сердца моего...
Здесь – вечность. Океана воды
Дух к облакам несут легко.
Спроси у чаек, стражей моря, –
Они твоё осушат горе.
Никто из нас и никогда
Не исчезает в никуда...

Вставай, души моей призванье, –
Такое солнце над тобой!
Тебе идёт его сиянье –
Под глаз оттенок золотой.
Пусть знают горы, море, ветер:
Люблю тебя одну на свете
Любовью тёплой, словно свет. –
Сильней она от зим и лет.

Вложи ладонь свою мне в руку –
Тебя из боли подниму..."
И с нежностью вняла супругу
Флоранс, на грудь упав ему.
Незабываемы и алы
Губ несравненные кораллы
На личике её цвели
Приманкой яркою любви:

"Мой ласковый, мой добрый, милый,
За всё тебя благодарю...
Ты стал моею светлой силой,
В рассветную введя зарю.
Меня остановил над бездной
В моей погоне бесполезной
За тем, что только вниз меня
Тянуло день бы ото дня.

Ты прекратил моё служенье
Большому моему врагу:
Месть – это саморазрушенье.
Мне на одном с ней берегу
Не место. – Оттого лишь легче.
Не с ней я жажду больше встречи. –
Хочу я дни встречать с тобой
Под каждой утренней зарёй...

Ты спас меня от страшной муки
Суровой совести моей.
Отмыть от крови можно руки –
Душа бы утонула в ней.
Судьба за каждое злосчастье
Мстит без стороннего участья:
Не нужно брать её копьё –
Поднимешь горе с ним своё.

Когда я этим отболела
В ночь тех событий грозовых,
Своих врагов я пожалела –
Судьба не пощадила их.
Но мне навек уроком стало,
Что в нас самих берёт начало
Наш бог и дьявол во плоти. –
А вот к кому из них прийти

Однажды человек решает.
Как странно: в зеркало глядя,
Он их обоих созерцает,
Увы, их в нём не находя.
А я в лицо их прочно знаю,
Пройдясь по роковому краю
Полнейшей громовой луны.
С тех пор – всё больше тишины

От жизни хочется и света. –
Чтоб как сейчас: прибой, волна,
Любовь и мы в разгаре лета,
А остальное – тишина..."
Флоранс прижалась крепко к мужу,
А Пьер, её целуя в душу,
Супругу на руках кружил
И солнце вместо звёзд дарил...

14-25 июля 2022 года 5:32