Сосулька вечности...

Продолжаю публикации, посвящённые памяти замечательного  поэта Глана Онаняна. Предлагаю мою рецензию на книгу стихов Глана Онаняна "МОЕЙ СУДЬБЫ БЕГУЩАЯ СТРОКА..  в "Московском Литераторе" за 2005г.

Александр Сичанин
СОСУЛЬКА ВЕЧНОСТИ

      
     Глан Онанян, "Моей судьбы бегущая строка", — М., МГО СП России, 2005г
     Меня просто поразили и заворожили такие строчки Глана Онаняна из его новой книги стихов:
      "Ликуй! Вода сочится талая
      Как жидкий свет небесных сот,
      И Муза умственно отсталая
      Сосульку вечности сосёт…"
      ("Весна фаталиста", стр. 52)
      
     отсюда и название статьи…
     Книга начинается с удивительного пролога:
      
     Стихи поэта не судите строго:
     Земная жизнь сурова и строга,
     Но в храм небесный прянет из острога
     Моей судьбы бегущая строка,
      
     Её огни намечены пунктиром —
     Течёт созвездий млечная река,
     Но в некий час взойдёт над целым миром
     Моей судьбы бегущая строка:
      
     Пускай я шут, пускай я презираем
     В своей дежурной маске остряка,
     Но знаю: ад соединяет с раем
     Моей судьбы бегущая строка!
      ("Название книги", стр. 8).
      
      В 1996 году В.Баевский в своей книге для "нового поколения" "История русской поэзии" задаёт в предисловии к ней вопрос: "Что такое поэзия"? И перечисляя, по его мнению, свойства настоящей поэзии, он особо останавливается на нескольких: "умение располагать слова так, чтобы в них одновременно мерцали, просвечивали одно сквозь другое несколько значений, искусство внушать чувства и мысли окольным путём помимо прямых значений слов, умение увидеть и показать мир с неожиданной стороны, непривычное в привычном, говорить одновременно о вечности и своём времени…"
     Меня не покидает мысль, что В. Баевский, описывая эти свойства, как бы предвосхищал, что спустя десятилетие появится на свет книга стихов Глана, в которой собраны воедино все эти свойства, более того, находясь во власти русского языка, такой поэт, как Глан Онанян, ещё и сам "в известном смысле берёт на себя функцию народа: отбирает слова, вводит новые, меняет их значения, правила их соединения" и что самое главное, он не только имеет свой взгляд на мир, не только "свои смыслы, но и свои построения смысла":
      
     Что там в мире за окном
     Лес, охваченный огнём
     Бледно-золотого листопада,
     Или серый зимний день,
     Или синей ночи тень
     Да луны лимонная лампада?
      
     …Как там в мире без меня,
     Без волшебного огня,
     Чей полёт — от ада до рая?
     Ах, спешат мои часы,
     И безбожно врут весы,
     Меру дел моих определяя…
      ("Что там в мире за окном",
      стр. 168)
      
     "Свои построения смысла"— это удел поэтов с особым поэтическим мышлением, и здесь на первый взгляд должен выйти диктат языка. Но как сказал в своей нобелевской речи И. Бродский: "Диктат языка — это есть то, что в просторечии именуется диктатом музы, на самом деле это не муза диктует вам, а язык, который существует у вас на определённом уровне помимо вашей воли". Какой же должен быть уровень языка Глана Онаняна, когда рождаются такие строки?:
      
     "В чём счастье, если разобраться,
     А может быть, ответ таков:
     На крышу старую взобраться,
     Минуя рухлядь чердаков,
      
     К шершавой смуглой черепице
     Прильнуть обветренной щекой,
     И никуда не торопиться,
     Вкушая солнечный покой,
      
     Смежить усталые ресницы,
     И улыбнуться детворе,
     И самому себе присниться
     Мальчишкой вечным во дворе…"
     ("Тёплая крыша", стр.32)
      
     Когда я прочитал это стихотворение одной известной актрисе, не буду называть её имени, она меня попросила ещё раз его повторить, а потом неожиданно воскликнула: "Неужели не перевелись ещё такие поэты на земле русской?" И мне показалось тогда, что она прослезилась. Но когда она узнала, каким тиражом вышла эта книга, была очень удивлена…
     И тут я вспомнил мытарства поэта, который по оценке Якова Козловского "давно и прочно занял в русской поэзии своё достойное незаёмное место", с волнением ожидавшего выхода этой книги, чтобы она стала достоянием людей и ещё, быть может, потому, что муза его, с которой он прожил "много дней и много ночей" отпустила, дала добро:
      
     "…Муза моя, мы жили — как не жили
     И в мире дела нет никому,
     Какие думы мы в душах нежили,
     Прежде чем тихо уйти во тьму"
     ("Верность", стр. 104)
      
      "Поэт стремится,— как отмечал в своёй статье "О том, что над нами" прозаик и кинодраматург А. Зурабов,— к осознанию жизни как очищающего испытания, как свидетельства всемогущества Духа". И Глан Онанян, "как истинный поэт, пишущий только по очень серьёзному внутреннему поводу, на нелёгком пути своего творчества вплотную подошёл к Богу, который в нас. Бог для поэта — это Поэзия, с таким же успехом он мог быть назван Совестью — это уловка атеиста, избегающего слова (но не понятия), лишающего нас права на разочарование и потерю надежд". И в новой книге стихов этот большой поэт близок к обретению веры:
      
      "Поплутав по дорогам
     И совсем без дорог,
     Я стою перед Богом,
     Я без веры продрог —
      
     Я стою перед Богом
     Нищ и наг, сир и сед,
     Как-то косо и боком,
     Как подвальный сосед:
      
     Без защиты негоже
     И в последнем строю —
     Принимай меня, Боже,
     Под защиту свою!"
     ("Я стою перед Богом…",
      стр. 190)
      
     У Глана Онаняна есть одна тайна, которую он никогда не выказывает, но и ни от кого не скрывает. Какой бы темы он ни коснулся, он всегда верен себе — всё начинать как в первый раз, значит, всё видеть в новом свете сквозь призму чудотворства, и он готов "оставить перо и лампу потушить", чтобы уйти по "взгорьям и оврагам в окрестности души". Именно там сокрыта, мне кажется, тайна поэта…
     На этой высокой ноте, я хочу закончить статью о книге Г.Онаняна "Моей судьбы бегущая строка".