Будь счастлива здесь

Что за жисть-то? Могилы, могилы. Стылый лёд. И одна на ветру:
На войне той пропал мой любимый. В Польше пал, за чужую, страну.
Я тогда же и мать схоронила. В том ужасном проклятом году. И отца. 
У раскрытой могилы пала навзничь, и встать не могу.

Мы же, Томка ни в чем не повинны. Всё фашисты - гореть им в аду.
В Анджейках где остался мой милый, злые ветры поют поутру.
А вот только вчера у овина я ответила: «Да. Я люблю.»
Чернобровый, румяный, красивый… Кто ж бы знал, что так скоро убьют.

Счастья миг, а потом проводины. И годины, годины - как круг.
Чёрный круг деревенской плотины. Онемением сердца и рук.
Я хотела с обрыва в пучину. Раз, и нет: ни беды, и ни мук.
Но тогда я носила Галину. Смертный грех. Не промолвишь и вслух.

Двое деток. Как ноет грудина. Не смыкала заплаканных век.
Бабий век уносило в стремнину. Горький вкус исторических вех.
Голод. Холод - черней турмалина. Кровь всю выпил фашистский-то Рейх.
А Россия – Россия едина. Для меня, для тебя, и для всех.

Знаешь, Томка. Дошёл до Берлина наш солдат. И ни шагу назад.
Разрослась, глянь, за домом малина. Поломает поди снегопад.
Вон в кедровнике, там за плотиной, белой силушкой зреет орех,
Твой отец возвратился из плена. И меня вновь повёл под венец.

Взял с детьми. Столько девок в деревне. И казалось всем бедам конец.
Твой отец. Не нашёл Ойкумены. Покосился. Поправить бы крест.
Это плен с него высосал соки, молодой был, а всё не жилец.
На поешь нашей свежей картохи. Вот и к ёй молодой огурец.

Знаешь, Томка, а жизнь то могла бы, разрастись ярко белым цветком,
Не прогнал если б с этого рая, злобный фриц. И своим сапогом,
Напролом всё от края до края, не давил, как огромным катком,
Я была бы наверно другая… В горле снова застрял горький ком.

Том, ты слышишь меня, дорогая? Чуешь боль под моим позвонком?
За углом за церковным сараем, кто-то снова стучит молотком,
Твой отец, мне своими глазами показал: «Мы ещё поживём».
И вздохнул тяжело, умирая. Знаешь, Томка, давай, помянём.

Видишь, Томка. Я всех схоронила. Ночью, снился наш Татькинский лес.
Тот, куда за брусникой ходила. Там под лунным сияньем небес
Меня мама к себе поманила. И отец твой, как будто воскрес.
Будто нет ни креста, ни могилы. Будто тишь-благодать. И окрест
Божий перст, и меня он прощает. Я хотела…. Но сон мой исчез.

Томка, Томка, вот ты всё журишься. Выпью малость, и песню спою.
Будто б снова к себе возвратишься, будто снова к весне, и в строю.
Лист осенний поля укрывает. Над церквами туманная взвесь.
Жизнь моя, серым дымом растает. Томка, Томка. Будь счастлива здесь.