Война и мир. гл. 1-3-7в и 1-3-8а

1-3-7в

— Да, о; вашем деле, сегодня досадно,
Нам не; дали с вами вести разговор, —
Вновь взглядом окинув Ростова всеядно,
Как будто гусару он дал приговор.

— Ко мне приходите уже после смотра,
Мы сделаем всё, на что хватит нам сил,
А вы, — обращаясь к Ростову так скромно,
И он про Шенграбена просто спросил.

— Да, я, как гусар, — в этом диком сраженье,
Да, я в этой битве не только, как был, —
Промолвил обиженный с тем выраженьем,
С которым, казалось, его бы убил.

Болконский учёл состоянье гусара,
Оно показалось забавным ему,
Слегка улыбнувшись: «Да, много «угара»
И много рассказов, порой — ни к чему».

— Рассказов! — вскипел Николай с возмущеньем,
Глазами обвёл всех здесь словно врагов:
— На наши рассказы, кто вынес сраженье,
(Погибло так много гусарских голов),

Поэтому наши рассказы правдивы,
Всем людям понятны и нет им цены,
Рассказы же ваших штабных — нерадивы,
И для людей даже слишком вредны.

За нашу пролитую кровь во сраженьях
Они получают награды, чины;
— И вы, как я понял, такого же мнения,
И я отношусь к ним, и с долей вины?

Сказал он спокойно, с приятной улыбкой;
Но чувства гусара уваженья и зла,
Слились в душе словно с какою-то пыткой,
А может, о нём я и молвил так зря?

— Я думаю так не про вас, вас — не знаю,
Признаюсь, и я не желаю вас знать,
Штабных болтунов я во всём обвиняю,
Им надо бы правду всю знать и молчать!

— А я вам отвечу, — спокойно и властно:
— Хотите, попутно, меня оскорбить,
Легко это сделать, быть может, напрасно,
К себе самому — уваженье иметь!

На днях нам придётся бывать на дуэли,
Как боле серьёзной, чем нам с вами здесь,
И в ней нам достигнуть поставленной цели,
Не здесь, разгоняя всю нашу спесь!

А, кроме того, и ваш старый приятель,
Но и никто и;з находящихся здесь,
Не виноват, что я ва;м — неприятен,
А впрочем, я к вашим услугам — как весь!

Но я, ни себя и, ни вас оскорблённым,
Ни в коей той мере, не вижу таким,
Здесь каждый из нас в своё дело влюблённый,
И пусть, на здоровье, останется с ним.

Он встал и откланялся: «Честь я имею!»
И только тогда, когда князь тот «исчез»,
Ростов становился всё злее и злее,
Зачем в разговор с князем, попросту, влез?

Но, если уж влез и был им оскорблённым,
(А, впрочем, какой же я был там герой),
Я был в том сражении славы лишённый,
Гусарскую честь должен чтить я горой.

Со злобою думал, с каким наслажденьем,
Он под пистолетом бы видел его,
Но также он чувствовал и с удивленьем,
Как другом иметь его, прежде всего,

1-3-8а

Всегда императорский смотр многих армий
Являлся надеждой успеха в бою,
Где в армиях, часть их причислена к гвардии,
Любить народ должен защиту свою.

Настал этот день, день великого смотра,
И каждый военный пред ним имел страх,
Но также вести себя смело и гордо
И с чувством какой-то победы в глазах.

А смотр этот слыл необычным, особым,
Он смотром был армий союзных двух стран,
Вошёл он в историю, как бесподобный,
Готовя французам устроить таран.

И два императора, русский, австрийский,
А также наследники этих владык,
Должны принимать, как за вызов французский,
Политика стран всех зашла, как в тупик.

Сама подготовка всех войск к построению,
Похожа на праздник большой для людей,
По виду солдат и по их настроению,
Всем был этот смотр видней и милей.

Уже с раннего у;тра, во всём своём блеске,
Сверкая на солнце своей чистотой,
Нача;ли движенье в назначенном месте,
В парадной их форме, любой рядовой.

И тысячи ног отработанным шагом
Вели построенье, блюдя интервал,
И, как по волшебству, каким-то там магом,
Иль бог нам всю эту картину создал.

То массы пехоты и в разных мундирах,
То топотом мерным на всех вороных,
Лошадок, так нами настолько любимых,
И разной их масти, настолько красивых,
В восторг все приходят, когда видят их.

Вдобавок, знамёна и музыки звуки
Вселяли всем гордость за этот парад,
Срывая из душ их прожитые муки,
И каждый чему-то был, попросту, рад.

На поле, под крепостью, очень огромном,
Стояли в три линии армий войска,
Со всем снаряженьем, с оружием «скромным»,
Ведь, всё же, пылала в Европе война.

Как ветер по листьям, взволнованный шёпот
Разнёсся в рядах, и волна суеты,
Последней готовности, быстро стих ропот,
И — «Едут!», — послышалось даже вблизи.

Из города двигалась конная группа,
И лёгкий осенний слегка ветерок,
Колыша знамёна, они словно рупор,
Так звук передали как будто намёк;

Раздалось привычное: «Смирно!» — всё стихло,
Уже слышен топот лошадок царей,
Подъехала свита на фланг как бы лихо,
И звук трубачей летел прямо на них.

Приветствие сделал войскам император,
Тем голосом твёрдым, но ласковый звук,
По чёткости голоса словно оратор,
К победам зовущий, поднявший весь дух.

Ответное русское слово гремело:
«Урра!» —оглушительно, радостно, так,
Оно на солдат свою мощь возымело,
И должен бояться всегда злейший враг.

Ростов был пленён чувством самозабвения,
Как гордым сознанием стража страны,
Огромным и страстным к владыке влечением,
А вместе — на тех же с ним рельсах войны.

Одно только слово и вся та громада,
И он, как песчинка, но, связанный с ней,
Пошла бы на смерть, в огонь, чрево ада,
Притом, как солдат становился важней.

И полк за полком, генерал-марша-звуком,
Встречал госуда;ря тем словом «Урра!»,
Неслось это слово стремительным цугом,
Как будто бы подает в пропасть гора.

Красив был и молод наш царь-император,
А конногвардейский сидящий мундир,
Сам был для всей массы, как тот детонатор,
И, прямо так скажем, в то время — кумир.

Ростов упивался сознаньем величья,
Наш царь был, как вождь, для России-страны,
Он всем побеждал и манерой приличья,
И твёрдостью духа в период войны.