Из поэмы Поэт29

Его признал Марк Юдалевич –
Поэзии всей патриарх,
стихов и прозы, будто сэндвич
в парнасско-фебовских горах.
"Да, дружба – это вам не игры",
не просто вдохновенья искры.
Заметить первые ростки,
Поэты в мыслях все близки
по состоянию. В душевной
незримой связью по стихам.
Они когортой входят в Храм
Поэзии во всём Вселенной.
Приветствуй, золотой Алтай,
врывается к вам Николай.

В. Токмаков признал Поэта
и молвить слово дал ему.
Я не открою вам секрета,
в бомонд вошёл он потому –
был Николай Сорока признан
Поэтами Алтая – признак
таланта, значит, налицо
в стихах, поэмах звучно всё.
Ещё уменье быть счастливым,
но в обстоятельствах любых
и даже, если бьют под дых,
не поддаваться на сварливость,
а быть всегда самим собой
да с поэтической судьбой.

"Двадцатый проиграли" точно,
за ним и двадцать первый век
военною покрыли "мощью"
на современный Белый Свет.
"В бою убито было время",
и жизни скинутой беремя
лежит понурое в гробу.
И кто-то вновь клянёт судьбу.
Как лошадей везут на бойню.
Бойцы с тампонами в строю.
Я трупам будущим пою
не песню, отходную: "Гойда!"
Конечно, прав во всём Поэт,
к нему у вас претензий нет.

Мордовин уломал, однако,
Валеру Тихонова, чтоб
в моих стихах расставил знаки.
Сказал красноречиво, в лоб:
"Стихи звенящие поставить,
в них ничего не надо править,
ошибку ты свою исправь
и искушение потрафь.
Стихов подборку да с портретом
в журнале "Барнаул" ты дай,
они ж порадуют Алтай".
Ивану шлю привет, респекты,
что настоял он на своём
неуловимо ясным днём.

И что бы мне ни говорили,
стоять я буду на своём.
Я на своей вчера могиле,
осенним хмурым серым днём
посеял семена там мальвы.
(Жаль не растут в Сибири пальмы),
пришлось черёмуху садить.
И, чтобы Господа не злить,
я выкосил вокруг крапиву
и рассадил я там дубы,
как наблюдателей судьбы.
Всё стало выглядеть красиво –
последний на Земле приют.
На ветках пташки пусть поют.

Ты указал страницу текста
да с посвящением. Всерьёз
воспринимать заданьем тесты,
как твой экзамен иль вопрос?
Ответа не нашёл, листая
страниц лощёных. Текстов стая
вспорхнула грубо в небеса
и взбудоражилась оса,
жужжала бойкая в пространстве
незлободневного стиха.
А ночь прекрасная тиха,
где Обь течёт в любовном трансе,
кружится пенится волна,
над нею вьётся мысль вольна.