Вариант судьбы

Свистопляска!
                Свистопляска!
Юбки!
               Чарки!
                Серьги!
Жить без ласки?
                Моя сказка!
Брось!
                Какие деньги?

В табор вложены купюры -
в новенькую повесть!
Пусть
             летят они,      
                как пули,
убивают  совесть.

Губки
шепчут,
                как хлопочат!
Плечики!
                Станочек!
Эх, взовьюсь я этой ночью
над тобой,
                как кочет.

А покуда шуры-муры
подождут.
Над миром
вне большой литературы
я с цыганским пиром.

Здесь совсем другие лица,
закусон — не вилкой,
и вино не как в столицах.
Наливай, Василко!

Ящики исходят пивом!
Эй. тащите тару!
Лишь одна мольба над пиром:
не ломай гитару!

Этот табор, как и прошлый,
знаю-знаю
                ушлый!
Но и ведь парень дошлый -
залезаю в души!

Азы!
            Верки!
                Мои Лорки!
Милые купавы!
Вместе спали,
а на зорьке
мне коней купали!

Что готовите на завтрак,
милые девчонки?
С рук сойдёт?
Иль мне назавтра
отобьют печёнки?

И, разгорячённым телом
улетая в бездну,
с табаком, пропахшим делом,
я от вас исчезну.

И без всяких «до свиданья»
Побегу на поезд,
продолжать без опозданья,               
(но другую!) повесть.

Там, в купе мои надежды
вновь испишут листик,
а поэт, сменив одежды,
снова станет критик.

Милая литература!
Подчинённый гвалту,
критик (робкая натура)
нацепляю галстук.

Тары-бары-растабары,
трубки — не цигарки,
ни вина и ни гитары,
ни моей цыганки...

… С верой, с правдою
                (иль с Веркой?!),
иль в обнимку с горем
плачет над своей «Венгеркой»
Аполлон Григорьев...