Геннадий Угренинов

ГЕННАДИЙ УГРЕНИНОВ
(1938 - 2016)

                Александру Твардовскому
 
А ты не умирай, не умирай,
Не уходи по этим коридорам,
Землёй, до срока, губы не марай
И сразу сделай ручкой тем, которым
Не терпится тебя спровадить в рай.
 
А ты останься здесь, хоть на пока,
Остановись, ведь гром ещё не грянул,
И сеткой водяных прозрачных гранул
Над нами натянулись облака.
 
Не всё вчера, ещё не всё вчера,
Покуда сам ты лампу не потушишь.
Пусть вносят кислородные подушки -
Вот эти грозовые вечера.
 
И не спеши, гляди себе с ленцой:
Вот клевер, вон поблёскивает мошка.
Ведь будут в гипс закатывать лицо,
А это очень скверная кормёжка,
 
Ведь станешь бронзой - с плеши до штиблет -
В красивой позе, в голубиных кляксах,
Бич школяров - классический поэт,
Которым так легко шпынять и клясться...
 
А ты побудь, побудь на волоске
От строчки, за которой всё едино:
И хряск лопат, и комья по доске,
И мёрзлых туч дрейфующие льдины.

В ЛЕСУ ПРИФРОНТОВОМ*

Победный вальс – трофейный скок,
Неприхотливый слог,
Зато составы – на восток,
А там уж… кто как смог.
Сквозь эти чёрные платки,
Линялый бок трибун
Пробьёт судьба свои витки
Навылет, наобум.
Но вальс не знает ничего,
Чертя круги свои,
И, плача, слушают его
Родители мои.


* Песня 1942 г. Музыка М.И. Блантера, слова М.В. Исаковского.

ГУЛЯНКА

А он вызывает, он дробью частит:
Плясать в одиночку у нас не в честИ,
Плясать в одиночку? Да лучше пропасть!
И каждый такое коленце припас,
Что стены гудели, что навзничь скамья.
Гармонь – на пределе: «… калинка моя».

Бревенчатый угол и стол без затей,
Но как она пляшет, хмельная артель:
И розно, а разом, лишь чуб парусит.
Плясать в одиночку нельзя на Руси.

А если протяжно повёл гармонист,
То, значит, прочувствуй, то, значит, склонись,
И чьё-то дыханье щекой ощути,
И песню, как птицу, на волю пусти,
И вот уже стая, и путь ей далёк,
И хор вырастает, ломясь в потолок.

Такая уж сила народу дана:
Чтоб песня – одна, и чтоб доля – одна.
И дело не в том, чтоб артелью басить,
А просто нельзя одному на Руси.

ЗАГОРОДНЫЙ ГОСПИТАЛЬ

Он шёл сквозь ельник островерхий,          
Потом вдоль поля по стерне               
И ставил ноги, точно вехи,               
И вынимал их, как во сне.

А солнце плавилось и никло,
Он уходил от нас, как день,
И удлинившаяся тень
Косыми ножницами стригла…

Но, в общем, было всё не так:
Включали лампочку в палате,
И он лежал в бинтах и вате,
В свой гипс затиснутый, как в танк.

Уже смеркалось на дворе,
От потолка тянуло стужей,
И жизнь покачивалась тут же
На голом ламповом шнуре.

И примолкали доктора,
На фоне стен неразличимы,
И наконец-то не лечили,
И это значило: пора…

Уже не видя в нас родни,               
Он уходил без лишних жалоб,               
И только тень за ним бежала,
Хваталась за его ступни.               

СВЕЧА

Луна бросала на стекло
Узор кисейный.
Мороз вытягивал тепло
Из кухни в сени.
Была война, и Новый Год
Впотьмах справляли.
Как будто льдину в ледоход
Багром сплавляли.
Был съеден ужин, и была
Пуста посуда.
Но дети встали у стола
И ждали чуда,
Не шли в запечный закуток
Глодать извёстку.
И тётка вынула платок
С огарком воска,
И спички шарила, ворча:
Куда, мол, дела...
Зато потом была свеча.
Свеча горела.