Об учителе, друге, учёном и необыкновенном Человек

Посвящено Сенченкову Евгению Павловичу
16.12.1936-4.09.2022.


Не напишешь поэму о жизни такой,
                И не надо!
(Ритм не тот, да и слов я не подберу.)
Жизнь, как бардовских песен тирада,               
С хрипотцой на опушке в сосновом бору,
Где на взлёте друзья унеслись в поднебесье,
Где девчонка, как солнце, в ту жизнь ворвалась,
Где науку, как женщину любят всем сердцем,
С Богом споря, в создании Мiра чья власть?
Будет солнце светить ошалело над белым,
Белым морем, как лист до новин,
Чтобы Мырка ещё нашептать бы успел бы,
 До отмеренным Богом, ТЕХ САМЫХ годин.

*Мырка –сокращённое имя любимого пса Таймыр, В дальнейшем это стало символом интуиции.

Стихотворение было написано в 2019 году. И по моей просьбе он написал это.

¬¬¬¬¬¬Про себя.
Мой отец работал токарем на 1-м ГПЗ (Шарик) и, наверное, из-за лейтенантского звания, стал парторгом цеха. В 37-м его направил МГК  ВКПБ на «освоение Крайнего Севера». Его назначили начальником совхоза Горняк в посёлке Кочмес (Коми АССР) под Воркутой. Это был лагерь – совхоз, снабжавший Воркуту сельхозпродукцией. Предыдущий начальник покончил с собой, так же поступили и последующие два. Отец прибыл туда в 37-м, а мать с нами – мной и братом старше меня на 5 лет – в 39-м. Вот откуда Зона. Мать была назначена начальником Культурно-Воспитательной Части (КВЧ). В её обязанности входили собственно кльтурно - воспитательные мероприятия и, своего рода, «профсоюзные» нагрузки. В лагерях всегда были «слабосильные» и «отказники». С теми и другими надо было разбираться и минимализовать, На этой почве у матери с отцом часто бывали трения, т.к. отец отвечал за план, а мать была человеком и с весьма твёрдым характером. Я был ещё мелкий и помню годы до войны смутно, фрагментарно. Помню няню из лагеря – тётю Магду и её мужа – дядю Гебеля. Оба из немцев Поволжья. Отец и мать быстро разобрались в обстановке и Зона для них стала своей средой обитания. Мы с Толей быстро познавали немецкий, отец давал план, а мать заботилась обо всех. Она окончила библиотечный институт, и культурная часть программы её устраивала больше всего. Совхоз был в чести у начальства на Воркуте (генерал Мортовицкий – начальник Воркутлага) и мать этим стала пользоваться. Среди зеков был Берлинский – руководитель квартета виолончелистов Большого театра. Мать раздобыла на Воркуте ему виолончель, и он постоянно играл в нашем Доме культуры в лагере. Решил подучить нас. Пианино было, но как-то не пошло, хотя, мой слух его ошарашил. (Это сейчас я оглох). Политические и уголовники были в паритете. Мы с Толей бродили по Зоне – вохряки с вышек видели нас и не противились. Люди скучали без детей и нас привечали все. С политическими у матери сразу сложились хорошие отношения. Прежде всего, с Варварой Васильевной. У неё мужа тоже загребли, и она тщетно пыталась с ним связаться. Мать, по совместительству, стала цензором. Обязанностью было вымарывать в письмах недозволенную информацию. Увидев проблему ВВ. она сама по своим каналам нашла, что его направили в Норильск, но к тому моменту он уже скончался. Но дружба и совет ВВ были для матери необходимы. Затем появилась тётя Додо. Это была пятая жена Пятакова, грузинка. Мать увидела её на лесозаготовках, когда она стояла перед ёлкой и била топором поперёк ствола. Оказалась медсестрой и сразу занялась в зоне своим делом. Были конвойные и бесконвойные. Но так как был ВОХР (военизированная охрана), то всё выглядело опереточно. На катере бригада конвойных в основном – бабы, уплывают километров на 10 по реке за грибами. Один конвоир с винтовкой. Естественно, спит. Бабы воруют патроны, либо затвор и спокойно собирают грибы. Просыпается – просит. Посмеются, отдадут. Отношения человеческие. Мать взялась всерьёз за культуру. В лагере в тайге поставили ОПЕРУ «Запорожец за Дунаем». Аккомпанировали на баяне, пианино и аккордеоне . Пел Паторжинский – признанный бас Киевского театра. Сейчас этот случай приписывается Абези – посёлку ниже по реке. Праздником бывали капустники. Среди зеков было много евреев с юмором, молдаване, украинцы. Так вот не было песни Утёсова, на которую бы, не написали слов по теме. Отцу тоже доставалось, но у него было чувство юмора, и он воспринимал людей, как рабочий коллектив, а это залог выполнения плана. Были теплицы и мы – мелкие. «пикировали» редиску, сажали рассаду. Корова на скотнике дала пять тысяч литров молока в год. Её с дояркой возили в Москву на ВСХВ. Был случай для Михалкова. Мы были на Усе – река, приток Печёры, а в Усу впадает река Воркута (отсюда НА Воркуте, а не В Воркуте). Так вот по тамошней весне вверх для Воркуты шли баржи с материалами для шахт и вообще для Воркуты. Спускались они с углём. Как-то осенью последний караван не дошёл до Воркуты из-за раннего ледостава. Стальные конструкции сгрузили нам на берег и вернулись в Печёру. По весне начался ледоход. Это впечатляющее страшное порой зрелище, когда льдины в полметра толщиной плывут сплошняком по реке. Если у Абези затор в сужении, то льдины забивают русло и вода выходит из берегов, а они сносят всё на пути. Льдины стали достигать конструкции и отец, обвязавшись канатом, пошёл в воду. Трактор подогнали. Так вот ВСЕ мужики лагеря пошли за ним и спасли груз! Тянули канат с берега, толкали в воде. Это надо видеть! Мне лагерь запомнился людьми, безотносительно – уголовник, политический. Это все -  люди. И каждый обо мне заботился. Один игрушку сострогает, другой рыбу научит ловить, на лодке грести. Когда мать организовала Дом отдыха для шахтёров, то, естественно, туда пришли и ВВ, и Додо, и «уголовница» тётя Полина (работала на фабрике кухне и что-то понесла домой). А шахтёры меня учили арифметике. Мать раздобыла замечательную библиотеку. Была БСЭ, академическое издание Шекспира. Я читал без отрыва. Пребывание на Севере было разрывное. В начале лета 41-го отец взял отпуск, и мы приехали в Москву. На Ленинградском шоссе д.20 жила его мать и сестра. Отец – Илларион Потапыч, скончался раньше. Мы приехали к ним в полуподвал. Но начали жить хорошо, даже с соседями. К сенокосу отец вернулся – корма! Тут и грянула война. Он сразу отослал рапорт в военкомат и через неделю уже выехал в сторону Ленинграда. Мы были в Москве и в самые тяжёлые времена (немцы в Химках) к нам пришли военные и сказали, что мать как хочет, а детей эвакуируют. Она, естественно, попросила в Тамбов. Она из Козловского (Мичуринского) уезда. Шацкие выселки. Немцы оказались быстрее нас и взяли Тамбов. Мы направились пешком из Мичуринска в село. У матери были тряпки и она меняла их на жратву. Пришли и жили почти год. Затем мать решила вернуться на Север. Отец воевал под Ленинградом, подо Мгой. Скоро уже командовал полком. Мы с приключениями добрались до Кочмеса. Новый начальник определил мать ответственной за маслозавод. Это она после сделала Дом отдыха. Завод был домиком с бензиновым движком, который крутил бочку со сливками. Было два сепаратора, приготовлявшие эти сливки. Их крутили мужики – работа не из лёгких. В бочке получалось масло. Его мать раскладывала в специальные ящики и прилетал самолётик – кукурузник. Масло улетало на Воркуту. Мы с Толей охотились на уток, куропаток, пуночек – кушать хотелось. Но голода не было. Я толком в школу не ходил. Мать учила, хотя помню несколько занятий. Детей мало и в одной комнате сразу все. В 4-м классе нас уже учили колоть штыком чучело из соломы. В 43-м в августе пришла похоронка. Отец погиб. Ходили на рекогносцировку, и всех трёх накрыла мина. Оставалось несколько дней до прорыва блокады. Мы с Сонькой разыскали могилу – уже братскую. Стало хуже. Я не помню точно, когда появился дядя Женя – он станет моим вторым отцом, но это было где-то в 44-м. Это украинец, западенец. Спрятался в стогу от петлюровской мобилизации. Стог проверяли шашками. Повезло. Сбежал в Чехию. Окончил Сельхозакадемию. Ушёл в Германию. Вступил в Компартию. Был связным Тельмана. Послали в Союз. А у нас как раз налаживаются отношения с Германией. Посадили на 8 лет. Сидел в Печлаге. Строил баржи. Бригадиром у него был Названов – будущий хороший актёр радиотеатра (Клуб знаменитых капитанов). Жена сразу отреклась от него после ареста – шпион. Сын попал в детдом. Они сошлись с матерью и у меня появился отец де факто. Сына – Юру, тут же забрали из детдома и они с Толей стали жить своей жизнью – 8-й класс. Оба уехали на Воркуту учиться дальше. Воркутинская школа была гораздо сильнее московской. Преподавали доценты, профессора. Воркутинский театр спорил с Большим. Пел Гмыря. Он по утрам до войны пел Широка страна…Когда Толя с Юрой приехали в Москву, то Толя без труда поступил в Физтех, а у Юры возникли проблемы. Отец судим. Куда бы он не приходил – в лучшем случае, экономический факультет. Тогда это было позорно. С трудом приняли в Сельхозинститут на факультет малых и средних ГЭС. Через 4 года после окончания он ПРИНИМАЛ Обскую ГЭС в Новосибирске! Затем стал во главе Новосибирского Госстроя. Помер от опухоли мозга – было чуть за 50. Дядя Женя сделал из меня человека, иногда против моей лени. У него была немецкая пунктуальность и неисчерпаемые знания во всех областях.  Я с ним освоил фотографию, велосипед, ружьё и всё, что к этому относится. Он помнил обо мне постоянно. Жизнь складывалась трудно. Он был с судимостью и мать (директор дома отдыха, но в лагере, т.е  в МВД) не могла с ним расписаться. Это бы ударило по нам всем – запрет жить в Москве и столицах. А он упрямо и слышать не хотел о просьбе реабилитации. Варвара Васильевна обратилась и была очень быстро реабилитирована, а дядя Женя уехал строить сталинскую железную дорогу в Арктике. Посреди Оби в Дудинке стоит бык для моста, который делала его бригада. Он наведывался в Москву, но ничего путного с матерью не получалось. В конце жизни он поселился в Черкассах. Там нашлась хорошая женщина, и они несколько лет прожили счастливо. Я к нему ездил.
 Это коротко. Во мне вся эпоха отложила что-нибудь. И в работе тоже, но это другая сказка.

 7.09.2023 года
Дополнено публикацией части переписки после годовщины ухода из этой жизни Евгения Павловича.
 Публикую часть письма после нашего эмоционального обсуждения тем, особенно  актуальных в это время перелома в развитии человечества. Он, как учёный размышляет о СОВЕСТИ, Господе и его промысле в судьбе каждого,о пути нашей Родины.

      ..."Разговоров было много, но по порядку. Баба безусловно умная и талантливая, а, главное, сохранила желание думать дальше. К сожалению, мы с ней на разных берегах. Моя задача (Божий промысел)  - навести порядок в настоящем и обеспечить его в будущем учётом СВОЙСТВ ЧЕЛОВЕКА. Подавляющее количество разного рода пресституток рассуждают о целесообразности того или иного устройства государства, не учитывая этого – решающего фактора. Я отталкиваюсь от того, что есть на самом деле, что дано от Господа. Мы договорились до того, что человек действительно неразрывно связан с Создателем прямой и обратной связью. Человек таков, каков он есть и нам НЕОБХОДИМО понять, как именно этого человека остановить от очевидного сползания к самоликвидации человечества. Именно в этой связи возник вопрос о СОВЕСТИ. Для меня важно не выделять совесть на какой-то, вызывающей множество вопросов диаграмме, а наметить конкретные возможности использовать СОВЕСТЬ для направления человечества «на путь истинный», спасающий от самоликвидации. 
  СОВЕСТЬ - некоторый комплекс нейронов, который должен отслеживать безопасность и комфортные условия существования организма. Он может прямо воздействовать на процессы сознания и имеет преференции в плане принятия управляющих решений. Целеполагание комплекса  сознания – комфорт для организма. При возникновении необходимости выбора поведения, комплекс «совесть» руководствуется определённой иерархией возможных «отступлений, уступок обстоятельствам». В последнюю очередь он допускает риск погибели организма. В привычно протекающей жизни совесть диктует соблюдение некоторых правил поведения, что идёт на пользу организму. Но в случае возникновения угрозы комфорту (не попасть в автобус) совесть смещается и дозволяет пройти без очереди. При трагедии на море или на пожаре совесть диктует первоочередные спасательные действия  своих детей. При борьбе с агрессией она позволяет ответные удары. В последнюю очередь (один спасательный круг на двоих) совесть делает выбор либо собственной гибели ради другого, либо предпочтения себя. Конечно, в этих случаях работают и гормональные факторы, и личностные свойства сознания. Совесть же диктует, ради собственного реноме уборку рабочего места, проверку сделанных выводов, признания соавторства. СТРАХ – это АЛАРМ СОВЕСТИ. Она предупреждает о необходимости принятия решения. Религией и внедрённым ею в общество комплексом правил поведения человека в этом обществе, регламентировались «направляющие» для граждан. Это и 10 заповедей и множество других ограничений возможностей поведения человека. Желание рая и боязнь ада долгое время сдерживало изменения в иерархии запретов совести. Но религия отвергла себя образованием. Человек получил возможность изменить запреты или снизить пороги их выключения. В результате мы пришли к Содому и Гоморре. К этому нас привели свойства человека (бабы и мужика отдельно!) Чтобы исправить ситуацию нам необходимо срочно определить наши возможности установить «колею» для поведения человека (бабы и мужика – отдельно)  в сложившейся ситуации, учитывая, что ОТНИМАТЬ сложнее, чем давать. Это надо делать в приложении к КОНКРЕТНОМУ, СУЩЕСТВУЮЩЕМУ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС ЧЕЛОВЕКУ. Поэтому все эзотерические поползновения разделить, отсортировать и т.д. – не выполнимы! Мы имеем то, что имеем, т.е. раздрай в Европе, глобализацию со всеми последствиями, гигантскую разницу в уровнях жизни даже в одной, отдельно взятой России. Роботизация сокращает количество «человеческих» рабочих мест. Не востребован  молодняк, философски воспринимающий свою безработицу и жизнь на пособие. Обеспеченная верхушка олигорхата спокойно предлагает СОКРАЩЕНИЕ населения на порядок, а не сдерживание рождаемости. Сексуальная революция не только соединила панель с подиумом и красной дорожкой, но РАЗВАЛИЛА САМО ПОНЯТИЕ СЕМЬИ. Общество отреагировало введением ювенальной юстиции, что окончательно уничтожило ОСНОВУ СОЦИУМА – семью. Наши действия имеют целеполаганием возврат человека «в колею», Но он вернётся в неё только, если мотивировка переборет имеющиеся «достижения», и если он вдобавок испугается предрекаемых последствий.  Я категорически не согласен с тезисом о необходимости атомизации социума.
В целом я очень доволен разговором, хотя он проходил на разных языках. Её эмоциональность и постоянные ссылки на реальные события обеспечили взаимопонимание. Вопрос о создании некоторого Движения висит в воздухе. Надо думать о его реализации, учитывая «бытовые подробности». Я перешлю тебе ссылки на две мои публикации в Авроре. Там рельефно проступили современные настроения весьма «продвинутых» пользователей. «Это наша Родина!»"