Рождённый летать

   
  Душу окатило безразличием,
  Разучился верить в чудеса,
  Возрастным спокойствием цинично
  Серость растворила синь в глазах.
 
  Затуманила рассудок зрелость,
  Растворил уют бесумства вкус,
  Всё сбылось, что искренне хотелось,
  Полон мыслей, но морально пуст.
 
  Не хватает бесшабашной страсти,
  Предвкушения огня в груди,
  И уже не окунуться в счастье,
  Приключений, ждущих впереди.
 
  Лишь обрывки снов забытых детских,
  Светлых дней в душе круговорот.
  Ностальгия по стране советской?!.
  Нет, тоска по детству без забот.
   
   
   
   
    Апрель, 2020
   
  ---------------------------
   ГАГАРИН С НАШЕГО ДВОРА.
  ---------------------------
  Уже почти год каждое утро для меня начинается с ностальгии. В связи с ремонтом одного из мостов, транспорт запустили в объезд по забытым улочкам, где его отродясь никогда не было, и на которых когда-то прошло моё детство, отрочество и юность. Место, где мне было суждено родиться, научиться азам человеческого бытия, а потом планомерно и осознанно становиться собой. Улицу эту я не проведывал уже лет пять, с тех пор как снесли мою коммуналку, хотя раньше любил побродить по ней пешком, в спокойном антураже с совдеповским ещё колоритом.
  Вместе с моей коммуналкой снесли много близлежащих старых развалин, которые были частью не только моей личной истории, а тихим символом ушедшей эпохи, но определённо ставшей значимой частью и меня самого. Когда-то на месте новой выросшей элитной многоэтажки, сразу за чередой старых сараев и гаражей, огораживавших наш двухэтажный барак, подобно колодцу невского двора, стоял и дышал на ладан полузаброшенный склад речников. Берег реки с любимой пристанью, которой тоже нет уже давно, был всего в двухстах метрах, что было удобно и для самих речников и для нас, оккупировавших склад впоследствии. Складывалось на этом складе всё, что было жалко выбросить, но для нас, с самого детства, он был пещерой Алладина, куда и мы сами в том числе сносили все удачно найденные "сокровища". Но время не стояло на месте, детство пролетело незаметно, отрочество - ещё быстрее, и в конце концов грянула эпоха перемен, в тени которой незаметно подкралась юность.
  В общем и целом на самой заре перестройки этот склад совсем позабыл господь и родная речная хозяйственная организация, а облюбовали его "волосатые", устроив наглым образом в нём себе комфортную демисезонную резиденцию, где без особых опасений им можно было курить куришку и бухать бухашку, перед этим упыхавшись дурью или обдолбавшись какой-нибудь другой наркотой. Мы своей гоп-кампанией порой тоже наведывались туда, на правах бывших хозяев, освежить сознание холодным, прямо с пивзавода, пивом из трёхлитровых банок, покуривая не спеша дефицитные уже на тот момент сигареты, томно затягиваясь под живую музыку шестиструнного андеграунда, которая не утихала в стенах склада порой даже ночами. Бить эту братию мы перестали давно, можно сказать даже сдружились и порой делились многим, начиная с новостей, потому что интернета и мобильной связи тогда ещё не было даже в советских фантастических фильмах, и заканчивая порой самым сокровенным, вплоть до презервативов, тоже весьма и весьма дефицитных.
  Тусил среди этой публики один занятный (даже не знаю как сказать культурней) персонаж. Звали его все - Витенька-Монтана, вечно молчаливый и улыбающийся любому показанному пальцу, любивший исписывать стены высокопарными цитатами всех мастей, наподобие "рождённый ползать - летать не может!", служившими многим обитателям тамошнего "бомонда" жизненным кредо. Причём в завершение каждого тезиса неприменно рисовалась голая барышня с различными дьявольскими атрибутами, либо самая её сокровенная часть в развороте, вплоть до каждой волосинки поимённо.
  Одна из рассказанных "волосатыми" историй была именно о Витеньке, о том как он выращивал дома сперматозоид особо крупных размеров, предварительно подрочив в банку, поставив на батарею отопления и подсыпая время от времени туда щепотку дрожжей...
  По истечении какого-то времени я встречал этого изобретателя первого в мире spermbankа Монтану на просторах родного города неоднократно, с перерывами в несколько лет. После службы, вернувшись домой, встретил его с толпой бритоголовых кришнаитов, бегавших по городу в жёлто-оранжевых нарядах, избивавших руками странные барабаны, наяривая в унисон им погремушками, пытавшихся всучить прохожим книжки за деньги и припевавших на ходу: "харя кришны - харя-харя...". Потом Витенька стал свидетелем Иеговы, фанатично преданным и непоколебимым в своей вере, рискну предположить, опираясь на написаные им на стенах тезисы, что ему за верную службу секте обещали карьеру лётчика. Лет двенадцать назад, когда я крестил свою малютку-дочь, повстречал Монтану в церкви возле моего нового дома, в облачении православного монаха, а года три назад Витенька бегал в ермолке, но без пейсов по новому зданию синагоги (про обрезание подробностей уточнить не смогу), для которой я исполнял один из своих заказов. Так и не улетел никуда получается Витёк, согласно написанных лозунгов, как ни пытался найти хитрые короткие обходные пути, оставшись один-одинёшенек из своей большой тусовки береговых небожителей. Кроме Монтаны из "волосатых" не осталось на сегодняшний день уже никого - кто-то удавился в петле; кто под кайфом захлебнулся, уснув мордой лица в реке; кто от банального передоза покинул не прощаясь этот бренный мир, но не улетел из них ни один, никуда и никогда, все Икары так и почили на земле с полной бомбовой загрузкой.
  Даже как-то стыдно мне сегодня было смотреть на Витеньку сквозь годы и боковое стекло автомобиля, не опуская глаз. Он стоял передо мной с метёлкой и граблями в руках, в полный рост, в дворницком жилете и не узнавал меня, как впрочем и всегда. Или просто не хотел этого делать, хотя я его узнал без труда. Не знаю в силу каких таких обстоятельств, но лицо его даже морщинами не было испорчено, в противовес моему, возможно он просто поседел шевелюрой, которою пожертвовал когда-то давно Харе Кришне, но и этого мне не узнать, шапка-презервативчик полностью скрывала волосы. Стоял Витенька на автобусной остановке под изморосью мартовских капель, аккурат напротив моей снесённой родины, за сараями которой тридцать лет назад был расположен и его космодром или аэропорт. Но на душе холодеет от другой мысли, что где-то поблизости ползает потомок Витька, взращенный на чистых белках и дрожжах, а возможно даже и не один, ну или не дай Бог всё-таки летает!