Во Славу Великой Победы

               


…Давно замечено, что чем дальше уходят годы детства, тем ярче видятся его отдельные картины. Они вспыхивают в памяти неожиданно, вызывая сильный, но сладостный толчок в области сердца. Кажется, что ты на одно лишь мгновение, длящееся не более секунды, вдруг погружаешься в атмосферу какого–либо одного дня своего далекого прошлого и тут же возвращаешься обратно в нынешний день, будто вытолкнутый плотной средой прожитых лет. Но мозг уже получил пищу для размышлений и начинает интенсивно работать, стараясь восстановить цепочку последующих картин и событий. Разумеется, чем значительнее были события, тем легче их вспоминать. Однако в жизни ребенка все значительно, все важно, так как каждая мелочь производит сильное впечатление, глубоко западает в душу, формируя сознание будущего взрослого человека. А если впечатления детства озарялись военными пожарищами, то на склоне жизни те давние картины просматриваются в памяти так, будто происходили только вчера.
Много ли может добавить цепочка моих личных детских переживаний в годы Великой Отечественной войны к последовательности исторических событий того траги-оптимистического времени? Совсем немного… Но думается мне, что и она поможет кому-то глубже прочувствовать, как формировалась в советских людях великая ненависть к фашизму и абсолютная Вера в нашу Победу.
               
                ЕЁ МЫ СЛАВИЛИ ВСЕГДА!
                ВЕДЬ СЛАВА ЭТА НАВСЕГДА!      
               
    ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ИЮНЯ
         2021 ГОДА

Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Вновь я проснулся и встрепенулся –
Так начиналась война.

Много уж лет пролетело,
Вырос и стал я седой.
Но всё вспоминаю, переживаю,
Как это было со мной.

Кончилось мирное время…
Я, семилетний пацан,
Со всеми страдаю и понимаю,
Какой это жуткий бедлам.

Вместо того, чтоб учиться,
Мир вкруг себя познавать,
Должен в лесу хорониться
И по друзьям тосковать.

А потом
Фрицы ворвались в наш дом…
Как скот нас угнали в германские дали,
Где ждал нас фашистский Содом.

Долго мы в нём прозябали,
Голод и холод терпя,
И избавления с верою ждали,
Армию нашу моля.

И вот
Грянул победный тот год!
В апреле ненастном,
Но всем нам прекрасном,
Из лагерных вышли ворот.


Кончилось страшное время!
Я возвращался домой,
А Весна расцветала и поздравляла
С тем, что остался живой.

А сколько отважных мальчишек
В боях за меня полегло!..
Я их вспоминаю, будто всех знаю,
Но так оно быть и должно.

Летят года,
Но помним о них мы всегда,
Чтоб не было боле
Всемирного горя
И рухнула в вечность беда!

Строки сии сочиняя,
Слышу в душе патефон.
И между прочим «Синий платочек»
Снова доносит мне он.

Синенький скромный платочек
Символом стал навсегда
Веры в победу, строгим заветом,
Что забывать нам нельзя!
 

               
     1. ВСПЫШКИ В ПАМЯТИ

Яркие вспышки из мрака войны
Вводят не редко в кошмарные сны.

Вновь возникают и долго не меркнут,
Будто я в детство сознанием ввергнут.

Часто мерещится всё пережитое,
И остаётся вовек незабытое.

Было немало, меня миновавшего,
Горе и гибель не раз обещавшего.

Но помогала судьба ускользнуть,
Чтоб продолжался мой жизненный путь.

Вот и живу, вспоминая всё яркое:
Доброе, злое, холодное, жаркое.

   
         
     2. В РОДНОЙ ДЕРЕВНЕ

Я помню стайки наших самолётов,
Летавших низко в сторону войны.
И воронья фашистского прилёты
С той ненавистной чёрной стороны.

А по дорогам часто шли колонны,
Сначала наши, позже – фрицевья.
На всё смотрели мы ошеломлённо,
Не веруя в победу воронья.

А вороньё слеталось всё наглее,
Пока не захватило всё вокруг…
Но знали мы, что наши всё ж сильнее
И всех фашистов перебьют не вдруг.


      3. ПЕРВАЯ КРОВЬ
 
«Побегли Гекана глядеть!» –
Кричали наши пацаны.
И я такое посмотреть
Помчался тоже… Но увы…

В овраге головою ниц
Лежал колхозный председатель.
И не было уже убийц,
Решивших, будто он предатель.

Мне жутко стало в том овраге:
Я голову увидел изнутри…
Была трава вблизи в крови,
И кровь ещё сочилась алой влагой.

С тех пор мерещилось мне вновь и вновь
Как покидает человека кровь.

А ночи стали с той поры
Кошмарных ужасов полны.


      4. В БРЯНСКОМ ЛЕСУ

«Землянка наша в три наката»,
И сосны вещие над ней…
Мне часто снятся те ребята,
Друзья суровых, тяжких дней.

И да простит мне Матусовский
За перепев его стихов.
Там брат мой Миша Осиновский
Был в бой идти всегда готов.

Пошёл в разведку, и убит…
В плену расстрелян был мальчишка.
Но мозг мой в памяти хранит,
Как был отважен мой братишка!

Тогда наш лес шумел сурово,
Как в том Софронов уверял,
И каждым сказанным им словом
Героям славу воспевал.

Так пусть живёт же эта Слава,
Спасая нас от новых бед,
Чтоб никакая впредь отрава
Не причиняла людям вред.

А я запомнил навсегда,
Как голос брата раздавался,
Когда он, уходя, прощался,
И что за песню спел тогда…

 
               
   5. В КОНЦЛАГЕРЕ БЛИЗ РЕЗЕКНЕ
             
Какой-то праздник был у фрицев,
И нам «подарки» выдавали:
Что им самим не пригодится,
В толпу невольников кидали.

То было что-либо съестное,
Малосъедобное и отбросное.
Но в той толпе все были рады
Всему, что им бросали гады.

В гурьбе творилась кутерьма
От жажды ухватить хоть что-то.
Но мне хватало всё ж ума
Не лезть туда, где бьют кого-то.

Но вышел из шараги сбоку
Старик, что звался нами «доктор».
За чистотой в бараках он следил.
И вдруг меня он пальцем подманил.

А я, предвидя угощенье,
К нему мгновенно подскочил
И без малейшего смущенья
Кусочки хлеба получил.


       6. В БАТРАКАХ
Из лагеря нас латышам отдали,
Чтоб урожай для немцев весь собрать.
А латыши нас грустно принимали
И не желали с нас три шкуры драть.

Наймитами мы стали поневоле.
Но это нас от гибели спасло.
Мать и сестра работали там в поле,
А я осваивал пастушье ремесло.

В лесу под Ауце коров я пас
Совместно с пареньком из Ленинграда.
Не тяжек был наш этот труд для нас,
И харч хороший был за всё наградой.

И мы надеялись остаться здесь
Вплоть до заветного освобожденья.
Но гитлеровских недоумков спесь
Опять погнала нас без снисхожденья.



7. НА НЕВОЛЬНИЧЬЕМ КОРАБЛЕ

Из Лиепаи до Пиллау
Нас морем ночью повезли,
И всех невольников ораву
На судне в трюмы завели.

Но можно было выходить
На палубу наверх из трюма,
И там немного побродить,
Взирая на море угрюмо.

Во тьме суда другие шли,
Светя сигнальными огнями.
И мнилось: НАШИ корабли
Вот-вот должны прийти за нами.

Да не случилось…И в концлагерь
Нас фрицы снова упекли.
Но мы теперь уж точно знали,
Что дни фашистов сочтены.


8. СПАСИТЕЛЬНОЕ БЕГСТВО
     ПОД КЁНЕГСБЕРГОМ

Я помню наше бегство из колонны,
В которой гнали всех, быть может, на расстрел.
Апрельский ветер нас хлестал холодный,
Но я терпел и лишь от страха млел.

Из лагеря нас вывели под вечер,
Чтобы неведомо куда угнать.
А наш уход в хвосте был не замечен,
И не было кого за нами гнать.

Но мы сгибались в беге низко-низко,
И о спасеньи думалось душе.
Ведь знали мы, что наши где-то близко,
Раз штурмом взят был Кёнигсберг уже.

Немало набралось нас в том бараке,
Что в городке поблизости стоял.
Ютились в нём в холодном полумраке,
Моля, чтоб день Свободы воссиял.

Но сами мы рвались ему навстречу:
Барак покинув, к фронту побрели.
И тут как раз отряд был нами встречен
Солдат советских, что в разведку шли.

Той радости в словах не передать,
Что овладела нашими сердцами.
И как легко вдруг стало нам шагать
В мгновение окрепшими ногами!

А я до взрослых лет своих не знал,
Что там Космодемьянский нас освобождал!



9. В ВОЕННОМ ПОДСОБНОМ ХОЗЯЙСТВЕ

Передо мною памятное фото,
И я на нём одиннадцати лет.
Надеюсь, что ещё живёт хоть кто-то,
Но всех хранит сей групповой портрет.

То было далеко уже от фронта,
И был я ограждён от всяких бед
Той трепетной и ласковой заботой,
Которой в памяти забвенья нет.

А до того я в лагерях страдал
В среде моих друзей, таких же пленных.
И вместе с ними страстно ожидал
Прихода наших войск благословенных.

В бессмысленном плену тогда я был
И ничего с тех пор не позабыл.
 

 10. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Наш путь домой был радостен и долог:
Арба, вагон товарный, грузовик.
А дальше по Десне был даже волок –
Меня тащили в лодке. Я ж приник

Лицом к борту и всматривался вдаль,
Где на Бугре меж зелени садов
Увидеть должен свой родимый дом,
Который я три года не видал.

Потом бегом помчался на Бугор
И через сад ворвался в школьный двор.
Самой же школы я не увидал…
Но рядом дом наш всё-таки стоял.

Ура! – уже кричали пацаны,
Меня завидев к дому подходящим.
Надолго были мы разлучены,
Но сроков нет для дружбы настоящей!

А вслед затем от них же слышу я:
«Ой, Сашик, глянь, вон батька твой идёт!
И вещи ваши с берега несёт».
Тут встрепенулась вмиг душа моя!

Рванулся я к нему и крепко обнял.
А он свозь слёзы целовал меня.
И даже от земли, как мог, приподнял,
Но сделал так, всю слабость затая.

Отец, как мы, сквозь лагеря прошёл,
Изведав смерть в ужасных проявленьях.
И там до состояния дошёл,
Что и не ждал уже освобожденья.


Когда он рассказал, какое худо
Он в лагере последнем претерпел,
Мы поняли, какое это чудо,
Что всё же он и там остался цел!

…А по деревне ширилось веселье
И под гармошку, и под барабан –
Там в семьях отмечалось возвращенье
Бойцов и строевых, и бывших партизан.

Но знали мы, наш Миша не вернётся…
И радость встречи омрачала боль.
А боль такая в душах остаётся
Навечно, как начертано Судьбой.
 

    11. ЖАЖДА ЕДИНЕНИЯ

Уж так повелось: вспоминая отца,
Я тестя всегда своего вспоминаю.
Да и себя, как мальца и юнца,
Я тоже тогда же себе представляю.

Во многом мы были друг другу нужны,
И мыслями часто делились свободно.
Великой Победе мы были верны,
Поссорить нас было никак невозможно.

Хотя разделяли нас годы рождения
И в судьбах нелёгкие хитросплетения.
Такого бы всем я желал единения
Для Счастья навеки и Мира спасения.
               

 12. ВО СЛАВУ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

Какими гимнами воспеть
Весь тяжкий путь к Победе нашей?
И чтоб никто не смог посметь
Сомнения посеять даже!

А если кто-нибудь разинет рот
И Мир войною одурманит,
То «дранг нах остен» снова станет
Ему дорогою на эшафот.

Но верую, спасённым Мир наш будет
Без проливанья крови в этот раз.
А всех «хайльгитлеров» погубит
Всеобщий всенародный Глас.

Так пусть же на века сияет Знамя,
Что над рейхстагом наш солдат вознёс,
И память вечно остаётся с нами
О всех, кто это Знамя гордо нёс.