Инфернальная душа и её муки. Повесть

«скорбный стон... в тиши ночной мучительно звучал»   
                Апухтин
Нет прекрасной поверхности, без ужасной глубины.
                Ницше

Инфернальная душа и её муки.

Повесть.

- Родион, посмотри, пришла весна, уже кругом все цветёт, пройдись по окрестности деревни, выйди на берег, прислушайся, как Кура шипит от злости, как Ехидна, требует жертв, и, прошу тебя, хватит пить, хандрить, это душевная боль, и ты должен её победить.Вспомни, великий Будда говорил: «Победи себя и выиграешь тысячи битв» - видя его жалкий вид, его страдание, успокаивал своего друга,  Марат. - Ты напоминаешь мне забавную пушкинскую метафору:в окно смотрел и мух давил...
На удивление всем, ротмистр, прислушиваясь к совету друга, с утра решил прогуляться и постараться обрести прежний покой души, побывать в утренней тишине природы, чтобы она его привела в состояние нирвана. Стоя на берегу, он смотрел на буйные мутные воды Куры, вдруг, услышал писклявый девичий голос, зазывающий кого-то, по берегу навстречу ему шла девчонка лет двенадцати с распушенными белокурыми волосами в старом изношенном пальто, в грязных ботах, часто оглядываясь по сторонам. Он был обворожен её девичьей красотой, она напоминала ему языковую «деву - красоту» с большими голубыми глазами.

- Кого спозаранку кличешь, юная девица, потеряла кого-то, что ль? - спросил ротмистр, когда она поравнялась с ним.
- Да баранчик с привязи отвязался, рогатый такой, будь он неладен, и нигде  его нет, наверное, утоп, попадёт мне от бабушки, - бойко ответила девица, внимательно всматриваясь в незнакомца.
- А как тебя зовут, юная голубоглазая  краса, если это не тайна, и можно ли мне с тобой вместе поискать твоего баранчика, авось, повезет, а? если найдем, обещай, что ты меня, непеременно, чаем угостишь, идёт?
- Идёт-то, идёт, а где его мы найдем-то, я всюду было искала, а зовут меня Олеся Андреевна Демидова, и живу я с бабушкой и с мамой в обветшалой избёнке,  тут недалеко, они будут очень серчать на меня, возможно, и накажут, - опечаленно ответила Олеся.
- Не расстраивайся, Олеся, если мы твоего баранчика не найдем, так уж и быть, я подарю тебе барана и еще, в придачу, овцу, меня зовут Родион Ростоцкий, и я тоже живу недалеко, а меня некому ругать, так как никого у меня нет, - грустно произнес ротмистр. Они прошли сквозь кустарники акации, дошли до её дома, так и не найдя баранчика.

- Мне не повезло, Олеся, значит, чаепитие не состоится, а что касается моего обещания, то оно, непеременно, будет выполнено. Но она взяла его за руку и, поднявшись на крыльцо, маленькими ручонками постучалась в дверь. Дверь открыла пожилая женщина с аристократическими манерами, изящно жестикулируя руками, по-итальянски спросила:

- Кого ты привела, Олеся?
- Его зовут Родион и мы вместе искали бедного баранчика, так и не нашли, - с досадой в голосе ответила Олеся. Услышав разговоры, в сени вышла молодая, поразительной красоты худощавая женщина, тоже с голубыми глазами, которая держала в руке книгу.

- Тебе говорили, Олеся, что тебе с незнакомыми людьми не следует общаться? - сердито сказала она.
- Вы простите её, пожалуйста, - начал, было, Ростоцкий, переходя на итальянский язык, я сам вызвался  помочь ей с поисками баранчика.
- Что в холодных сенях-то стоять, - уже по-русски, спокойным переливчатым голосом сказала женщина, приглашая Родиона в дом. В доме были две, в бедном убранстве, смежные комнаты, которые были скудно  меблированы.

- Небось, Олеся все вам выложила, но все же, давайте знакомиться, - сказала голубоглазая женщина, протягивая давно неухоженную маленькую руку, я Демидова Диана Семеновна, а это бабушка Олеси, мать моего мужа Андрея, Скоробогатова. - Не  расстраивайся Олеся, а вы Родион присаживайтесь, пожалуйста.
- А я, как сказала Олеся,  ротмистр Родион Ростоцкий, - отвесив поклон, поцеловав её руку, представился  он.
- Жалко, что потеряли баранчика, теперича нам больше нечего продавать, чтобы обновить одежонку Олесе, - горестно, с сожалением произнесла Анастасия Львовна.
- Да полно вам горевать, мама, меня приглашают быть служанкой в доме одного местного купца, а скоро лето, и купим ей уже летнюю одежду, - укоризненно покачивая головой, также переливчатым тихим голосом, похожим на пение зарянки, произнесла Диана Семеновна.  Ротмистр сел на старый диван, покрытый старым ковром.
- Раз такое дело,- неуверенно начал Ростоцкий, давайте, я куплю вашего баранчика, может быть, найдется или вернется, тогда я его и заберу, вот только не знаю, сколько стоит ваш баранчик, - доставая портмоне, он вытащил несколько сотенных купюр и положил на маленький стол у окна. Анастасия Львовна с изумлением смотрела на выложенные ротмистром сторублевки и от неожиданности поперхнулась, часто покашливая.

- Молодой человек, на эти деньги не только баранчика, а целое стадо можно купить,даже Панургово стадо. Но мы не можем воспользоваться вашим благородным поступком и щедростью, - взволнованно начала причитать бабушка Олеси. Но после слов Анастасии Львовны Диана ушла в другую комнату, чтобы ротмистр не увидел её слез. Родион решил перейти на латынь, чтобы поговорить с Дианой, но прежде спросил, владеет ли она латинским языком и понимает ли бабушка латынь.
- Я знаю латынь, но бабушка не знает этого языка, - вытирая слезы, тихо сказала Диана.
- Вы говорили о своем муже Андрее, а что с ним стало, что его нет с вами? - тихо спросил ротмистр, садясь на стульчик напротив нее.
- Он участвовал на войне в чине подпоручика, но за отказ расстреливать пленных абреков был разжалован и предан военно-полевому суду и отправлен на север на каторгу, где и умер от скоротечной чахотки. Все наши поместья, особняк, где мы жили, конфисковали, якобы, за военные преступленья мужа, даже назначить пенсион отказались, обрекая нас на нищету. Анастасия Львовна категорически отказалась вернуться в Россию, а меня уволили из пансиона, где я была воспитательницей, вот так и живем, влача, тянем жалкое существование, и стали заложниками судьбы, - вытирая слезы, проговорила Диана. Родион был настолько огорчен её рассказом, что долго молчал и, удивляясь омерзительным действиям властей, которые уже добились «победы» над повстанцами,  а над теми, кто принес эту победу, чинили страшный, несправедливый суд, ломая их судьбы. На этой гнилой политике держалось самодержавие, которое, когда-нибудь, рухнет, и это неизбежно.

- Диана, прошу вас выслушать меня внимательно, вам не следует наниматься в служанки и добровольно идти на кабальные условия. Если вы позволите, я вашей семье буду помогать и сразу вынужден предупредить ваши опасения, я это делаю без корысти, и вы, очевидно,  помните слова старухи, «В корыте много ли корысти?», у меня никогда не было семьи, я одинок и почти вашего возраста, вы обворожительны, красивы, и я не хочу, чтобы вы ухаживали за каким-то местным меликом, угождая его прихотям и капризам. Я вынужден предупредить и очередной ваш вопрос, зачем я все это делаю для вас? Ответ будет неожиданно коротким, вы мне нравитесь, вот и все. Вам не обязательно мне отвечать, все прояснится завтра утром, где-то около десяти часов я вас с Олесей буду ждать напротив вашего дома в экипаже для поездки в город, так как у вас нет часов, кроме старых неисправных ходиков, я вам оставляю свои карманные часы, чтобы вы не опоздали, если не придете, значит, это судьба и моя доля в этой короткой никчемной жизни. Сегодня привезут вам продукты и молодого барана с овцой, я ведь обещал Олесе, а теперь прощайте, - и вышел в другую комнату, попрощавшись с остальными, быстро покинул дом. Он вернулся в большой дом и сразу же, зайдя за ворота, направился в контору, где обычно сидел Марат, который, после смерти персиянки, старался в большой дом не заходить, часто сидел в конторе или выезжал в долину для организации весенних полевых работ.

- Марат, я знаю, что ты мне друг, так? - возбужденно начал он, - ты можешь приказать, чтобы подготовили провизию, разного рода продукты, одного молодого барана с овцой и все это погрузили в легкую повозку, и дать мне двух рабочих для их разгрузки?
- Конечно, это же пустяк, ротмистр Ростоцкий, сейчас все будет организовано,- и вышел из конторы и направился в сторону хлева. Когда все то, что просил ротмистр у Марата, было погружено на повозку, и она выехала за ворота, Ростоцкий попросил работников его подождать, и помчался к большому дому, не отвечая Оксане, все ли с ним в порядке, прошел в спальную, открыл потайной сейф, второпях взял несколько  маленьких мешочков с империалами и рванулся обратно на улицу. Повозка остановилась напротив дома Демидовых, и он велел работникам занести всю провизию в дом, молодого работника попросил вести животных за ним. Все домочадцы были крайне удивлены представлением, затеянным ротмистром, только одна Олеся с восторгом кричала:

- Вот и наш баранчик, да и с невестой, говорила же вам, что Родион сдержит свое слово. Он, не обращая внимания на Анастасию Львовну, которая непеременно, собиралась протестовать, прошел в сени, где находилась и Диана.
- Мы могли бы уединиться на несколько минут? - обращаясь к ней по-латыни, спросил ротмистр. Когда они оказались одни в комнате, он выложил мешочки с империалами.
- Здесь, в этих мешочках, золотые монеты достоинством пятнадцать рублей каждая, и вы можете их потратить по-своему усмотрению и не обращайте внимания на недовольный вид и ворчание Анастасии Львовны, это отнюдь не жалость, может быть, другое, но только не жалость, а завтра я вас жду в указанное время, - властно произнес он и покинул комнату, велев работникам поехать в большой двор, а сам в приподнятом настроении пошел к берегу. Вот спасибо Марату, что меня вынудил прогуляться по берегу, а по окрестностям деревни я просто не успел, и как там, у Жуковского: « и всё в ужасной тишине! окрестность, как могила». Оказывается, она не всегда выглядит так мрачно, и сама судьба направляла его на этот свет, и кто мог подумать, что в этой обветшалой избушке горит яркий свет, свет его счастья, его надежды, и там огромной величины «индусский» жемчуг, который он не намерен выбрасывать в море, как тот обезумевший мавр... Наконец-то, ему улыбнулась судьбинушка, и он случайно наскочил на «колесо Фортуны», не дав ему отвернуться, и оно принесло  удачу, «Всё на свете случай», говорил словесник, надеюсь, эта случайность сделает меня счастливым. Что-то ты, ротмистр, становишься некрасовским «лихим сердцеедом», и это как-то нечестно по отношению к персиянке, а? Вот опять этот недоеденный поминальный пирог, но до свадебного пиршества еще далеко, и все равно его доедят...
 
  Короткая южная зима неохотно расставалась со своей белой шубой, но весна, поддерживаемая весенним солнцем, постепенно вытесняла ее, преобразуя долину, только горные вершины и гряды причудливых великанов никогда не расставались со своей белой шубой, и вечерами с гор опускающийся туман, наполняясь прохладой, окутывал деревню. Сельчане занимались своими привычными делами, а те, кто еще раз убедившись в неукротимом норове Куры, лишился крова, начали строить времянки уже  подальше от берега. Марат всячески помогал этим обездоленным людям строительным материалом, провизией и  раздавал семена для посева под будущий урожай. После того, как он неожиданно сорвал нежный цветок, лишив княжну Марианну девственности, опасался возвращаться в свой особняк, но княжна была настойчива и предприимчива и, взяв его пашпорт, уехала в волость, чтобы через своего дядю, князя Веселовского Андрея Ивановича, документально изменить родословную Марата, придумав для этого вымышленную легенду о его происхождении, мол, он мелик, горный князь, который имеет дворянский титул, а документы потерялись во время наводнения, когда погибла и вся его семья. По указанию князя, личные данные Марата были изменены, и княжна Марианна на основании выписки из метрической книги получила новое свидетельство о рождении, а затем, и новый пашпорт закавказского мелика - горского князька, которые были признаны дворянами, теперича никто не станет попрекать его происхождением из бедной семьи, да и свет не позволит себе разные пересуды и  недоброжелательные разговоры, когда их отношения, рано или поздно, станут известными, а ведь она влюблена в него и намерена обвенчаться с ним. Но вот только как матери-то об этом деликатно сказать, и воспримет ли она их отношения, а ведь она не знает, что он из крестьянского сословия, ну, да ладно, если даже она не одобрит её желание, тогда они уедут отсюда, и вряд ли, княгиню такое решение устроит. Приехав из волости с готовыми документами, первым делом княжна Марианна пошла в особняк, но Марата в особняке не было, и Павел, который денно и нощно усердно работал над черновиками Марата, с виноватым видом пожимал плечами, мол, не приезжал, а куда он запропастился, не знает. Её вдруг охватил небывалый гнев, может, он, испугавшись, вовсе исчез,  я тоже, хороша, до сих пор точно не знаю, где же он работает, мой муженек-то, а, может, ласкает какую-то деревенскую толстушку-кралечку, а? и нервно захохотала.

- Павел, ты приблизительно, можешь описать, где находится эта деревня Сальяны, только не лги мне, пожалуйста, - как можно спокойнее спросила княжна.
- Он приедет, куда денется, и что за причина и такая спешка, сломя голову, его искать, не зная, где, тем более, когда день начинает вечереть? - не отрываясь от чтения, ответил Павел. Но она нервничала, ей уже трудно было справиться с охватившей её яростью, не торопясь, подошла к буфету, достала графин с коньяком, налила полный фужер и начала пить медленными глоточками. За забором послышался конский топот, слышно было, кто-то открывает замок в калитке. Княжна Марианна, поставив фужер на стол, за которым сидел Павел, как сумасшедшая, рванулась во двор, бросаясь в объятия Марата. Наблюдающий за этой сценой и, не зная об их близких отношениях, Павел, догадывался, что интимная близость  между ними произошла на той странной вечеринке, когда Марианна сразу же увела Марата в свою комнату, выйдя на крыльцо и увидев, влюбленных в объятиях друг друга, Павел воскликнул,- «Я вскрикнула и упала без чувств в его объятия», увидев эту идиллию, повторил бы вновь свои слова великий русский Поэт.
 
 Ровшан уже давно ждал Роксану на берегу, который густо оброс кустарниками белой акации, но её еще не было. Хозяйка Наргиз отсутствовала, и она должна была воспользоваться её отъездом в соседнюю деревню и с ребенком и своими пожитками подойти на берег, чтобы уехать с ним в его дом в горах, пока, в качестве гостьи, пока он не выяснит все обстоятельства гибели её мужа, это было её условие, а для этого нужно было найти бывшего офицера Павла, работавшего вместе с ним на стройке дороги. Моросил теплый  весенний дождь, на востоке из-за гор появлялись первые лучи утренней зорьки, окончательно развеяв предрассветные сумерки Никты. Недалеко в кустах акации затеяла утренние «строфы» славка - черноголовка, подражая соловью, пеночке. Послышался хруст сломанной сухой веточки, да, эта была Роксана с ребенком на руках и с небольшим узелком, торопливо шла к Ровшану. Он быстро взял ребенка на руки и, поторапливая её, пошел в сторону леса, где стоял фаэтон с закрытым верхом. Дом Ровшана был построен еще его родителями на отвесных скалах среди кустарников, и был невидим. В доме имелись шесть жилых комнат, по три комнаты на каждом этаже, включая остекленную веранду, отдельную кухню, ванную, и все комнаты были меблированы старинной резной персидской мебелью.

- Ты вместе с ребенком будешь жить в гостиной, она большая, и там стоит широкий диван, а я потом привезу детскую кроватку для Михаила, ты, пока, располагайся, а я занесу продукты, новую одежду, которую купил наугад, ведь я не знал у тебя какой  размер платья, обуви, думаю, что не стоит переживать из-за этого, потом начнем слаживать все, как полагается, - положив ребенка на диван, виновато произнес Ровшан и пошел за дровами, чтобы истопить камелёк - камин.
- Ровшан, ты уверен, что они здесь меня не найдут? - с волнением спросила Роксана, когда тот вошел с охапкой дров.
- Никто не знает, где  находится мой дом, ты успокойся, пожалуйста, никому и в голову не придет, что это я тебя увел. Все будет хорошо, я примерно знаю, где тот офицер находится, ведь Кристина хотела его на себе женить, но мать,  то ли в шутку, то ли всерьез, сморозила какой-то вздор, Павел обиделся и ушел, наверняка в сторону Сальяны. Есть у меня дружок - сыскарь, который служил в жандармерии в сыскном отделе, выслеживал бандитов, разных там инакомыслящих, и в этом деле очень преуспел, а потом неожиданно ему пришлось уйти в отставку, вроде, с начальством не поладил, как он выразился. Он его найдет и приведет, тогда сама и разузнаешь, - растапливая камин, уверенно проговорил Ровшан. Он видел, что она плачет, как еще можно было утешить молодую красивую женщину, которая стала вдовой и осталась с маленьким ребенком без источника существования по воле судьбы - злодейки, смириться с постигшим её горем она пока не могла, но он готов ей помочь и надо бы привести тетю из горного селения, где она жила одна, чтобы помогла Роксане.

- Роксана, пока малыш спит, пойдем, покажу кухню и ванную комнату, где  стоит колонка с чугунком для нагрева воды. Я поеду в ближайшее село и привезу родную тетку, чтобы она тут тебе помогала, все равно, живёт одна, а потом посмотришь все комнаты и выберешь любую из них. Ладно, Роксана, ты обстраивайся, а я поеду, пока светло, за теткой и, заодно, поговорю с этим сыскарем, там его поместье, ты приводи себя в порядок и приготовь для себя обед, голодная, небось. На стене висит разное огнестрельное оружие, и оно заряжено, надеюсь, ты умеешь с ним обращаться, это на всякий случай, - озабоченно произнес Ровшан, сняв со стены карабин,  положил на диван и вышел.
Хозяйка Наргиз  пришла в восхищение, несмотря на загадочное исчезновение Роксаны, когда сын Тофик сообщил ей наиприятнейшую новость, что Женя беременна. После ухода Роксаны забота о внуке Наргиз Фуаде, легла на старую няньку, но Тофик задумывал из города пригласить образованную няньку - гувернантку, обязательно, русскую, владеющую иностранными языками, и просил мать и Женю обращаться к сыну только по-русски, чтобы он, начиная с пеленок, мог усвоить этот великий, сложный язык и в дальнейшем мог безукоризненно говорить и писать на нем. Приказчик Алим, по просьбе Наргиз, на всякий случай, посетил дом, где раньше жила Роксана, но её там не оказалось, и соседи ничего о ней сообщить не могли. Теперь Наргиз, наконец-то, успокоилась, древнейший род, который был на грани исчезновения, начал пополняться молодыми потомками, в семье единственного сына царил покой, и она благодарила Бога за сохранение её домашнего очага. Она постепенно решила отойти от домашних дел, уступив решение всех вопросов своей невестке Жене, объяснив свое решение усталостью и болезнями, которые в результате нервозности пошатнули её здоровье, и вот-вот Бог заберет её душу,да и паромщик Харон ждёт её на берегу Стикса, чтоб увезти её в Лету, а потом она поселиться на острове блаженных, и никто не смел, спрашивать, почему, именно там, а не в геенне огненной, но ведь Бог все её деяния помнил и, известно, что для него не существовал вопрос давности...
 
  Ровшан, приехав в деревню, томительно долго уговаривал родную тетю поехать с ним. Он не стал раскрывать ей основную причину, просто пояснил, что просит её за домом смотреть, наконец-то, уговорив её, он поехал в поместье сыскаря, пока тетя собирала свои пожитки. Бывший агент сыскного отдела жандармерии Лембинен Оскар Ильич или, как называли его сослуживцы в шутку, чухонец, жил со своей женой, дочерью известного ювелира, и двумя детьми в роскошном особняке, был рад появлению своего старого друга.
- Оскар Ильич, мы с тобой закадычные друзья, так? - с вопроса начал Ровшан, после крепкого объятия. У меня обозначилось одно щепетильное дело, и я нуждаюсь в твоей помощи и в связи с этим делом я приглашаю тебя в гости, у меня в доме будет удобно разговаривать. В моем доме появилась женщина с маленьким ребенком, и я приехал за тетей, чтобы она помогла ей, и заодно, увидеть тебя, но мне пора ехать, желательно до вечерних сумерек добраться домой, так что, извини за спешку, - с досадой в голосе произнес Ровшан.

- Непеременно, мой друг, приеду, я друзей не бросаю и уверен, что помогу, жди. Тетя уже была готова, причитая, села в фаэтон, и резвый конь рванулся и помчал фаэтон по извилистой горной дороге, увозя его, обратно домой, где ждала Роксана. В гостиной дома горел свет, очевидно, Роксана еще днем видела масляные лампы со стеклом в коридоре и зажгла одну из них. Горели и длинные свечи в позолоченных  подсвечниках шандал, ярко освещая гостиную.
- Роксана, познакомься, пожалуйста, с моей тетей Сабирой, она будет помогать тебе, а теперь, тетя, пойдем, покажу твою комнату и, взяв ее узелок, держа в руке зажженную лампу, повел ее в комнату рядом с кухней. Вернувшись в гостиную, Ровшан нашел Роксану в удрученном состоянии, плачущую и, с недоумением посмотрев на нее, сел за стол.

- Что случилось, Роксана, пока меня не было? - недовольно спросил он, - почему ты плачешь, али недовольна тем, что покинула дом узурпаторши - хищницы? Если так, то она никогда не выпустила бы тебя из своих когтей и в дальнейшем превратила бы в служанку за гроши, а твоего сына в батрака, я даже не допускал мысли о том, что ты можешь пожалеть о своем уходе. Завтра приедет сыскарь и займется розыском этого Павла, и все подтвердится, здесь нет никакого подвоха или заговора, если мне не веришь, тогда завтра же я повезу тебя обратно,- встал и вышел из гостиной. Он был сильно огорчен и, взяв в коридоре горящую лампу, спустился в погреб. Погреб был полон бочками с вином и коньяком, Ровшан взял маленький пятилитровый дубовой бочонок с коньяком, поднялся в коридор и с лампой пошел на кухню, где продолжала гореть печь - камин, а на столе лежали жареные цыплята с картофелем, приготовленные Роксаной. Он постучался в дверь комнаты тети, которая сидела в темноте и смотрела в окно.

- Дорогая моя тетушка, прошу тебя, пойдем на кухню, поужинаем, и хватит тебе хандрить, просто не пойму по кому там так изнемогаешь, будто, у тебя кого-то отняли, а? - раздраженно произнес он. Она махнула костлявой рукой, мол, не будет, есть и собирается спать. Ровшан из бочонка налил коньяка в большую серебряную чашу до краев и залпом выпил. Может быть, когда-нибудь Фортуна заметит мое одиночество и позволит мне наскочить на её колесо, а? Или сами Мойры, которые еще прядут нить моей жизни, не слишком ли долго, а? и когда-нибудь сжалятся, пожалев меня? и все же, получается,  как по Щедрину, «Над ним тяготел какой-то фатум», и этот злой рок начал витать надо мною, и на ум приходят пушкинские слова: «Рок завистливый бедою угрожает снова мне», и это оттого, что я так глупо влюбился, что ли? Неслышно подошла Роксана и села напротив него, тем самым прервав его размышления.

- Я в отчаянии оттого, что, если не найдется тот офицер, который, по словам Кристины, принес это известие, тогда что же мне делать, Ровшан, а? А после ты, обрюхатив меня, выгонишь, и куда же я денусь с двумя детьми-то? - слезно причитала Роксана. После её слов гнев  небывалой силы охватил его, и он, в состоянии сильного раздражения, налил в чашу еще коньяка и выпил.
- Не думал, что ты до такой степени глупа, и у тебя только теперича проявился недостаток ума, а еще, в пансионе воспитывалась, образованная, языки знаешь, и тебе невдомёк, что я тебя люблю, не намерен бросать, тем более, втягивать в кабальные условия, я просто ошибся и принял тебя не за ту, - забрав бочонок  с коньяком, двух жареных цыплят, он поднялся на второй этаж и заперся в своем кабинете. Утром, когда за горами рождалась утренняя заря, медленно гонимые южным ветерком, исчезали утренние сумерки, унося с собой прохладный туман, в саду все громче был слышен птичий гомон и, привязав коня у конюшни, в дверь дома Ровшана постучался его друг сыскарь Лембинен Оскар Ильич, приехавший по его просьбе для оказания помощи другу. Ему требовалась подробная информация о муже Роксаны и об этом Павле, который, якобы, работал вместе с ее мужем где-то на стройке. Полусонный Ровшан, услышав стук в дверь, вяло спустился на первый этаж, держа револьвер наготове.
- Ишь, как тебя как напужали, брат, никогда не думал, что у тебя могут быть враги. Коня я сильно взмылил, его следует отвести в конюшню и покрыть покрывалом, а потом все по порядку изложишь, - обнимая друга, произнес Оскар Ильич. Было ранее утро, и все спали, Ровшан с сыскарем поднялись в его кабинет, и Ровшан наполнил две чаши коньяком и пододвинул к нему блюдо с жареным цыпленком.

- С приездом в мои скромные пенаты, Оскар, он же чухонец,чернели избы здесь и там, Приют убогого чухонца; И лес, неведомый лучам,как говорил великий русский Поэт. Давай, выпьем за успех, мой друг, надеюсь, тебе удастся решить одну дилемму, выхода из которой я пока не вижу, - выпив, грустно произнес Ровшан.

  Экипаж Родиона в условленное время подъехал к дому Демидовых, но на дороге никого не было. Он, велев кучеру подождать, вышел из экипажа и направился к дому и, стоя на крыльце, долго стучался в дверь, которую открыла Анастасия Львовна и с ходу заявила, что, мол, они никуда не поедут, они не нуждаются в его благотворительности и закрыла перед ним дверь. Внутри дома он отчетливо слышал отчаянный крик Олеси: Родион, не бросай нас, умоляю тебя..., кто-то попытался зажать ей рот. Это дело рук Анастасии Львовны, в ней необузданно бушевало чувство ревности, и она всячески решила помешать их отношениям с Дианой, но Диана имела прекрасное воспитание и не смогла нарушить свое обещание и открыла дверь, впустив его. Олеся тут же бросилась к нему, прижав свою маленькую очаровательную головку чуть ли не к груди Родиона. Диана спокойно сидела на диване, Анастасия Львовна со свирепым видом смотрела в окно.
- Вы, Анастасия Львовна, жестокий, безжалостный человек и у вас инфернальная душа и её муки вам не дают покоя. По отношению к близким вам людям, потом вам будет стыдно за ваше поведение, и вы не раз вспомните тургеневские слова: «Мое поведение, я знаю, непростительно грубо», вы желаете, чтобы Диана тоже чахла в нищете, постарела так же, как вы в этих мрачных стенах? Ладно, вы, но она-то еще очень молода, а о будущем Олеси вы подумали и, скажем прямо, что, же вы можете дать ей, а? Ровным счетом, ничего! Вам должно быть совестно, принимать меня за какого-то фендрика, я ротмистр Родион, тоже проливший кровь на этой жестокой войне, как ваш сын и, кстати, чудом уцелевший, а где ваша мудрость, доброжелательность и, наконец, милосердие к ближним, нажитый жизненный опыт, неужели все это вытеснило ваше очерствевшее сердце и как вы дальше собираетесь жить с таким сердцем, а? Но я стараюсь понять вас, а вы с первого же дня начали испытывать ко мне неприязнь, сомневаясь в искренности моих намерений помочь вашей семье, вы испытываете ко мне явное скрытое враждебное отношение, не поверив в мои подлинные чувства, и я просто не пойму причину, или вы придерживаетесь древней мудрости: « бойся данайцев дары приносящих»? мои слова для вас не имеют смысла, и напоминают «работу Данаид» или "сизифов труд", мне, таким образом, не удастся наполнить водой «бездонную бочку Данаид», и я ухожу, напоследок, хочется вспомнить горькие некрасовские  слова: « душа унынием объята», желаю вам только одного, выжить, прощайте,- и уныло пошёл к выходу. Диана, пошла его провожать и в сенях шепнула: встречаемся вечером на берегу, как только стемнеет,- и, закрыв дверь за ним, вернулась в комнату.

- Однако, какая у него мыслительная способность, какая эрудиция, поразительно, как давно я не слышала людей, обладающих таким глубоким знанием, - с восхищением сказала Анастасия Львовна. Родион вечером, как просила Диана, не пришел, и  она, не дождавшись его, в унынии вернулась домой, легла рядом со спящей Олесей, закрыв лицо простыней, чтобы Анастасия Львовна не слышала её горький плач. Безжалостный фатум, обрекая  меня на безысходное одиночество, вовсе не хочет отступать и витает над головой, грозя новой бедой, и я не могу противостоять его проделкам, я не стоик, а слабая одинокая женщина, жаждущая праздника души, просветление, с мечтой стать любимой, быть влюбленной, но появившийся долгожданный светоч погас, чем, же я так разгневала Парку, что она почти перерезала мою  «нить жизни»? Да, да, я влюблена, пусть это слепая случайность, но сама же Фортуна повернула свое колесо в мою сторону, а я не успела вскочить на него, и появление ротмистра Ростоцкого было счастливой случайностью, моя доля, когда теперь Фортуна снова улыбнется мне, вернув его в мои объятия? Утром Олеся, выпустив своих животных пастись на свежей весенней траве, встретила соседскую девчонку Тамиллу, которая тоже жила с овдовевшей матерью.
- Вчера к вам приезжал роскошный экипаж, почти царский, с привлекательным мужчиной, еще раньше он приезжал на фаэтоне, привозил вам какие-то вещи, он что, друг твоей матери? - привязывая на колышек своего козленка, спросила Тамилла.
- Да, приезжал, его зовут Родион, и подарил мне овцу и молодого баранчика, но бабушка его не восприняла, и он, обидевшись, ушел, - грустно произнесла Олеся.

- А я знаю, где он живёт, - вдруг неожиданно сказала Тамилла,- в большом дворе, где особняк бека Махсуда, который был очень богат, но он погиб, а его жена померла. Помню, привозили её тело и похоронили на мазаре рядом с мужем.
- Тамилла, я прошу тебя, ты не покажешь мне, где этот двор, а? Ты отвяжи своего козла, пусть он с моими животными пасется вместе, и мы, будто пася их, подойдем ко двору, где живет Родион, иначе бабушка меня накажет, а так никто не узнает, что я с ним встречалась, - молила подругу Олеся. Две подруги, слегка подгоняя животных, подошли к лавке, напротив которой, через дорогу, виднелся большой двор с постройками и огромный каменный дом на самом берегу реки Кура.

- Тамилла, ты присмотри за животными, а я быстро выведаю, в самом деле, он там живет, или ты просто перепутала его с кем-то и, перебежав дорогу, приблизилась к воротам. Двор был многолюден, работники выполняли разные работы, и никто не обращал внимания на Олесю, только сторож, открывая ворота, из которых выезжала мажара с людьми, заметил её и вежливо спросил:

- Ты кого-нибудь ждешь, девочка? Олеся замялась, но, быстро взяв себя в руки, подошла к сторожу.
- Мне нужен ротмистр Ростоцкий, - четко, громко, требовательно сказала она.
- Ведь еще раннее утро, их благородие изволят отдыхать,- строго ответил сторож, но я схожу, разузнаю, а как тебя величать то?
- Скажите ему, что пришла Олеся и ждёт его у ворот. Велев ждать его у ворот, сторож по дорожке, выложенной каменными плитами, направился к дому, где жил ротмистр Ростоцкий, а на встречу шёл только что проснувшийся Марат, у которого сторож поинтересовался, не проснулся ли их благородие Ростоцкий. Марат недоуменно пожал плечами, дав понять, что ему это неизвестно, и сторож вынужден был спросить у кухарки, стоящей на крыльце, и в это время сам ротмистр выходил из дома.

- Ваше благородие, - обратился к нему сторож, - там, у ворот вас дожидается какая-то малолетняя девочка, представившаяся Олесей.
- Как, как, Олесей? Вы не путаете, откуда ей здесь взяться-то? – чуть ли не закричал Родион, не дожидаясь ответа сторожа, слегка отстранив его, побежал к воротам. Увидев Олесю, топтавшуюся в порванных грязных ботах у ворот, от неожиданности и жалости у Родиона комок к горлу подступил.
- Олеся? -  подозвал её Родион, и она от радости со всей силы прыгнула в его объятия, едва не уронив его.
- Как ты нашла меня, и все ли в порядке с мамой? ведь я не пришел в тот вечер на свидание, думаю, что она, должно быть, была сильно огорчена. Да что тут мы стоим, пойдем ко мне, посмотришь, как я живу,- радостно, молящим голосом произнес Ростоцкий.
- Ты извини меня, но я не могу пойти с тобой, там, у лавки, моя подруга Тамилла сторожит моих животных, она мне и рассказала, где ты живешь, а ты, ротмистр Ростоцкий, нас бросил? - еще находясь в его объятиях, плача, спросила Олеся.
- Ну что ты, конечно, нет, просто, к вам я больше не смогу прийти, этого требует Анастасия Львовна, а я оказался наивным глупцом, влюбился в твою маму, поддаваясь ее очарованию, и забыть не в силах, - грустно выдавил из себя Ростоцкий. Олеся услышала голос Тамиллы, подзывающей её, и выскользнула из объятия ротмистра.
- Мне пора идти, а то дома спохватятся и будут меня искать, - с сожалением произнесла Олеся.
- Ведь ты с мамой прогуливаешься по деревне, по берегу и скажи ей, только, пожалуйста, чтобы не знала бабушка, я вас приглашаю на обед в полдень и буду ждать тут у ворот, идёт?
- Идёт-то, идёт, а согласится ли мама на твое приглашение, я не знаю, - неуверенно ответила Олеся, пожимая плечами, и пошла в сторону лавки, где, нервничая, её ждала подруга Тамилла.

 Огромный резной стол, инкрустированный узорами и изображениями из драгоценного металла, перламутром радужной окраски, был накрыт разными вкусными кушаньями, а на позолоченных подносах стояли фарфоровые графины с коньяком и вином с хрустальными бокалами, рюмками. Служанка обратилась к Ростоцкому с вопросом, что еще барин желает, Марат успокоил её, мол, мы сами будем обслуживать себя, и отпустил её на кухню. Все ждали Оксану, которая укладывала мальчиков спать. Наконец, все сели за стол, и Марат, наливая дамам вина, Олесе фруктовый сок, а себе и Родиону коньяк, обратился к нему, мол, тост за тобой. Родион, в присущей ему манере, поднялся, держа в руке бокал, тихо прошептал,- «Полный влагой искрометный, зашипел ты, мой бокал!», как говорил Баратынский, а мы, давайте, выпьем за знакомство, за то, что фатум сжалился над нами и не помешал нашему хрупкому счастью.
Откушав, Марат и Оксана ушли. Олеся увлеченно осматривала картины на стен

- Я вам назначала свидание, Родион, интересно было бы узнать, почему вы не пришли, а ведь я вас долго ждала, - вдруг неожиданно спросила Диана.
- Вы же не вышли на дорогу с Олесей в указанное время, я вынужден был прийти к вам, и вы даже тогда не избавили меня от объяснения с Анастасией Львовной, я понял, что она назойливая, безмерно ревнивая и вынудит вас отвергнуть меня, именно поэтому, я решил скрыть от вас свою печаль, скорбь, если хотите, или вы пожелали бы, чтобы я скорбел, как у Апухтина: « скорбный стон... в тиши ночной мучительно звучал», и вряд ли это доставило бы вам наслажденье, а я тогда мог бы не воздержаться, вы сами видите, язык у меня злой, колючий, и тут ничего не поделаешь, «эзопов язык», и я отнюдь не фразер. Та женщина, унаследовавшая это сказочное богатство, умерла, оставив младенца, мальчика, но прежде раскрыла мне все тайны этого дома, показала тайники с несметным богатством, и по её желанию, я из С. Петербурга привез моего друга зодчего Беккера, чтобы он построил в горах замок, и он строится. Исполнив её желание, я уеду, хотя мне некуда и не к кому ехать, нет у меня и друзей более, кроме названных Маратом людей. Вам не следует меня жалеть, я не убогий чухонец, да, я влюблен в вас, но это безответная любовь, я отрицаю те скрижали, где были девять заповедей, и склонен признать только любовь - эрос в платонизме, чувство, страсть, основанную на инстинкте, даже, пусть на половом влечении. У меня было желание избавить вас от одиночества, напомнить крыловское понимание одиночества, «В одиночестве способен жить не всякий», оно, непеременно, разрушит душу, приведет в состояние неизбежного упадка пневмы, и пример тому я! - и громко захохотал. Да, он обворожил Диану своей речью, да, он начал пленять её мыслями и подчинять волшебной силе - своей воле, а как тут устоишь? Ведь я еще молода и добровольно обрекла себя на страдания и нахожусь в состоянии разложения, невосполнимого упадка душевных сил, а вот тут он абсолютно прав, и на ум приходят пушкинские слова: «ты будешь сожалеть об участи, отвергнутой тобою», а это и есть забвение, мои похороны, этого желает и Анастасия Львовна, после смерти сына она категорически не хочет, чтобы рядом со мною был мужчина, и по-прежнему остается в своем зложелательном намерении, и переклинить ее  в сторону доброжелательности,  увы, не представляется возможным, пожалуй, Родион прав, я медленно чахну, превращаясь в старушенцию, он признался, что влюблен, а что тебе еще нужно? Красив, умен, образован, а, главное, он тебе тоже нравится, ты боишься в этом признаться даже самой себе, из-за ложной гордости, что ли? «да полно вздор молоть», как говорил Грибоедов, и эта твоя  химерная мечта не осуществима, а Ростоцкий не призрак, не плод воображения, а мой шанс ощутить снова сладостный миг счастье в этой богом забытой глуши, но Анастасия Львовна не даст тебе встречаться с ним, ишь, как она его враждебно встретила, каким  свирепым взглядом, презрительно смотрела на него, будто он хотел у нее  отнять что-то дорогое.
- Диана, вам налить еще вина?- спросил Родион, прервав её размышления.
- Благодарю вас, Родион если можно, немного, а то вы напоите меня, я буду пьяна, начну вздорить, и вы все содержимое вашего кладезя начнете выливать на меня, - отпивая глоток,  улыбнувшись, переливчатым голосом, тихо произнесла Диана.
- Почему вы, испытывая неодолимый панический страх перед Анастасией Львовной, не поступите, как  ослушница? Мне хотелось бы понять, теперь-то что вас так связывает, что вы не можете ей перечить, любовь - не думаю,  уважение - допускаю, но вы должны понять, что вы мне нужны, я желаю вытащить вас из бездны Тартара, где вы сейчас находитесь. Вы не обижайтесь, но пусть она не желает вам счастья из-за ревности, но о будущем Олеси она также не думает, это и есть легкомыслие, недостаток ума, Олесю необходимо устроить в пансион, где она должна учиться, общаться со своими сверстниками, а не баранчика пасти. Да, я хотел отвезти вас в город, чтобы обновить вам и Олесе одежду, чтобы вы посетили  маникюрный салон, чтобы маникюрша вернула прежний вид вашим пальцам и рукам, давно неухоженным..., - он вдруг замолчал, увидев её слезы, встал, подошел к ней и прижал её голову к своей груди. Подошла Олеся, хлопая в ладошки, смеясь, произнесла:
- А, между прочим, вы вместе хорошо смотритесь, Ростоцкий, мне требуется твоя помощь, прошу тебя, пойдем со мной, - взяв его за руку, потащила за собой. Он поспешил за ней, чтобы она не видела слезы матери.
- Ты можешь мне объяснить, это что за картина?
- Здесь висят гравюры, парсуны, то есть, портретная живопись русского живописца Ушакова, - уверенно ответил он. Олеся продолжала смотреть картины, а Родион вернулся к Диане и, неожиданно обняв её за голову, поцеловал в сочные тонкие умащенные помадою губы. Она не сопротивлялась, будто находилась в забытьи и, он, воспользовавшись её состоянием неги, пальцами начал нежно гладить её стоячие груди, слушая её тихие стоны.

- Остановись, прошу тебя, здесь не место, сейчас Олеся придет, - взмолилась она. День начал быстро вечереть, вечерние сумерки, смешиваясь с туманом, окутывали долину, вместе с ней и дома. Служанка занесла зажженные лампы, а сам Родион, чтобы подавить проснувшееся в нем вожделение, принялся фосфорными спичками зажигать длинные свечи на высоких персидских подсвечниках шандал.

- Уже  поздно, Родион, - придя в себя и, едва справившись овладевший ею похотью,  выдавила из себя Диана, - мы пойдем домой, спасибо, все было прекрасно, вы вернули меня к неге давно минувших дней, ох, как это было давно, теперь забытое и, порой, думается, а было ли все это, - грустно произнесла Диана.
- Вам не следует омрачать такой прекрасный вечер,  оставлять меня в состоянии уныния, хотя вечер был далек от проводимых вечеров Бахусом. Вы ведь можете сегодня не возвращаться домой, - неуверенно начал было Ростоцкий, -  а с Олесей лечь спать в спальной, а я в гостиной, зачем вам идти в пустующий дом и ощущать на себе осуждающий, ревниво - презрительный взгляд Анастасии Львовны, а?
- Нет, Родион, это приведет к полному разладу и так натянутых наших отношений, - вставая, тихо произнесла Диана.
- Она тоже одинока, несчастна, и кроме нас у нее никого нет, конечно, во многом она неправа, но это не повод, чтобы подвергнуть ее душевным потрясениям без Олеси, которую безумно любит, и это было бы бесчеловечно.

- Вы меня не убедили, Диана, я вынужден еще раз, теперь вам, повторить, что Олесе нужно учиться, пожалуй, я мог бы это устроить и вы, лично вы, должны, не считаясь с капризами Анастасии Львовны, решить этот судьбоносный вопрос, потом будет поздно, и вы горько будете жалеть об упущенном благоприятном шансе. Получается, что Анастасия Львовна является непреодолимой пропастью между нами, и вы на это смотрите спокойно. Не допускал, что вы такая безвольная и не способны самостоятельно определить судьбу родной дочери, уж не говоря о своей доли в этой жизни, неужели это вас не угнетает, а? - раздраженно произнес Ростоцкий, доставая из ящика стола ручной карманный фонарик. Все трое, молча одевшись, вышли из дома, дурманящий запах цветущего сада, разносимый теплым весенним ветерком, распространялся всюду, благоухал неуловимым ароматом, и тут Ростоцкий не сдержался, тихо буркнул,- точно по - лермонтовски, «Сады благоуханием наполнились живым», взяв под руку Диану, освещая фонариком дорожку, повел её с Олесей к воротам. Диана, еще находясь на дороге напротив дома, заметила, что свет в доме не горит и встревожилась.

- Странно, свет нигде не горит, что не входит в привычку Анастасии Львовны, сидеть в темноте, - произнесла Диана, ускоряя шаги. Она, стоя на крыльце, долго стучала в дверь, но к двери никто не подходил, и по-прежнему в доме царила тишина.
- А у вас нет с собой запасных ключей, Диана? - спросил Ростоцкий и со всей силы дёрнул на себя ручку двери, но ручка оторвалась, а дверь так и не открылась.
- Может быть, она вышла погулять или в гости к знакомым ушла? - чувствуя неладное, тревожно спросил Ростоцкий.
- Это исключено, она вовсе из дома не выходит, наверное, с ней приключилась неприятность, нужно как-то в дом попасть, и как можно, быстрее, - подойдя к окну, ответила Диана. Ростоцкий, не задумываясь, выбил оконное стекло со стороны кухни и ловко прыгнул внутрь дома, освещая фонариком комнату, и увидел лежащую на полу Анастасию Львовну, которая странно хрипела, и понял, что с ней произошел удар и направился через сени, чтобы открыть наружную дверь.

- С ней беда, вы зажгите лампу, а я пойду за деревенским фельдшером, - не обращая внимания на пораненную руку, из которой хлестала кровь, -  сказал Ростоцкий.
- Ты поранился, нужно перевязать тебе руку, - начала было Диана, но он бегом направился в сторону большого дома к Марату, так как не знал, где живет фельдшер.
- Ты весь в крови, Родион, подожди, нужно перевязать тебе руку, - чуть ли не закричал Марат и схватил полотенце, переданное ему Оксаной, начал туго перетягивать руку Ростоцкому. Фельдшер жил недалеко, Марат быстро нашел его дом, долго стучался в дверь, пока, изрядно выпивший фельдшер, бранясь, не открыл дверь.
- Давай, живо собирайся, тут недалеко женщина лежит в бессознательном состоянии, похоже, что её удар хватил, прошу тебя, поторопись, - сказал Марат, помогая ему одеться. Увидев больную, фельдшер сразу же протрезвел, открыв свой саквояж, достал шприц, набрав в него прозрачную жидкость, впрыснул в руку Анастасии Львовны.

- Её следует поднять с пола и положить на тахту, если хрип после укола прекратится, тогда, возможно, выживет, - пророчески произнес фельдшер, пожимая плечами. Диана отвела в другую комнату испуганную Олесю, которая дрожала, и опустила широкую занавеску между комнатами. Да, фельдшер был опытным, несколько лет практической работы в лазаретах во время войны, после длительного времени лечения селян от разных недугов, набрал колоссальный опыт, и в селении никто не мог обходиться без его помощи.
- Ты, ротмистр Ростоцкий, не смотри на меня так презрительно, исторувшись, да будет вам известно, что я тоже воевал не меньше вашего, пусть я выпиваю, но свое непростое дело знаю и уехать отсюда не могу, так как некому оставить этих бедолаг. О, как фельдшер был прав, его пророчество сбылось, и в самом деле, через несколько минут Анастасия Львовна престала хрипеть и начала отрывисто дышать, фельдшер горделиво поднял голову, укоризненно посмотрев на ротмистра.

- Ладно, братец, не серчай на меня, ты настоящий сельский эскулап, и я тебе подарю золотой «эскулапов полоз», чтобы ты гордился этой эмблемой - символом целителя, - похлопав фельдшера по плечу, весело произнес Родион.
- Оставить больную в таком для нее критическом состоянии невозможно, и придется мне побыть здесь, конечно, если барышня не будет возражать, - тихо сказал целитель, довольный хвалебными словами в свой адрес.

- Барышня не возражает, - быстро ответил за Диану Родион, - только ты скажи, чего  тебе еще треба, и мы тебя обеспечим, а нельзя ли ее сейчас отвести в город в лечебницу?
- Это неудачная идея, ротмистр, ее передвигать нельзя, она должна лежать неподвижно, не говоря уж о транспортировке, пока кризис не минует, а вот мне треба выпить и закусить, ваше благородие, если, это возможно, - несмело проговорил фельдшер.
- Это же пустяк, друг мой, я сейчас пойду домой, и тебе привезут и выпить, и закусить, только ты о больной не забывай, - доброжелательно произнес Марат и вместе с Ростоцким вышел на крыльцо.

- Я понимаю тебя, Родион, что ты не оставишь Диану в такой для нее трудный час, но я должен итти, ведь Оксана одна дома, а то, что обещал эскулапу, кухарка приготовит, и кто-то из работников привезет, - прощаясь с другом, произнес Марат. Ротмистр вернулся в комнату, где на тахте лежала Анастасия Львовна, на маленьком диванчике со сломанной спинкой, обреченно опустив голову, сидела Диана. Её сама Эриния наказала, чтобы не смела, мешать счастью других, - подумал Родион, - и тут все равно не совсем корректно и этично злорадствовать по поводу несчастья старой, умирающей женщины. - Вам не помешало бы немного отдохнуть, Диана, и полно вам так горевать, все равно мы ей помочь не в состоянии, да и фельдшер неотлучно находится рядом с ней, как только улучшится ее состояние, я отвезу ее в город, в лечебницу, думаю, что она поправится, а я, пожалуй, пойду в свои пенаты, хотя это родным домашним очагом не назовешь, но все же, «Отечески пенаты, о пестуны мои!», как говорил Батюшков, пусть мне некого пестовать, все равно нужно возвращаться туда, так как я здесь тоже персона не желательная, - грустно произнес Родион и, не попрощавшись, вышел. Диана, смотря в окно, видела, как Ростоцкий, освещая себе дорогу фонариком, уходил в сторону лавки, унося с собой её надежду и мечту. Вот и мои похороны, - подумала она, потерянная, он все-таки ушел «одинокий, потерянный, я как в пустыне стою», вспоминая некрасовские слова.

Не сбылось пророчество сельского эскулапа, через три дня Анастасия Львовна, не приходя в сознание, тихо скончалась, и по велению старшей из сестер Парки, парки обрезали её «нить жизни», когда это случилось, Ростоцкого не было, и фельдшер, расстроенный тем, что не смог противостоять фатуму, сильно было огорчился, и с виноватым видом сообщил Ростоцкому о её кончине. Тот без особых эмоций воспринял его сообщение, внешне не проявляя никаких душевных переживаний. Похороны Анастасии Львовны, организованные Ростоцким, состоялись на деревенском кладбище для православных, рядом с мусульманским кладбищем. Теперь её душа, - подумал Ростоцкий, - непеременно. встретится с душой сына Андрея, умершего на каторге от скоротечной чахотки и, пожалуй, нетрудно догадаться, что она этого очень желала, на этот раз фатум, будто решил сжалиться над ней, поступил великодушно, избавив ее от земных забот, обеспечив эту долгожданную встречу. После поминок по русскому обычаю Диана, бледная, с распухшими глазами от слез, укутав свои худые плечи черной шалью, обреченно сидела на диване, обняв Олесю. Да, смерть неконтролируема, и Родион, смотря на её жалкий вид, вспомнил пушкинские слова: «я, как смерть, и тошь и бледен» и от жалости, сострадания к ней защемило сердце, но она пока что не ответила на его признание в любви. Теперь Диана, переживая смерть Анастасии Львовны, пожалуй, долго будет восстанавливать силы и до любви ли сейчас ей? А Ростоцкий все-таки думал иначе, смерть свекровушки навсегда освободила её от оков кабалы, и теперь она вольна сама решать свою судьбу. День начал вечереть, те знакомые Анастасии Львовны, которые пришли ее помянуть, начали расходиться, не жалея своих соболезнований Диане, но она пока находилась в состоянии оцепенения.

- Мне хотелось бы уточнить, Диана, - не выдержал он, нарушив тишину.
- Я здесь еще нужен? а то от вашего состояния лишился было покоя, и вряд ли меня по-прежнему посетит спокойный сон, на ум приходят некрасовские слова: ««тяжек сон того, кто горем удручен». Олеся, выскользнув из объятия матери, подошла к Родиону и прижалась к нему.
- Не бросай нас, Ростоцкий, живи с нами, теперь ведь бабушкина комната освободилась, -  плача, по-детски наивно молвила она.
- Хорошо, хорошо, ты только не плачь, пожалуйста, я же не ухожу, - успокоил он ее. Он подошел к столу, где стоял графин с коньяком, налил до краев стакан и выпил. Родион вышел за дровами, чтобы растопить очаг, который был устроен между комнатами, канал дымоотвода проходил через межкомнатную стену, обогревая обе комнаты.
- Я сейчас буду жарить цыплят на вертеле, а ты, Олеся, будешь мне помогать, идет? Только надо дать очагу разгореться, тогда угли будут дышать жаром, и зарумянятся наши цыплята, - разжигая огонь, произнес Ростоцкий. С торца дома была пристроена маленькая комнатка, разделенная перегородкой на две части, одна служила для того, чтобы умыться и постирать одежду, где стояла металлическая ванна и старая колонка для обогрева воды с чугункой, а другая часть комнаты пользовалась, как уборная с глубоко  вырытой ямой. Диана, находясь в состоянии уныния, все молчала, так и не ответив на вопрос Родиона, но он по характеру был нетерпелив и был раздражен ее молчанием, а когда он предложил ей поужинать, она отказалась, тем самым вывела его из терпения.

- Мне кажется, что и ваша душа тоже покинула свою оболочку вместе со свекровушкой,  оставив эту грешную землю, и вы погрузились в небывалую печаль, отчаяние, и мое присутствие  усиливает ваше такое состояние, делая его невыносимым, так? Да, к сожалению, я вам не нужен, а жаль, мы ведь могли быть счастливыми, теперича, мне не интересно, о чем вы думаете и что вы намерены делать дальше, потому что душа моя, которая была наполнена вами, опустошена, вот цена безответной любви, и я вновь стал жертвой своей излишней доверчивости, вынужден уходить, и тут были бы уместны лермонтовские слова: «была без радости любовь, разлука будет без печали», вы сделали мне больно, прощайте, Диана, если желаете, можете, как Деянира, от «горя» покончить  с собой, а ты, Олеся, если захочешь, я мог бы тебя определить в гимназический пансион в городе, и будешь жить со своими сверстниками и учиться, - произнес совсем было расстроенный Ростоцкий, не прощаясь, покинул дом. У Дианы наконец-то проснулась сознательность поступка, и ей хотелось кричать, попытаться остановить его, но тщетно, ложная гордость противостояла ее желанию, и даже мольбы Олеси остались без ответа.

Диана после ухода Ростоцкого, и, как она поняла, его прощальных слов, впала в депрессию, с подавленным настроением целыми днями сидела у окна, редко общаясь даже с Олесей. Да, может быть, она корила себя за то, что она со Родионом поступила так же, как тот глупый шекспировский индус, выбросив в море жемчуг, не поняв его красоты? Её подавленное состояние, вызванное депрессией, безысходность, лишили её жизненной силы, подавили волю, вызвав у Дианы психическое расстройство, помутив рассудок, и она, в отчаянии, вскрыла себе вену на запястье, желая добровольно уйти из этой жизни, где для нее не было места. Олеся, увидев сочившуюся кровь из руки матери, сильно испугалась, не теряя время, пустилась бегом в сторону большого двора, чтобы сообщить Ростоцкому. Сторож по её виду и по невнятному разговору понял, что случилась беда, немедля провел её в дом, где Ростоцкий находился в столовой с Мартом за обеденным столом.

- Ростоцкий, беда, - истово закричала Олеся, показывая на своё запястье, - из руки мамы сочиться кровь. Друзья, не задумываясь, поспешно встали, Ростоцкий, отправив Марата за фельдшером, сам вместе с Олесей через поле побежал к дому Дианы. Она, бледная неподвижно лежала на тахте, а рука, из которой сочилась кровь, безжизненно висела, опустившись на пол. Ростоцкий быстро схватил полотенце, туго перевязал рану и начал прощупывать пульс. Пульсация была слабая, и ощущалось дергание, что свидетельствовало о неритмичном биения пульса. Подоспел Март с фельдшером, который осмотрел руку Дианы, наспех перевязанную Ростоцким, открыв свой саквояж, с которым, наверняка, не расставался никогда, смочив самодельный бинт в спиртовом растворе, тщательно перевязал запястье больной.
- Наверное, она это сделала недавно, небольшая лужица крови на половике, авось, выживет, - недоуменно мотая головой, произнес лекарь, доставая из саквояжа какой-то нюхательный порошок с резким запахом, и поднес к носу Дианы. Она от запаха порошка сморщилась и открыла глаза.
- Диана, если вы меня слышите, то зажмите мою руку или моргните. Её нужно увезти в больницу, боюсь мы здесь не исправимся.

Ростоцкий, после того, как с фельдшером устроили Диану в больницу, а потом посетил магазеи, вернулся в больницу к Диане, у которой находились врач с медсестрой, она пришла в себя и, увидев Родиона, сквозь слезы выражала свою благодарность.
- Родион, а где Олеся? - едва шевеля губами, тихим голосом спросила она, - все ли с ней в порядке? - Диана, тебе нельзя волноваться, а с Олесей все в порядке, она находится в доме, где вы были, у моих друзей, - спокойно произнес ротмистр, вопросительно смотря на врача и медсестру. Они вышли, оставив их наедине, тут Ростоцкий из внутреннего кармана пиджака достал кулон на золотой цепочке с камнем гемма, с надписью на выпуклом камне камея, состоящей из двух букв «Д» и «Р», выполненных в стиле инталии,  расстегнув фермуар, надел на шею Дианы.
- Боже мой, какая прелесть, право, я своим поведением такого подарка не заслуживаю и своей глупостью доставляю немало хлопот, - очень тихо причитая, проговорила она.
- Я тут привез новое нижнее белье, платье из аксамита, вечером позже зайду и помогу тебе переодеться, а теперь спешу в пансион, чтобы определить Олесю на учебу, если, конечно, ты не против, - произнес Ростоцкий. Диана устало кивнула головой, мол, согласна.  Он, поцеловав её бледные холодные губы, удалился в коридор, где нетерпеливо топтался доктор.

  Насыщенная Кура из своих горных притоков несла свои мутные весенние бурные потоки к морю, по пути разрушая дома, мельницы, мосты.
Ростоцкий не видел смысла держать Диану в больнице, да, и она настаивала на том, чтоб он увез её оттуда, где витает смертельный дух над больными, каждый раз унося их души в иной мир, конечно, ей самой не терпелось снова окунуться в сладострастие, и похоть, по-прежнему, продолжала зажигать ее кровь и вынуждала выразиться с оттенком лукавства, мол, соскучилась по Олесе.
- Хорошо, я сейчас же поговорю с врачом, а ты одевайся, пока, мы заночуем в гостинице, где я снял нумер, а завтра подъедет кучер и отвезет нас домой, идет? - решительно произнес Ростоцкий и направился к выходу. Она устало кивнула головой: только, прошу тебя, поторопись. Дав доктору большой хабарец, он оставил у него адрес гостиницы для фельдшера, попрощался, поблагодарив его. Ночью в нумер гостиницы, где, предаваясь  разгульному сладострастию,  услаждали друг друга Ростоцкий и Диана, постучался сельский эскулап.
- Ты, случайно, не из шалопутов, только что покинувших секту хлыстовства, или на нас двигается смертельная шамра, да, твоя больная уже выздоравливает, вероятно, твою судьбу определяла божественная сила - Нумен, что ты своих бедолаг не можешь покинуть, находясь в плену долга, а? - сердито произнес Ростоцкий, приглашая его в нумер.
- У тебя в душе горит светоч, Володя, добрая, светлая душа, спасибо тебе за заботу, ты, Родион, выпей с ним, а я лягу, что-то, устала, - целуя в щеку фельдшера, тихо сказала Диана и отошла к дивану. Ростоцкий был проницателен и сразу почувствовал перемену в настроении фельдшера.
- Да, вижу и догадываюсь о сладострастных минутах, проведенных тобой с медсестрой, поэтому, «румян, как вербный херувим», увидев тебя, вновь повторил бы великий русский Поэт, - смеясь, шутливо произнес ротмистр, наливая в серебряные чаши коньяка, но все было наоборот, фельдшер был в подавленном состоянии и рассказал ротмистру о разладе между Юлией и им. На следующее утро Ростоцкий с Дианой и сельским эскулапом уехали в Сальяны. Да, фельдшер оставил медсестру Юлию, которую, до прихода в гостиницу, долго уговаривал, мол, там, в селе, работы, тоже, хватает, наконец, заведем детишек, хватит ему жить бобылём.
- А больную мать на кого оставить? - сердилась она, - ведь, кроме меня, у нее никого нет, ты-то, хоть, понимаешь это?
- Пусть так, ты считаешь, меня неурядливым, даже, бестолочью, все-таки, это не любовь, я тебе не люб и, все равно, ссориться не стану, - расстроено сказал Володя и с тяжелым сердцем покинул дом.
- Не расстраивайся, Володя, как говорил Августин, «время врачует раны», - подбадривал его Ростоцкий. Вот так фатум, издевательски улыбаясь, шутя, отнимает того, кто тебе дорог, задувает светоч, который сам же и зажег, увы, этим воротилам судеб нам не противостоять. Диана поняла, что Ростоцкий её оставляет навсегда, именно, потому привез её в город под предлогом, якобы, поближе к пансиону, где будет учиться Олеся. Пожалуй, тут винить некого, она была к нему холодна и жестоко, неосмотрительно погасила тот огонёк надежды, который начал, было, разгораться в его израненной душе. Так ей надо, похоже, что сама Парка  чуть не обрезала ее «нить жизни», но это сделал сам Ростоцкий, и теперь она, снова, свою жизнь проведет в одиночестве, медленно угасая, будет  вести аскетический образ жизни, общаясь, только, с Богом, это, во всяком случае, утешает её. В жизни за всё приходиться платить. Таковы законы жизни, увы. Он понимал. что она остаётся одна и даже не возникало чувство ревности и помнил. как говорил Достоевский,-настоящим ревнивцем: трудно представить себе, с чем может ужиться и примириться и что может простить иной ревнивец! Ревнивцы-то скорее всех и прощают, и это знают все женщины. Ревнивец чрезвычайно скоро забывает о мести.   Но её начали мучить инфернальные муки брошенной женщины, зажигая в её душе ещё сильнее огонь мести. Перед тем как мстить, вырой две могилы, как то говорил Конфуций. Для своего врага и для своего гнева, который приведёт тебя в могилу. А Родион часто повторял слова  Баратынского: свободу дайте мне — найду я счастье сам!

08-09.2022г.      м.м.Б.