Страницы жизни Очерк
СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ
ОЧЕРК
Меня очень утомило в последнее время создание очерков с общим и часто отвлеченным философско-историческим содержанием, таких какие я в немалом числе создавал в течение ряда лет ранее.
Для примера вспомню некоторые наиболее удачные из таких очерков, по многу раз уже опубликованные в самых разных литературных журналах в России и за границей - это очерки «Поэзия и магия», «Литературные призраки», «Карл Маркс и магия богатства», «Царство грез», «Сновидчество в русской культуре», «Мысль и слово», «Заветные идеи», «О чудесах», «Галлюцинации как «формула» литературы»… И многие другие, им подобные очерки.
Когда я ныне пытаюсь вновь погрузиться в такие общие философские и культурологические темы, которыми живут и дышат все подобные мои очерки - мне становится нестерпимо скучно и уныло на душе.
В итоге и первые строки таких новых очерков выходят унылыми и неживыми и пишутся с усилием и как бы «через не могу», с явным преодолением внутреннего душевного сопротивления всей подобной тематике и проблематике.
У каждого творческого человека чаще всего есть определенный круг тем и проблем, которые его действительно духовно волнуют - и вероятно я весь этот круг волнующим меня тем или это по настоящему интересующее меня поле тем и проблем в своей философской эссеистике уже исходил.
Все остальное о чем я в таких общефилософских очерках не написал - наверное меня всерьез и не волнует. И в силу этого мне и писать о чем-то таком для меня мало интересном стало ныне скучно и тоскливо.
Поэтому в последний год или даже два года я погрузился в основном в воспоминания, хотя в контексте этих своих воспоминаний я то и дело поднимаю и некие общие проблемы жизни и таким образом от философической проблематики окончательно все же вовсе не ухожу.
Сейчас я хочу вспомнить некоторые «страницы моей жизни», о которых мне писать в своих мемуарных очерках еще не доводилось.
Ранее я в своих воспоминаниях очень скептически и часто кисло отзывался о годах своей учебы на Историческом факультете Ленинградского Университета.
Студенты в те годы моей ранней молодости были на Историческом факультете преимущественно из каких-то отдаленных и дремучих краев России. И они действительно производили удручающее впечатление своей полной некультурностью и впридачу полным отсутствием интеллекта в большинстве случаев.
Но все таки не все на том Историческом факультете нашего университета времен моей молодости было так мрачно как я порой это описывал.
Так, на кафедре истории России (дореволюционной и досоветской России - уточняю это) студентом которой и числился - преподавали в те годы два ярких и колоритных профессора истории, Р.Г. Скрынников и И.Я Фроянов.
Оба они были авторами содержательных и масштабных статей и книг по средневековой русской истории и - что весьма любопытно - отчаянно враждовали между собой.
Р.Г. Скрынников был большим государственником, поклонником сильной царской власти в старой России. В значительной мере оправдывал кровавые деяния Ивана Грозного, прославлял Ермака как покорителя Сибири, восторженно описывал его смелые походы и красочно расписывал его подвиги.
Стремился же Р.Г. Скрынников создать в подражание прежним русским знаменитым русским историкам и в их числе Карамзину и Сергею Соловьеву в первую очередь, написать «от своего имени» целостное историческое повествование о прошлом России с древнейших времен и до эпохи Петра Великого по крайней мере.
И.Я. Фроянов был совсем другим и исследователем и человеком.
Он всегда и во всем «стоял за правду». В том числе и в своих исторических трудах. «Стояние за правду» выразилось у Фроянова в области древней русской истории весьма своеобразно хотя и предсказуемо - он не любил жестокое к своим простым подданным древнее русское государство и «узурпаторскую» власть русских князей и возвеличивал общинно-вечевой строй жизни в Древней Руси, когда, мол, была и реальная демократия и власть народа.
Каждый из этих двух ярких профессоров нашей кафедры был самоуверенным человеком. И не любил своего оппонента.
Мои симпатии были чисто по человечески и эмоционально на стороне И. Я. Фроянова.
Я чувствовал в нем и стойкость убеждений, и правдолюбие и ту особую честность перед людьми и перед самим собой которая всегда импонирует в талантливом русском человеке.
Но и Р.Г. Скрынников был интересной фигурой и одаренным историком. И его между прочим в те времена поддерживал (и даже выдвигал на звание академика - правда тщетно) Д. С. Лихачев, которому импонировала велеречивость Скрынникова, его талантливое подражание Карамзину и его демонстративный «державный» патриотизм, который и самому академику Д. С, Лихачеву был весьма близок.
Баталии между Скрынниковым и Фрояновым доходили и по смешного.
Я помню как один способный студент, некто Андрей Дворниченко, выступал с докладом на заседании Студенческого Научного Общества, написанным под явным воздействием идей и представлений о русской истории И.Я Фроянова.
На этом заседании от профессуры присутствовал именно Скрынников. И как он накинулся тогда на доклад простого студента Дворниченко!
Как прославленного уже тогда профессора Скрынникова, книги которого широкого издавались большими тиражами, «заедало», если говорить простыми словами, что кто-то из студентов может увлечься историческими идеями Фроянова.
Наблюдать за гневом Скрынникова мне тогда было забавно. Я уже понимал, что это - проявление недостойного настоящего профессора тщеславного мальчишества.
Но и Дворниченко с Фрояновым меня ведь тоже не убеждали! Вот в чем дело…
Мой отец, видный русский историк и в те годы Директор Ленинградского Института истории, говорил мне не раз и очень обстоятельно и доказательно, что Фроянов недооценивает развитие Древнерусского государства, что он относит формирование этого государства только к Х1У-му веку. Хотя русское государство сложилось в реальности намного раньше.
Этого делалось Фрояновым в угоду своей политической концепции длительного периода подлинного (общинно-вечевого) народовластия в Древней Руси.
Но все таки мой отец, сочувствуя Фроянову по человечески, считал его взгляды искажением исторической правды.
Отцу своему я как историку тогда верил. И сейчас я убежден. что он был в этих своих оценках реальной русской истории прав.
Безоговорочно сочувствовать Фроянову я не мог.
К тому же Фроянов слишком откровенно презирал своих студентов.
Я вполне понимал, что тех студентов которые учились тогда на Историческом факультете - было за что презирать. Но все таки мне казалось и неприличным и, если угодно, «топорным» открыто это презрение демонстрировать.
А у Фроянова на лекциях и семинарах получалось именно так.
Он с невозмутимым и очень официальным видом приходил на все свои лекции и семинары и что-то свое уныло и невнятно твердил перед равнодушной студенческой аудиторией, не обращая на самом деле на нее и на ее реакцию на все им читаемое по своим каким-то записям никакого внимания.
Потом Фроянов не попрощавшись уходил. А ведь и входил он в аудиторию не поздоровавшись со своими слушателями.
Словом, Фроянов отбывал на лекциях и семинарах свою служебную повинность. И это бросалось в глаза. И я тогда это отчетливо видел и сожалел от этом.
Если бы у меня не было отца-историка и Директора Института Истории и если бы я стремился связать всю свою жизнь с историческими исследованиями - противостояние Скрынникова и Фроянова и сами их феномены на бледном фоне тогдашней советской исторической науки могли бы меня многому научить, могли бы стать для меня важным опытом в становлении моей собственной творческой личности.
Но я был тогда увлечен поэзией и мечтами о своем участии в русской литературе, а вовсе не в исторических изысканиях.
И для меня соперничество Скрынникова и Фроянова являлось просто забавным на фоне скучных реалий тогдашней моей студенческой жизни.
Если же говорить серьезно и уже «с вершины лет» минувших, то Скрынников не понимал, что времена первых русских историков прошли безвозвратно. Не понимал, что нельзя в конце ХХ-го столетия одному человеку заново написать всю (или почти всю) историю России с древнейших времен.
Такое повествование в наши (широко говоря) времена неизбежно станет «дешевкой» массовой культуры, какими стали все примитивные сочинения и россказни о русской истории бесконечно вульгарного Бориса Акунина.
А Фроянов же в свою очередь без удержу переносил свои политические идеалы и свои действительно благородные нравственные установки в область русской истории - и это было конечно неправомерно.
Впоследствии Фроянов, как честный человек и как патриот России, не принял и новую постсоветскую ельцинско-чубайсовскую власть. Одно время и при советской власти и после ее убогой самоликвидации он занимал пост Декана Исторического факультета Петербургского Университета.
Но новую антисоветскую (по формальным признакам) власть не устроили характеристики Фрояновым Октябрьской Революции как жидо-масонского переворота.
\ И власть Чубайса, Гайдара и пьяного Ельцына сместила Фроянова с поста Декана Истфака именно за неприятие и осуждение Октярбьского большевисткого переворота Ленина и Троцкого.
Парадоксально - не правда ли?
Ирония истории в действии как говорится. И это было бы даже забавным. Если бы не являлось таким грустным.
Грустного и забавного одновременно я немало видел в своей жизни, надо честно сказать.
Помню уже на «закате» моей службы в Пушкинском Доме, когда новейшие «преобразования» свели работу нашего Института к изданию академических собраний сочинений классиков (и Пушкина прежде всего) с многостраничными унылыми и мелкими комментариями, с занудной и мелочной текстологией…
Тогда пространство моего вольного существования в этом самом постсоветском Пушкинском Доме неумолимо сужалось - меня со всех сторон хотели заставить посвятить себя целиком унылой текстологии и мелочным и дотошным комментариям с собраниям сочинений классиков…
В этой обстановке мне в Пушкинском Доме почти и места не оставалось.
Но ведь в большом научном учреждении российском, каким безусловно был в мое время Пушкинский Дом, не могло обойтись без жульничества и без аферистов - куда же без них в русской жизни.
И вот такими проходимцами в тогдашнем Пушкинском Доме стали сыночек академика А. М. Панченко Саша Панченко и его дружок Богданов.
Это были профессиональные жулики как говорится «чистой воды».
И когда Российская Академия Наук деньги своим сотрудникам толком не платит - они конечно присосались к источникам денег на Западе. И кормились за счет подачек с Запада.
Наш отдел Фольклора где оба эти фрукта первоначально некоторое время работали вскоре перестал их устраивать - потому что там требовалось создавать долгие годы и за счет кропотливого труда капитальный «свод русского фольклора», а не грести деньги добытые хитростью с Запада и бесконечно вводить в заблуждение насчет своих липовых достижений институтское начальство.
Что обо всем этом долго говорить…
Хитрый и изворотливый сыночек академика Панченко (которого я кстати любил и уважал) создал липовую какую-то «группу» в Институте, чтобы освободить себе руки для получения грантов с Запада.
Его сообщник, Богданов, вообще жил несколько лет в Германии, там преподавал и нагло продолжал числиться при этом сотрудником Пушкинского Дома, получая и в Пуш5инском Доме положенную ему как сотруднику ежемесячную заработную плату. Но реально возвращаясь в в Петербург и в Пушкинский Дом только раз в год в начале января - чтобы хоть раз в год показаться в стенах Института и опять на год «свалить» за рубеж.
А беспринципный Панченко младший этого Богданова здесь в Пушкинском Доме покрывал - ведь оба эти жулика-профессионала числились сотрудниками Пушкинского Дома.
Так вот я в заключении своей мнимой карьеры в Пушкинском Доме оказался в одной «исследовательской группе» с обоими этими аферистами.
И это конечно ускорило мой уход из Пушкинского Дома.
Формально надо было все таки так-то исследовательски проявлять себя чтобы показать свою творческую дееспособность в Пушкинском Доме.
И я решил написать для этого доклад. И выступить с этим докладом на заседании сей новой «исследовательской группы» - пусть мол начальство увидит, что я творчески активен и полон новых ярких идей.
Получилось же, однако, из этого доклада (который я все таки прочитал) совсем не то, что я ожидал…
Этот доклад стал моим последним выступлением в Пушкинском Доме, после которого я решил покинуть Институт…
Готовясь к докладу, я вспомнил свои прежние давние идеи об особом значении сновидческого «духовного зазеркалья» для русской литературы и культуры, исходя из которых некогда я написал текст для знаменитого в прошлом московского «Нового Мира» (при Ирине Роднянской как заведующей отдела критики «Нового Мира») в котором я писал еще в 1991-ом году что сон для русской культуры - это особое просветленное духовно и волшебное состояние сознания.
Теперь, готовя доклад, я вспомнил эту свою давнюю тему «Сновидчества в русской культуре», написал новый текст доклада - целый философический опус на самом деле.
Доклад на эту, давно выношенную в душе моей тему - и зачитал его в Пушкинском Доме на заседании этой нелепой «группы» прохвостов от науки.
Но уже во время моего доклада присутствовавший на нем Богданов начал орать на меня и нагло меня оскорблять.
Никогда меня - ни раньше, ни позже - так нагло ни оскорбляли меня ни в стенах Пушкинского Дома, ни вообще в жизни.
Богданов публично кричал на меня на том заседании, не давал мне говорить…
Я хотел уже уйти с кафедры из за потока оскорблений… Но сообщник Богданова мелкий Панченко лицемерно удержал меня… И его обнаглевший приятель после этого наконец затих в зале.
С такими вот оскорблениями мне пришлось встретиться на закате моей службы в Пушкинском Доме!
Но что было то было.
Моя вещь «Сновидчество в русской культуре» на самом деле - замечательное достижение в философии и культурологии.
Сейчас она опубликована во многих изданиях и множество раз – - в журнале «Нева» , в историческом сборнике «Карта памяти» и во многих других литературных журналах и изданиях. И я не раз получал восхищенные отзывы об этой вещи от историков культуры и писателей.
Тем неприятнее мне вспоминать как меня оскорбляли на этом последнем моем выступлении в Пушкинском Доме. Как нагло орал на меня тогда этот Богданов…
Но я и ту пору знал прекрасно, что я написал замечательную вещь! Что это мое истинное творческое достижение.
Может быть, я не открыл теорию относительности в этой своей вещи. Но я многое сделал в ней для понимания сущности русской культуры.
Конечно, картинок из моей жизни, о которых я еще не вспоминал, было множество.
И мне кажется, что ушедшая жизнь обретает новый смысл и новое содержание, когда я ее вспоминаю.
Помню как мы под руку с моей мамой шли на похороны моего отца. К остановкам городского транспорта. Встретившаяся нам во дворе дома женщина все поняла. Вздохнула тяжело и перекрестилась.
А что она поняла в сущности? Поняла что умер необычайно важный для всей нашей семьи, для его жены и его младшего сына человек… Поняла, что они, жена и младший сын, с трудом держатся. Но стараются вести себя мужественно и достойно.
И так ведь и было!
Меня ждали потом после ранней смерти моего отца (в возрасте шестидесяти лет и от разрыва сердца) великие испытания. Когда и сам я мог запросто умереть. А если я не погиб тогда - то только чудом на самом деле.
Отец мой чувствовал что у меня большое творческое будущее и выдающееся литературное дарование. Хотя он сам порой и не верил этому. И сомневался на самом деле, что мои творческие способности доведут меня до добра.
Таким он и был. Мой отец. Интеллигентным, умным, просвещенным, но и обычным при этом человеком , который был искренне убежден - хватать звезды с неба или надеяться что они сами упадут в твои руки неправильно и наивно.
Простите, что я прерываю на этом свой мемуарный очерк дорогие друзья.
Я еще расскажу многое о своей жизни и о своем прошлом.
Но сейчас я уже устал от этого повествования. И нуждаюсь в отдыхе.
До новых встреч дорогие друзья!
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Носов Сергей Николаевич. Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге) в 1961-м году. Историк, филолог, литературный критик, эссеист и поэт. Доктор филологических наук и кандидат исторических наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких известных книг о русских выдающихся писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990; В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб. Издательство «Дм. Буланин» 2008; Антирационализм в художественно-философском творчестве основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009.
Публиковал произведения разных жанров во многих ведущих российских литературных журналах - «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской русскоязычной газете «Русская мысль» и др. Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате - в ленинградском самиздатском журнале «Часы» 1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки» был допущен и в официальную советскую печать. Входил как поэт в «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ВЕРЛИБРА», «АНТОЛОГИЮ РУССКОГО ЛИРИЗМА», печатал стихи в «ДНЕ ПОЭЗИИ РОССИИ» и «ДНЕ ПОЭЗИИ ЛЕНИНГРАДА», в журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском «НОВОМ ЖУРНАЛЕ», альманахах «Истоки», «Петрополь» и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах.
После долгого перерыва вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт и в России и во многих изданиях за рубежом от Финляндии и Германии, Польши и Чехии до Канады и Австралии
В настоящее время является автором более 1000 журнальных публикаций в России и за границей.
Печатался в журналах «НЕВА», «Семь искусств», «Российский Колокол» , «ПЕРИСКОП»», «ЗИНЗИВЕР», «ПАРУС», «АРТ», «ЧАЙКА» (США)«АРГАМАК», «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ» (КАНАДА), « ДЕТИ РА», «МЕТАМОРФОЗЫ» , «ЛИТЕРА НОВА», «ГРАФИТ», «ЛИТКУЛЬТПРИВЕТ!», «СОВРЕМЕННАЯ ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА» (ПАРИЖ), «МУЗА», «ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ», «НЕВЕЧЕРНИЙ СВЕТ, «РОДНАЯ КУБАНЬ», «ПОСЛЕ 12», «БЕРЕГА», «НИЖНИЙ НОВГОРОД». «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ» и др., в изданиях «Антология Евразии», «АНТОЛОГИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХХ1 ВЕКА». «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ», «ПОЭТОГРАД», «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН», «АРТБУХТА», «ЛИТЕРАТУРНЫЙ СВЕТ», «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» , «АВТОГРАФ», «Форма слова» и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах « НОВЫЙ ЕНИСЕЙСКИЙ ЛИТЕРАТОР», «45-Я ПАРАЛЛЕЛЬ», «ПОРТ-ФОЛИО»Й (КАНАДА), «ПОД ЧАСАМИ», «МЕНЕСТРЕЛЬ», «ИСТОКИ», «БИЙСКИЙ ВЕСТНИК», «ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ БУКВ», « АРИНА НН» , «ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИ» (ГЕРМАНИЯ), «СИБИРСКИЙ ПАРНАС», «ЗЕМЛЯКИ» (НИЖНИЙ НОВГОРОД) , «КОВЧЕГ», «РУССКОЕ ПОЛЕ», «СЕВЕР», «РУССКИЙ ПЕРЕПЛЕТ», «БАЛТИЙСКИЙ БЕРЕГ» (КАЛИНИНГРАД), «ДАЛЬНИЙ ВОСТОК», «ЛИКБЕЗ» (ЛИТЕРАТУРНЫЙ АЛЬМАНАХ), «НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ», в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборниках «СЕРЕБРЯНЫЕ ГОЛУБИ(К 125-летию М.И. Цветаевой), «МОТОРЫ» ( к 125-летию со дня рождения Владимира Маяковского), «ПЯТОЕ ВРЕМЯ ГОДА» (Альманах стихов и прозы о Любви. «Перископ»-Волгоград. 2019), «Я ДУМАЮ. ЧТО ЭТО ОТ БОГА…» ( Сборник стихотворений современных авторов к 80-летию Иосифа Бродского. «Перископ- Волга». 2020 ), Альманах «ЦАРИЦИН» Выпуск 2 (Волгоград 2022), «ФУТАРК» (Журнал мистики и литературы) и в целом ряде других литературных изданий.
В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий - премии «Поэт года», «Наследие» и др.
Является автором более 27-ми тысяч поэтических произведений. Принимает самое активное участие в сетевой поэзии.
Стихи переводились на несколько европейских языков. Живет в Санкт-Петербурге.
ИМЕЮ СВОЙ АВТОРСКИЙ КАНАЛ НА ДЗЕНЕ, ГДЕ ВЕДУ ЛИРИЧЕСКИЙ ДНЕВНИК, ПОМЕЩАЮ СВОИ СТАТЬИ, СТИХИ И ИНЫЕ СВОИ ВЕЩИ
АДРЕС МОЕГО КАНАЛА НА ДЗЕНЕ -
Свидетельство о публикации №122100602687