Мир ха-шалом

Перепутаны приметы – снег ложится в декабре,
Счет идет на километры, аргументы, монументы,
Миномет взрывает лето, бутерброды в кобуре.
Мчатся птицы-горевицы собирать богатырей,
Сколько ниточке ни виться, чик – и нету. Уши грей,
Грей ладони, глянь – шиповник распустился вдругорядь.
Голубь сел на подоконник, сдал письмо, курлыкнул ять.
Не по весу, не по чину забирают беспричинно,
Разгорается лучина – Петербургу ль устоять?
Бреют лбы попы, купчины и иные величины -
Все сойдутся на райончик, все в котле дадут бульончик,
Бах ракетной установкой – и не важно, был ли Вовкой
Или Васей или Гоги – все равно отрежут ноги,
Все равно отрежут душу или вывернут наружу,
Чтоб болело и кровило, чтоб вело нутром на вилы,
Отравило… Отъезжают все, кому стволы мешают.
Плачет дед по урожаю – картофан, свекла большая,
Кроли, гуси, поросята. Дым над хатою осядет,
И вороны над воронкой разорутся зло и звонко.
Ждет детей Одесса-мама, дед Ростов ворчит упрямо,
У Москвы подол москвяток – им, болезным, не до пряток,
Мажут пятки, в чемоданы прячут книги, плачут – рано,
Плачут – поздно, плачут в голос. Не осталось. Раскололось.
Рось и я. Роди на счастье… Облака по небу мчатся,
Словно белые лошадки – пять коней, устои шатки.
Ради радия Урану светит бомбой по карману.
Ну и век... Когда б Расину довелось… Обняв осину,
Он рыдал бы призывая гренадера, полицая,
Бонапарта, бога-душу… Ужас, братцы, будет хуже.
Когти века-медоеда. Раз победа. Два победа.
А и Бэ сидят на крыше. Шишел-мышел, звезды выше.
Не достанет автомат.
Будет осень. Будет март.
Зелень сытная крапивы. Воробьи у старой ивы.
Пашня. Паша-тракторист.
Первый яблоневый лист.
Будет мокро. Будет жирно. Пирогово и кефирно.
Будет мирно наяву.
Постараюсь.
Доживу.