Экспертиза. Глава 2
2.
– Сомневаюсь я, что это венецианская школа. И лак – у Санто Серафина он должен в рыжину отдавать, а здесь красные тона, видишь? Красные.
– Ну если на свет посмотреть, то на оранжевый похоже.
– Да тебе всё едино – что красный, что оранжевый, лишь бы продать… И вот дата. Это тоже вопрос. Середина восемнадцатого века – самый у Санто Серафина расцвет. Идеальные скрипки должны быть. А тут? Вон, гляди на завиток, линия грубая, чуть не ученическая, топором, что ли, работали? А углы? Нет, не убеждает, не убеждает.
Владимир Валентинович Петрановский, председатель экспертной комиссии Музея, положил скрипку на стол и величаво прошёлся по сверкающему паркету своей мастерской. Чистоте паркета он всегда придавал особое значение – мол, здесь хоть и строгают, и пилят, но должно быть как в операционной. В прежние времена за это отвечали подмастерья, теперь, когда никто уже не строгал и, тем более, не пилил, полы мыла уборщица, которую он из экономии приглашал только по особым случаям.
Петрановскому было сильно за семьдесят, но он сохранил густую шевелюру, которую носил довольно длинно, раскладывая седые локоны по плечам на манер известного портрета Страдивари, написанного, впрочем, через двести с лишним лет после смерти мастера фантазийной кистью некого американца – прижизненных изображений Страдивари не сохранилось. Но этот нюанс Петрановского не смущал. Одевался он тоже франтовато: белые брюки, бархатный пиджак. И то, и другое было довольно заношенным, но в сочетании с паркетом и висящими по стенам скрипками должное впечатление производило, и, когда рука мэтра с печаткой на безымянном пальце подписывала сертификат о подлинности инструмента, владелец чувствовал себя приобщившимся легендарных тайн итальянских мастеров.
Собеседника Петрановского звали Николай Карпенко, он сидел на вторых скрипках какого-то третьеразрядного оркестра, но главным талантом имел способность находить покупателя на любой инструмент и неплохо с этого кормился. Невысокий, быстрый в движениях, в джинсах и свитерке, он выглядел студентом, и только не по-студенчески цепкий взгляд выдавал возраст. В скрипках он разбирался поверхностно, однако этого и не требовалось – гораздо выгоднее было разбирался в людях. Он всех знал, везде бывал, не выпускал из рук телефона и всегда куда-то спешил.
– У Гварнери работа тоже не сказать что тонкая…
– У Гварнери! – взвился тенорок Петрановского. – Ты понимал бы что в Гварнери! Ты Гварнери и в руках не держал!
Он снова навис над столом. Вынутая из бархатного нутра футляра, скрипка лежала перед ним в беззащитной наготе, как девственница на брачном ложе.
Сейчас начнёт рассказывать, кого он в руках держал, кого реставрировал, для кого экспертизы делал, подумал Николай и поспешил вернуть разговор в нужное русло.
– Но звук, вы сами сказали, хороший. Итальянский.
– Я сказал – хорошо, что звучит не как корыто. Но тускловато.
– Неразыгранная ещё, это да. Зато отзывчивая. Я неделю всего поиграл, а звук сразу пошёл, прямо раскрывается под смычком. Да это неважно, Владимир Валентинович! Я ж вам говорил – клиент на ней играть не будет, он не умеет! Он умеет деньги делать – такой классический Буржуин Буржуиныч, только восточный. Владелец заводов, газет, пароходов. Хочет в свою жизнь изящества добавить, коллекцию скрипок вот решил собирать – понты у человека такие. Ему главное, чтобы красиво в витрине смотрелось и чтоб название впечатляющее. А тут – Санто Серафин! Вот что шикарно звучит! А как звучит сама скрипка, ему до фонаря, лишь бы подлинная была.
– Вот-вот, подлинная! Всем вам от меня только и надо, чтобы подлинность была гарантирована. А я вот сомневаюсь.
Карпенко незаметно посмотрел на часы. Хорошо бы успеть к клиенту прямо сегодня. Это железо надо ковать немедленно, потому что чёрт его знает, как у богатеев голова устроена – вчера он скрипки решил собирать, а завтра, может, на оловянных солдатиков переключится.
В том, что подпись Петрановский рано или поздно поставит, Николай не сомневался. Просто старику надо было сперва покуражится, набить себе цену – золотые времена, когда за экспертным заключением стояла очередь, остались в прошлом. Теперь даже в спецшколах многие дети играли на фабричных «китайцах», а оркестров, где, как ни крути, нужны мастеровые инструменты, становилось всё меньше. Карпенко уже и на своём кармане чувствовал последствия культурной деградации общества. Раньше он только успевал доставать скрипки студентам музыкальных училищ, а теперь карьера профессионального музыканта мало кого прельщала. А тут такая удача – и клиент богатый, и инструмент прекрасный. Пускай Петрановский куражится. Ради такого случая можно и потерпеть.
– Ты мне всё-таки скажи – где ты её раздобыл? Только не надо вот этого «на чердаке нашли, от бабушки осталась».
– Да не знаю я, мамой клянусь! Говорю же, бегунок один притащил, а по каким он чердакам шерстит, мне по фигу.
– «Бегунок»! Дилер это сейчас называется, ди-лер! Темнишь ты, Колька. Бегунок ему притащил! Давно ли сам-то бегунком по пенсионеркам тёрся?
Николай поморщился на «Кольку», но промолчал.
– Если б от надёжных людей – было бы хоть на что опереться, а когда скрипка неизвестно откуда взялась… – продолжал Петрановский.
Карпенко пропустил намёк мимо ушей. Раскрывать источник было рискованно – старик мог взбрыкнуть. К тому же у Николая имелся надёжный аргумент.
– А этикетка? Вы же сами сказали, что этикеточка подлинная…
– Этикет! Этикет, а не этикетка! Ты в профессиональном сообществе вращаешься, так говори, как профессионал, – взорвался старик. – Да если б не подлинный этикет, я б тебя с этими дровами с лестницы спустил!
Ага, спустил бы ты, как же, подумал Карпенко, продолжая смотреть на мэтра с рассчитанной долей подобострастия. Придётся, видно, добавить пятёрку, чтобы дед не артачился.
Петрановский снова взял скрипку, посветил фонариком в изящную прорезь на верхней деке. На наклеенном внутри пожелтевшем прямоугольнике прихотливо сплетались ветви и листья, обрамляя надпись «Sanctus Seraphin Utinensis». Он раздражённо засопел. С подлинностью было не поспорить. Всё чин чинарём, сделано в Венеции, дата. Неровные буквы старинного шрифта то чуть расходились, то почти наползали друг на друга.
– Да здесь-то всё понятно, но вот работа в некоторых элементах…
– Ну, может, болел? Спешил? Рука бойцов колоть устала? Или ученику какому-нибудь доверил, а тут срочность – клиент подвернулся денежный, вот прямо как у нас. Хоть и двести лет назад, а тоже ведь люди живые, ничто человеческое им не чуждо.
Петрановский продолжал пристрастно разглядывать скрипку, на бойкую речь внимания не обращал.
– Владимир Валентинович, я ведь вашу ответственность понимаю. Конечно, если есть малейшее сомнение… Я так клиенту и сказал: цена вашей подписи велика, а ваше слово вообще бесценно. Но очень хочет он эту скрипку. И если надо ещё… ну, повнимательней посмотреть, чтобы он в смысле подлинности спокоен был, то я доплачу за потраченное время. Много, правда, не смогу – я ж сам на проценте…
Петрановский поджал рот и посмотрел поверх очков в глаза собеседнику.
– Ну вот что, Колька: пока не скажешь, от кого бегунок… чей дилер, никакой подписи тебе не будет.
– Фомина, – ответил Карпенко почти без паузы.
Он знал, что Петрановский из-за какой-то старой истории это имя на дух не переносит, но раз упёрся, ничего не поделаешь. Всё равно как-нибудь да узнает. И потом – лет десять прошло, вряд ли будет просто назло гадить, а денег таких ему никто больше не предложит.
Мэтр, вопреки опасениям, воспринял информацию спокойно.
– А, этот, то ли мастер, то ли художник… Хм, у него-то откуда? Столько лет ни слуху, ни духу, и тут ишь – вылез! Не со своими свежесрубленными – с Санто Серафином!
– Я почему и говорить не хотел – чтоб не напоминать. А скрипка у него, может, с Италии осталась – он же в Италии стажировался по молодости, да?
Эх, а вот это он ляпнул зря! Карпенко тут же прикусил язык – заметил, как Петрановский нахмурился. Он-то в Италию ездил только туристом. Надо было срочно исправлять промах. Николай посмотрел на часы – теперь уже демонстративно.
– Владимир Валентинович, так всё-таки как насчёт подписать? Мне бы в автосервис успеть. Ремонт сейчас таких бешеных денег стоит, чума просто, а у меня там механик знакомый, хоть тысчонку можно скостить…
Старенький форд Петрановского постоянно требовал починки, самое время было аккуратно напомнить об этом хозяину.
Петрановский вздохнул.
– Ладно. В конце концов, раз не с чердака, да с родным этикетом…
Он размашисто подписал сертификат и так же демонстративно, как Карпенко на часы, посмотрел на телефон. Прокурлыкал незатейливый мотивчик, старик нажал нужную кнопку, и лицо у него потемнело.
– Сказал же – добавишь!
Всё помнит, зараза, подумал Карпенко, пряча драгоценную бумагу и улыбаясь самым приятным образом.
– Сказал – и добавлю. Просто наличными. Я, Владимир Валентинович, слов на ветер не бросаю.
Теперь – к клиенту, и поскорее.
Ни в какой автосервис Николай, конечно, не собирался.
3.
– Рафаэль Аббясович, так я могу сообщить владельцу, что сделка завершена?
В минималистически-элегантном, с аквариумом в полстены офисе олигарха Нугманова Николай был уже второй раз, поэтому на рыб не отвлекался, сосредоточивался на хозяине, пухлая фигура которого гораздо уместнее смотрелась бы перед казаном с горой плова на каком-нибудь восточном базаре...
Продолжение: глава 3 http://stihi.ru/2022/09/18/1797
Свидетельство о публикации №122091701905