Из воспоминаний брата Евгения Леонова. Часть 3

 
 
                Техникум и художественная самодеятельность. . .


       "В начале 1944 года на проходной повесили объявление о наборе в техникум. Отец предложил Жене: «Попробуй подать документы. Там, кажется, и с семью классами берут». Уже известным артистом, вспоминая юность, брат уничижительно называл себя «токаришкой». На самом деле в цехе его очень ценили. И вот что удивительно: война не закончилась, токари-профессионалы — на вес золота, а его и ещё нескольких ребят отпустили учиться.
       Женя и в школе принимал участие в художественной самодеятельности, а в техникуме без него уже не обходился ни один концерт. Когда читал со сцены рассказы Чехова и Зощенко, преподаватели и студенты вызывали на бис, устраивали овации.
       Так получилось, что я пошёл в папу: телосложением, способностями к точным наукам и уверенным, не склонным к самокопанию характером. А Женя очень похож на маму — весёлую, добродушную, кругленькую, которая к тому же была изумительной рассказчицей. Ей постоянно говорили: «Нюра, да ты просто артистка!»
       Частым гостем у нас был брат мамы — Николай Ильич Родионов, занимавший ответственный пост в Радиокомитете. Женя учился на втором курсе техникума, когда дядя Коля сказал: «Совершенно не представляю, что ты всю жизнь простоишь за кульманом. У тебя явно есть актёрские способности. Сейчас идёт набор в Экспериментальную студию при Большом театре. Там кроме вокала и хореографии есть отделение драмы, попробуй поступить».
       О том, как Женя выступал перед приёмной комиссией, я слышал не раз — и дома, и в КБ Туполева, когда он по моей просьбе проводил там творческие встречи (после окончания МАИ я проработал в КБ больше сорока лет). Так что воспроизвожу всё практически дословно: «Чехова и Зощенко я прочитал в гробовой тишине. И был обескуражен: когда выступал в техникуме — все хохотали, а тут...
       Сидевшая в приёмной комиссии актриса Екатерина Михайловна Шереметьева спросила:
— А ещё что-нибудь у вас есть?
По тону, которым был задан вопрос, понял: шансы у меня нулевые. Вздохнул обречённо:
— Есть, но остальное ещё хуже.
– И всё же? — бросила Шереметьева, как соломинку утопающему.
Я замялся:
— Ну, это так, для себя — выучил один стишок Блока.
— У Блока нет стишков, — отрезала педагог. — Какое стихотворение вы выучили?
— «В ресторане».
— Читайте.
       В этот момент я вдруг увидел себя со стороны: маленький, нескладный, в перелицованном мамой пиджаке старшего брата, нос — картошкой... А стихотворение — про любовь. И какую! Невозможную, на разрыв. Начал читать. На первых строчках приёмная комиссия попадала от смеха. Но я уже был не я, а высокий стройный мужчина. Роковой красавец. Войдя в эту роль, продолжил читать, и веселье на лицах педагогов постепенно сменилось изумлением. Заканчивал в полной тишине. Но теперь она была совсем не той, что после Чехова и Зощенко».
       Учился Женька в Экспериментальной студии с радостью. А вечерами и ночами читал русскую и зарубежную классику. Не хотел отставать от ровесников, которые, пока он работал на заводе, успели окончить школу. Педагоги его хвалили — и за способности, и за стремление к знаниям. Особенно отличал Андрей Александрович Гончаров, который был руководителем их курса..."


       * * * * * * * * * * * * * * *