Периклово допобедное

"Начал Фидий злополучный, первый он нанес удар, А затем Перикл. Боялся он невзгоды для себя. Ваших прихотей страшился, ваши зубы злые знал. Чтобы самому не сгибнуть, в город он метнул пожар. Бросил маленькую искру - о мегарянах закон. И раздул войну такую, что у эллинов глаза Выжег дым до слез горючих" (Аристофан, Мир, 605-11)

«Пилос наш!» (Аристофан, Лисистрата, 1163)

"Знаю, знаю я
Обычаи у мужичья: радехоньки,
Когда хвастун какой-нибудь похвалит их
И город похвалой кривой и лживою.
Того они не видят, что обмануты" (Аристофан, Ахарняне, 370-4)


День тревожен опять; и угрозы со всех сторон
Атакуют Перикла – бессменнейшего стратега.
Многолетнему статусу вновь нанесен урон.
Пуще этого страждет привычное к власти эго.
Если врос в это место, которое во главе;
Духом гордости с самодовольством давно проникся,
Ощущать вдруг угрозу лишиться всего навек...
Легче рухнуть с Олимпа, чем просто к подножью Пникса
Опуститься простым гражданином; почти одним
Из обилия жалких кожевников и матросов.
До поры был довольно удачлив, всегда храним
Добрым демоном, но… вот одна за другой угрозы.
Надоел-де. И хватка тирана уже не та.
Казнокрады-друзья (вон, нажился хотя бы Фидий).
Выгнал женушку подленько. Даже не взял труда
Скрыть, что спутался с некой гетерой не в лучшем виде.

И поди растолкуй, что менять тебя на скаку
Неприятно для эго, народу – подавно горе.
А предвестия так себе: как разогнать тоску,
Вспомнив хоть бы о друге – безбожном Анаксагоре?

Выход есть, но рискованно… Ибо начать войну
Проще, чем завершить. Но опасность куда страшнее –
На карьере такой место дать даже не пятну…
Много хуже. И девок за титьки по Пританею
Не таскать, и не слышать зависливых шепотков.
Ощущать, что совсем больше радости за судьбу нет.
Да не будет! Перикл им не дастся, он не таков.
И решительным шагом проходит к родной трибуне.

Это просто. О дедах. Как персов они одни
Разгромили когда-то при памятном Марафоне.
Саламин... А уж Спарту как следует побрани –
Тут же вызовешь шквал самой патриотичной вони.

Вмиг забыли, что вождь-то не тот; и завел туда,
Где лишь отблеск той славы былой. Все орут с надрывом.
Бездуховность спартанцев – всегреческая беда.
Смотрят сверху на нас; да еще как-то нагло-криво.
И афинских младенцев едят; дедов чтят давно
Как-то скверно… И вот на подходе уже псефизма.
Пусть не естся горох и не пьется взахлеб вино
Тем предателям, кто заикнется о пацифизмах.

И война началась… А Перикл на своем одре
Умирает. И в сердце стратега иная тема.
Наплевать, что заполнился беженцами Пирей.
Что грядущее приоткрывает недобрый демон.
Там угар и успехи на уровне «Пилос наш».
10 лет жарких битв - непонятно за что? к чему бы?
И когда приедается всем угоревшим блажь,
Вместе с кровью идет этот патриотизм на убыль.
Перемирие, но… Подкопили чуток жирка –
Авантюры, Сицилия манит. Но аппетитцы
Отшибаются живо, когда цель ну так близка –
Хоть ты плачь. Тут подавно в покое не усидится.
Вот и перевороты, и поиск врагов внутри.
Персы платят спартанцам; те хватку сжимают туже.
А в итоге чего ты с трибуны ни напори,
Нет спасения, выбора, выходов и отдушин.
И Лисандр стены с города крепкой рукой своей
Сдернет, точно хитон с пьяной уличной потаскухи.
Надиктует условия мира (войны больней).
И заставит забыть о былом марафонском духе
Внуков – жалких свинят. Но Периклу до этих дел
Дела нет – что стрясется, как вляпались, в чем увязли.
Он списал все грешки. И на должности усидел.
И за счет малоумных порывов сограждан счастлив.
_____________________________________

"...враги Перикла убедили граждан арестовать Фидия и предать его суду и подать обвинение против Перикла, вменив ему кражу священной собственности. Кроме того, они ложно обвинили софиста Анаксагора, учителя Перикла, в святотатстве. Они вменяли Периклу все эти клеветнические обвинения, так как, из зависти желали дискредитировать высокое положение и славу этого человека. Но Перикл, зная, что во время войны народ с уважением относится к благородным людям, потому, что сильно в них нуждается, но в мирное время позволяет клеветать от безделья и зависти, пришел к выводу, что ему выгодно будет вовлечь государство в серьезную войну. Тогда город нуждаясь в мужестве и военных способностях стратега Перикла, не примет выдвинутые против него обвинения и не будет иметь свободного времени для внимательного изучения расходуемых им средств" (Диодор Сицилийский, 12.39.2-3)

"Что касается Аспасии, то Перикл вымолил ей пощаду, очень много слез пролив за нее во время разбирательства дела, как говорит Эсхин, и упросив судей. А за Анаксагора он боялся и дал ему возможность тайным образом уйти из города. Когда же из-за Фидиева дела его популярность пошатнулась, то он, опасаясь суда, раздул медленно тлевшее пламя войны в надежде, что обвинения рассеются и зависть смирится, когда граждане во время великих событий и опасностей вверят отечество ему одному как человеку уважаемому и авторитетному" (Плутарх, Перикл, 34)

"Дионисом клянусь, если вздорной его болтовне ты поверишь, дружок мой, Свинят Гиппократа напомнишь собой" (Аристофан, Облака, 1000-1 - о племянниках Перикла)

«Иных уж нет, а те, кто есть – ничтожество» (Еврипид, Ойней, см. у Аристофана, Лягушки, 72)