Некоторые размышления о развитии литературы 2005 г
НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О РАЗВИТИИ ЛИТЕРАТУРЫ 2005 года
Нагльфар плывет –
Муспелля войско
Везет с востока
Корабль по водам,
(а кормщик – Локи)…
«Прорицание Вёльвы», пер. В.Г.Тихомирова
«Развитие литературы» в наше время? Скорее, здесь подойдет слово «стагнация». В русской литературной жизни расстановка сил много лет остается неизменной. На одном полюсе мы имеем выморочную писанину литинститутовского толка и зубодробительные произведения, выдающие себя за авангард, на другом – разливанное месиво бульварщины, - и ничего, что было бы обращено к живому читателю. К такой литературной ситуации все привыкли уже настолько, что она даже перестала вызывать серьезные возмущения. Те, кто профессионально работает в области литературы, в т.ч. издает собственные книги и публикует свои произведения в журналах, верно характеризуют такие прелести современной литературной России, как, пардон, литинститутовскую поэзию, премию «Дебют» и постмодерн пелевинского толка как отстой, - но сами они (я говорю о тех, кто считает себя профессиональными «литераторами») не могут противопоставить этим явлениям ровно ничего, что было бы похоже на порыв сильного ветра, вдруг ворвавшегося в зловонный закуток.
Это недуг не национального, но мирового масштаба. Как в России, так и на Западе, у большинства пишущих поражает одинаковость стиля, художественного языка и дискурса, в котором они пишут, - даже там, где о каких-либо Литинститутах нет и речи. Даже при интересных идеях их выражение грешит однообразием. Убедиться в этом несложно, открыв любой сборник современной поэзии или прозы. Авторов легче различать по чисто внешним деталям биографии (тот из экзотической страны, тот принадлежит к этническому меньшинству или необычной социальной группе…) или же по излюбленной тематике (один пишет преимущественно о своем военном детстве, другой испытывает слабость к дзен-буддизму…). Если даже и таких различий нет, писателей различают только по степени известности.
Для профессиональных писателей зачастую важен именно сам статус писателя; под его прикрытием они могут говорить банальности, которые не сошли бы с рук тем, кто не имеет такого статуса.
Так, например, на литературном фестивале в Рейкьявике осенью 2003 г. Эйнар Маур Гвюдмундссон – талантливый поэт, к сожалению, давший славе ослепить себя, - с ученым видом знатока говорил о том, что у мира нет центра, как нет его у футбольного мяча, и что центром может в принципе быть любая точка. Чтобы додуматься до такого, не надо быть семи пядей во лбу; но эта, в общем, тривиальная мысль была сочтена ценной и выслушана с интересом только потому, что ее высказал человек, обладающий статусом писателя. Эйнар Маур - действительно самобытный поэт, в его стихах нет недостатка в интересных мыслях, - но в некоторых случаях он предпочитает работать на публику и не утруждать себя выражением оригинальных мыслей. Публика проглотит и кухонную философию, если она изложена голосом знаменитости.
Как видно из приведенного примера, оригинального стиля мышления в современной литературе не требуется даже от тех, кто способен проявить его…
От современной (рубежа XX-XXI вв.) литературы даже не требуется быть искусством в собственном смысле слова, - тексту достаточно просто находиться в поле, обозначенном как поле искусства. А в таком случае каждый вправе опубликовать список продуктов, которые ему надо купить в магазине, или перечень коров на ферме в родном колхозе, - и назвать это полноправным постмодернистским стихотворением.
Сказанного более чем достаточно, чтобы с уверенностью поставить диагноз: современная европейская (да и русская) литература зашла в тупик, из которого не видно выхода, и ее ждет скорый конец. Заявивший это, конечно, не будет оригинален. Любой, кто знаком с ходом литературного процесса последних полутора веков, может заметить, что весь этот процесс представляет собой непрерывную череду заявлений о тупике литературы, обреченности ее привычных, традиционных форм и дискурсов, - или обреченности самой литературы как явления. Еще Э.Золя в свое время констатировал: «традиционный роман исчерпал себя». В эстетических установках французского символизма понятия «литература» и «риторика» (т.е., привычные, традиционные литературные формы) наделялись отрицательными коннотациями. Ср. Поль Верлен:
Хребет риторике сверни.
…………………………..
Пускай он (поэт) выболтает сдуру
Все, что впотьмах, чудотворя,
Наворожит ему заря…
Все прочее - литература.
Выражением тех же идей является пресловутый тезис русских футуристов о сбрасывании классиков с корабля современности.
Апофеозом такого восприятия литературы стал европейский постмодернизм, начиная с предисловия Р.Барта к первому постмодернистскому роману. Тот же Ролан Барт в своей известной статье «Смерть автора» говорит об исчерпанности современной литературы и ее привычных форм. Разница с предшествующими констатациями смерти литературы здесь только в том, что заявив о тупиковости литературы, сами заявившие констатируют и свою обреченность навек оставаться в этом тупике. Создание новых форм взамен отмерших считается невозможным.
- А что мы еще можем сказать, ведь всё уже сказано до нас? Литература мертва, господа, поэтому мы можем смело снять с себя ответственность за всё, что мы творим. - Тупиковость современной литературы служит для всех великолепным оправданием, - даже если никто не отдает себе в этом отчет на сознательном уровне. Все наизусть знают, что «литература мертва», - но никто не собирается ее хоронить. В этом трагедия современного литературного процесса.
Значит, всё так просто? Стоит только – на этот раз уже по-настоящему! – сбросить с нашего литературного корабля всё, что мешает людям жить, – и от этого он поплывет быстрее? Но куда будет плыть этот корабль? Может быть, корабль современности на самом деле ни что иное, как Нагльфар - судно, построенное из ногтей мертвецов, бегущее по волнам навстречу Рагнарёку?
Как же вышло, что современная литература (русская и западная) оказалась на тупиковом пути развития?
На архаической стадии развития поэзии ее функции не сводились прежде всего к чисто эстетическим. Основное назначение поэтического слова было – воздвигать мост между миром людей и миром богов. Она мыслилась прежде всего как особый язык, с помощью которого только и возможно сообщение этих миров. Пример тому – разнообразные заговоры и молитвы, сочиняемые спонтанно, речения, произносимые во время шаманских камланий. В них функция коммуникации с божеством первична, а чисто эстетические достоинства не являются самоценными - хотя это не значит, что их там бессмысленно искать: оторванный от своего изначального контекста, своего прямого назначения архаический заговор уже воспринимается исключительно как памятник словесности. (В контексте современной западной и русской культуры это могут быть рокерские экспириенсы, ср. историю создания Е.Летовым песни «Прыг-скок»).
Едва поэзия выходит из этого (чисто шаманского) дискурса, забывает о своей магической сущности и упаковывается в рамки ratio, - с этого момента развитие литературы встает на тупиковый путь. (Это же относится и к духовной литературе, в частности, разного рода псалмам и литургиям, т.к. они являются только частью ритуала, занимающей в нем раз навсегда установленное место, и создаются по определенным канонам в рамках определенного риторического дискурса под эгидой ratio). Движение прочь от своей изначальной сущности в тупик отныне стало называться «литературным процессом». Нагльфар современности снялся с якоря и поплыл по бумажным волнам. Особенно это становится заметно с наступлением т.н. «Нового времени» (17.-18. вв. и далее): тогда в европейской литературе начинается постоянное повторение одних и тех же тем и проблем, начинается сознательная унификация литературного языка. Поэзия полностью утрачивает свою иррациональную, иномирную функцию (литература т.н. социального реализма – самое далекое от нее, что только можно себе представить). В этой связи не лишне вспомнить, что определение поэзии как «языка богов» уже давно воспринимается только как мохом поросший литературный штамп, способный разве что вызвать кислую улыбку. В западной и русской словесности были и есть фигуры, время от времени возвращающиеся к этой первоначальной сущности поэзии – но их единицы.
Слову, прямая функция которого была – соединять человека с божеством, минуя все каноны и сами законы языка (даже смешивая языки), всё принося в жертву этой первостепенной задаче, - отныне отведена прежде всего эстетическая функция. (А разрешение литературой задач философского характера тоже в конечном итоге примыкает к ней). Появляются различные риторические дискурсы (та самая «литература» в верленовском смысле). От словесных произведений требуется соответствие разного рода нормам («изящному вкусу», «требованиям реализма» и пр.), слово фиксируется на бумаге в разного рода канонических и неканонических вариантах и пр. Очерчивается пространство, называемое полем литературы – и словесным произведениям уже не велено выходить за его пределы, даже в иные миры.
Выскочить из многовекового тупика и сотворить что-то качественно новое возможно только, если постоянно помнить об этой первоначальной сущности поэзии/словесности. Для того, чтоб подняться на новый уровень, вовсе не обязательно во всеуслышание отмежевываться от непосредственных предшественников или изобретать новый язык, дабы вернуть опоганенным литературными штампами словам былую чистоту. Главное – не заниматься бесконечными перестановками на палубе всё того же Нагльфара, а рискнуть поплыть на собственном – хотя бы небольшом – судне. Каких-либо универсальных творческих методов и программ, способствующих этому выходу, не существует, и их надо искать самостоятельно: это может быть автоматическое письмо, фиксация собственного потока сознания, может быть, даже синкретические формы, – важно именно то, что сказанное слово будет направлено на коммуникацию с иными мирами, а не только с современниками или со своим alter ego.
Пусть Слово будет произнесено дрожащим, срывающимся голосом, пусть оно даже нигде не будет зафиксировано, - важно сказать его. И не бояться положить начало возведению моста между миром людей и другими мирами.
2005
Свидетельство о публикации №122092500373