Исполнилось всё, и нарезан салат

Исполнилось всё, и нарезан салат.
Вот гости идут – час назначен.
Вон тонкими ломтиками «сервелат» -
прелюдия перед горячим.

Еще метусится на кухне жена -
хозяйка стола, да – и дома,
заботами мелкими окружена,
а также детьми от «долдона».


Сей дон, он же муж, уж к бутылке прилип
и тянет её потихоньку.
А там, за окном, запах вызревших лип
занюхать мешает вдогонку.

У этого лета – другие лета,
когда возраст чувствуешь сразу.
На кухне нагрета одна лишь плита:
её не обнимешь, заразу!

Приставлен к бутылке еще бутылёк
холодным бочком запотелым.
Давно на кушетку хозяин прилёг
усталым замученным телом.

Вот так и уходят от всяческих бед,
чтоб завтра встать с мелким вопросом:
«А были ли гости? А, может быть, нет?
И кто ж ночью шастал тут босым?»

Уходят, уходят, слегка семеня
под взглядом: и взгляд тот колючий…
Настали другие совсем времена
проколов, без прочих поллюций.

Но можно лежать и успешно храпеть.
И это считать делом личным.
Без этой вот жажды хоть что-то пропеть.
И это лишь будет приличным.

И всех прозевать трижды трёх петухов,
бессонные ночи истратя
на кучку изорванных в клочья стихов.
Поверьте мне, гости и братья!

Приходится так это всё понимать:
мельчает эпоха, мельчает…
Но где-то по-прежнему юная мать
качает ребёнка, качает.