Черный ноктюрн на белом шелке

Я одел белое,
И в черном дыму ты узнала меня.
Я одел черное,
И в белом слове ты узнала меня.

Спазм ожидания.
Спусковой крючок экзистенциального путешествия.
Родились ли эти тела из одного и того же дыхания:
Тело мужчины, женщины и тело языка?
Язык предельно близкий музыке и Богу...
Целое не существует без части, а часть без целого!

Мне нравится смотреть на тебя медленно...
Мне нравится смотреть на тебя, отменяя время.
Однозначная правда, у ворот холодного сезона
Хор зажженных огней и цветы серафима.
Пересохшая гортань строки, говори!

Вот она - ясная на тенях, цвета неба и плоти.
Знаешь ли ты, что пишут всем собой, всем, без остатка
И только так, в стихотворении, можно оставить «жизнь»...
Я благодарен тебе за тайну,
Тайну, которая никогда не будет раскрыта,
Тайну о том, что мы родились смертельно ранеными
И были вынуждены жить...
Тайну о том, что и буквы наших имен были пусты.

Взывающий прикосновения, Взывающий откровения
Из дома без сада, из сада без дома...
Возложу крылья на свои плечи,
И мы произнесем увековеченный тост нежных,
Я оставляю поцелуем между твоими губами лепесток слова.
Нет подлиннее воска, чем тот, что горит!
Я пришёл за твоим единственным безумием,
Ты пришла за моим единственным безумием.
Нас простят часы,
И мы станем говорить на языке обнаженных,
И мы войдем, поэзия, в твое лоно, тело, дом,
Под твой дождь и сад твоего солнца
чтобы назвать Огонь.

Слова великолепия, попробуйте терпение на вкус...
И я привязываю слова к смычку строки,
Забытый альт, квинты возрождаются...
Пролей же всю веру на четыре струны!
Тут, где покоится цветущая трава...
Тут, где серебряная царапина прорезала ночное небо.
Слова для окончаний,
Оставь их на шестой день твоих страхов.
Оставь им бесконечные колеса, в награду за которые
Нам давали лишь смотреть на них день и ночь.
Ты лучше всех образов, созданных тобой...
И разве ты пришла не для того, чтобы собрать их в один?!
Ты прячешь сладкое в своей горечи,
Как бабочка, что забыла, что она летит.
О, великодушие пренебрежения и щедрости,
Когда ты вновь решишь разделить мир на две половины,
Вспомни - Владелец всего всегда между словами!
Он выравнивает часы,
Он распределяет пункты назначения фанфар,
Жажду вальса, лихорадку соцветий,
Надежду сухоцветов, короны красоты, 
Немоту, что венчала наши виски,
Прося сердцебиения и пульсации свежерасстеленного утра,
В символическом значении раны - седине.

И оживет, как освященная отсрочка, мысль чтобы осветить веки твои.
И пересыпятся слова в наших переплетенных пальцах
С ветки на ветку.
Черный ноктюрн на белом шелке...
Зачем нам одежды, если всё написано в нас?
Всё больше и больше белого для тебя...
Я положил на стол белый лист...
По нему уже скользят обнаженные буквы,
В их ветвях зреет сердце...
Время переплетаться,
Обнимая каждое слово в неприкосновенной близости,
Касаясь кончиками пальцев воздуха, молясь ответности,
Пока все зеркала не потеряют время.

А листья тают как снег...
Суммируй в трех тактах одну молитву
С утра и до точки, без платы.
Одну молитву,
Пока мир мчится этим длинным и коротким «никогда».
Но оставайся -
Как сонет, как грань, как обручение с октавой.
И когда ты придешь по этой глубокой тропе,
То ты поймешь,
что то, что только что мы держали в своих руках –
больше не наше.
То, что завершено, не принадлежит никому.
Что бежит - не ловит тебя.
Что хранишь ты - этого достаточно.

И мы растаем друг в друге
Когда за окнами всё о смерти, всё о войне...
Война - оргазм смерти.
Но не бойся...не бойся, мы вечные!
Моя любовь и твоя невинность,
Святилище цунами,
Дрожь между душой и кожей переплетены,
Качнулись обладать хрупким ритмом всего неожиданного,
Когда замирает на пике дыхания радость,
Которая останется в моей руке строкой.

Не умаляй сердцебиение, дай ему быть!
Близостью от глагола к глаголу, от паузы к паузе...
Августейшего цезаря две вечные строфы - ты и я.
Где раскаявшийся предсказатель снега всегда знал,
Что это был наш белый наряд.

Звуковые прикосновения,
Нити прозрачного эроса...
Весить в этом отражении воздуха,
Ухаживать за вечным солнцем, скрытым в тебе...
Медленными встретить нетронутое утро...
Если ты - время, то подойди ближе, прямо к сердцебиению...
Если ты - безвременье, то стань моей лёгкостью...
И я развязываю узкую линию строки,
Так говорит дрожащее лезвие
В этом падении цвета к твоим ногам,
В этой тихой колыбельной после ласк твоему спящему солнцу.

Семь слогов и длинное небо...
И всё имеет смысл - вуаль теней, вдох и выдох огня, ожидание,
Плакать тобой решившая осень,
Мы, потерявшиеся на улице, где нет ни одной двери,
Воздуха медленный бег по коже - белый и чистый,
Черный и нежный, затаивший дыхание,
Замеревший на высоте прикосновения внезапный свет...
Короткая тишина....
Ритмический рисунок близости,
Регистр более высокий, чем слово - близость.
И я оставляю себя тут,
Тут - где мы сдались.

В месте, перед бесконечным,
Когда все зеркала потеряли время.