баллада о вспышке

здесь пасмурно, сыро, и больше не ловит связь, фонит радиация в трещинах проводов, и космос по нашей коже стекает теперь как грязь, как пепельно-светлый шорох забытых снов.

мы - белые тени обугленно-черных стен, в двух тысячах ярдах от бога и от земли, на наших зубах налетом плодится тлен, и кости в единство давно внутри нас срослись. мы слепы, пугливы, не помним родной язык, и солнце страшит нас, лишь выглянув из-за туч, но здешний туман укрывает нас от иных светящихся звезд, похожих на солнечный луч.

мой дед был иным, рожденным еще в другом, исчезнувшем мире, вымершим вместе с ним: он мне говорил, и я видел чудесный сон о том, что застал когда-то, но позабыл - зеленых деревьях, стремящихся к небу скал, морях, городах, о людях и их земле. я жался к его коленям и засыпал, мечтая о месте, которого больше нет.

мой дед видел вспышку, за ней - облака и пыль, и он с той секунды слеп, каким был рожден и я. но он говорил о звездах и о любви, и мне представлялась исчезнувшая земля - прекрасная, свежая, полая изнутри. и он был из тех, кто плакать умел еще. в такие моменты руки его тряслись, и ветер лизал дорожки на коже щек, он был из людей, кто мог говорить, смеясь, кто помнил все песни и двигался песням в такт.

когда он погиб, я понял, что та земля для нас же отныне рассыпалась навсегда.

здесь ржавчиной пахнет, и к ней примешалась гарь, и выкипел океан - почти что до самого дна. я мог бы сказать, что всем нам чертовски жаль, но дед научил меня никогда не врать. я так же мечтаю увидеть иной рассвет, почувствовать кожей соленый морской прибой.

я так не хочу быть настолько же жалок и слеп, как те, что почти что всю жизнь провели со мной.

я знаю, однако, что прошлого не вернуть, и пыль не стряхнется с планеты как полотно, но впрочем, порой мне забавно - и я смеюсь.

когда под моими ногами морское дно, когда мой шершавый язык рассекает ржавь.

 я думаю - думаю, правда, что лишь одно мгновение стерло с прежней земли землян?

я думаю, правда ли стоит оно того?

мой дед не сказал мне, чья в этом была вина, теперь и неважно. и мы уползаем прочь, слепые, свои позабывшие имена.

а я закрываю глаза.
наступает ночь.