Встреча с писателем

                ВСТРЕЧА С ПИСАТЕЛЕМ.    
         
               Мне довелось встретиться с писателем Ефетовым
        зимой 1979 года в его писательском домике под Москвой на
        станции Мичуринец, что рядом с Переделкино. Для писателя
        это была встреча с прошлым. Я и внешне похож на своего деда,
        а тогда мне только-только исполнилось 30 лет -  примерно
        столько, сколько было моему деду, когда его и писателя
        объединяла дружба. Я начал разговор с клеветы, которую обрушил
        на Н.И.Дыренкова академик Емельянов в своей книге «На пороге
        войны», где в оскорбительной форме приписывает Н.И.Дыренкову
        попытку  фальсифицировать создание особо прочной брони.
             
               Ефетов сразу перешел на шепот казалось, что за
        прошедшие 50 лет он ни разу не вспоминал об этом.
              - Какие фальсификации, что Вы! На испытаниях этой брони
        присутствовало все высшее военное руководство, Серго
        Орджоникидзе. Что касается Сталина -  не знаю, на общей
        фотографии участников испытаний его не было. Подделать
        что-то было не возможно. Это была броня серии «Д» (Дыренков).
        После испытаний Дыренкова перевели в Москву, ему были
        подчинены заводы, для его машин создавались целые отрасли,
        он привлекал к своим работам любых людей по всей стране,
        какие фальсификации, побойтесь бога, подделать ничего было
        нельзя, сам Орджоникидзе во время испытаний встал за
        броневой лист, в него стреляли из пушки - вот такие вот
        «фальсификации».
              Ефетов помолчал немного и снова начал вспоминать:
              -К чему бы он ни прикасался, какой бы вопрос не решал,
        под его влиянием все преображалось. Казалось, любой эпизод
        был не то причиной, не то поводом, что бы что-нибудь
        изобрести. Стоило ему принять ванну или съездить в гости -
        этого было вполне достаточно, чтобы что-то создать: «Эврика!»
        Архимед ХХ века.
               Однажды мы возвращались из загорода на
        машине со дня рождения. Николай никогда ничего не пил,
        спиртного в рот не брал, поэтому за рулем всегда был сам,
        короче, с машиной не расставался. Случилось невероятное:
        прокололи одно за другим два колеса, скорее всего
        кто-нибудь «помог».
               Ночь, темнота, глаз выколи, но надо было как-то
        выбираться, а   запаска только одна. Помощи ждать не от
        кого, машин тогда на  дорогах было мало, не то, что сейчас.
        Николай поразмыслил немного, разбортировал колесо и набил
        покрышку всякими тряпками, даже мой плащ туда попал, а с
        себя пальто снял. Потом смонтировал колесо снова и,
        представляешь, доехали. Не быстро, конечно, но без
        повреждений. Даже плащ мой не пострадал особенно,
        только запылился немного. Ну, казалось бы чего надо-
        то еще, ну выбрались и -  слава богу, да не тут-то было. Сразу
        появилась идея: для бронеавтомобилей и для колес артиллерии
        покрышки наполнять пористой резиной. А позднее был состав
        разработан, чтобы после попадания в колесо осколка или пули
        жидкость, вытекая из покрышки в зону повреждения, застывала от
        взаимодействия с воздухом и залечивала повреждение. Я думаю,
        эту жидкость, правильнее сказать такой вязкотекучий
        наполнитель, он не сам, конечно, разрабатывал. Но здесь
        очень важно уловить путь решения задачи, найти вектор
        направления мышления, правильно соорентировать людей на
        ее решение.
               Вот языки поганые: «броня у Дыренкова плохая», у него
        даже резина противопульная была!
               Некоторые события из жизни влияли
        на его разработки даже через очень много лет. Помниться, в 26
        году, ну сразу после пробега автовагона, я уже собрался уезжать,
        а Дыренков уже контракт заключил с УММ РККА на
        разработку бронеавтомобилей и целыми днями пропадал на
        Ижоре. Я ему звоню на завод попрощаться, а он
        мне: «Жди, сейчас приеду прямо на вокзал». Я ему кричу в
        трубку: «Не успеешь, мосты разведут», он: «Успею, успею, я на
        машине», и трубку бросил. Конечно же, он машиной
        хотел похвалиться, ему по контракту Роллс-ройс полагался.
        Гуляю по перрону, жду, поглядываю на часы. Время два часа,
        ну все думаю, не успел, подхожу к своему вагону, а он меня
        уже там ждет, улыбается. Я его спрашиваю: «Ну как же ты
        сумел проскочить(?), «по морю яки посуху» что ли?». «Да
        нет,- говорит - я перепрыгнул, мост только начали разводить,
        щель небольшая была, метра полтора – два, не больше».
                А через много лет он и танки сделал, чтобы те на
        скорости прыгали через препятствия и даже через
        поврежденные мосты. У него каждый шаг, каждое даже случайно
        брошенное слово, все было подчинено созиданию чего-то
        нового. Но что удивительно, вновь создаваемая машина всегда
        обладала законченностью, и при этом была трамплином для
        следующих модификаций.
                …Разговор то затихал за чашкой чая, то снова
        разгорался, когда  что-то вспоминалось. Ефетов вдруг
        снова вспомнил про прыжок через разведенный мост: 
                - Подумайте об этом вот с какой стороны. Представьте такой
        прыжок в цирке под куполом. Такие номера известны, это трюк,
        на отработку которого уходят годы, это восторг трибун,
        зрители рукоплещут, а для него это так, с другом попрощаться.
        Он всегда был на недосягаемых для других орбитах.               
                Потом вспоминали о множестве машин изобретателя.
        Я спросил о Танке Дыренкова и показал 52-й том Большой Советской
        Энциклопедии, 1-ое издание. Ефетов не поверил своим глазам и
        сказал:
                - Дыренков умел хранить свои тайны!
                - Я бы хотел пару слов о секретности. Я не раз
        пытался для себя понять, что делало работы Дыренкова
        столь секретными. Здесь  надо иметь в виду возможность   
        одновременного использования двух его изобретений: гетерогенной
        брони и подкалиберных снарядов, что позволяло достичь
        принципиальное превосходство над танками вероятных противников.
        По существу, по тактико-техническим данным танки приближались
        к средним танкам, применительно к требованиям своего времени,
        конечно, и, практически, без изменений конструкции. Такую
        программу перевооружения бронетанковых войск бесспорно стоило
        засекретить.
                - Вашим доводам трудно возражать, но конкретных
        данных у меня, конечно, нет. Что же касается секретности, я бы вот      
        что хотел отметить: создавалось впечатление, что его личные
        требования к секретности, которые он реализовывал, были выше, 
   чем те, что были организованы вокруг его работы; посудите сами,
   у себя в доме применял сейфы собственной конструкции, у него
   даже письменный стол сейфом был. Если у него был кто-то 
   из посетителей, то одним движением он закрывал и бюро, и
   ящики стола так, что открыть их мог только он сам.   
               
               После этого мы говорили о книге «Золотой фонд», о пробегах,
        на которых Дыренков терзал свои машины: Одесса-
        Ленинград, Ленинград - Владивосток, Москва – Джанкой; про
        «Красноводскую пробку» на железной дороге, и о том, как
        легко справился с ней дизельный тепловоз, которым
        управлял В.А.Малышев - ученик Дыренкова, тогда его
        дипломник; как вместе спасались от несусветной жары
        мороженым и как потом вместе мучились ангиной.
               Вспомнили мы и об учителе Дыренкова. Ефетов признался,
        что в статье он допустил некоторое отступление от
        действительности. Как выяснилось, своего учителя, Я.М. Гаккеля,
        Дыренков встретил уже в Петрограде, куда 13-летним
       пареньком отправился на заработки после окончания
       реального училища. О Гаккеле писатель почти ничего не знал
       сказал только, что Н.И.Дыренков относился к своему
       наставнику с глубочайшим уважением.         
              Разговор подходил к концу, время было позднее, и я
       вдруг спросил писателя:    
              - А не хотели бы Вы написать новую книгу о Дыренкове?
              - Хотел бы, но не смогу просто потому, что это был
       Великий человек, самый блистательный человек в моей жизни.
       Быть может, Габрилович смог бы… А потом, поймите меня
       правильно, я написал о нескольких изобретателях, и все они         
       погибли в лагерях. Теперь для меня это запретная тема, рука
       не поднимается…