Битва при Портофино. Реальная история

В тексте сохранены  манера разговора и лексика рассказчика


О том событии, господа, я вспоминаю с дрожью
А по ночам во сне, ага, бывает, и кричу…
И ежли я хоть день без тех.. воспоминаний прожил,
Под образами жгу, крестясь, за здравие свечу.

Причём то утро ничего.. не предвещало, кроме
Веселья под гармонь и пьянки напоказ…
Мне странно, что в тот день никто… вообще никто не помер!
Короче, я в тот день, ага, женился… в третий раз!

А сверьху всё же был мне знак: собака ночью выла,
Трусы впотьмах надел с изнанки задом наперёд,
И стая злого воронья вдогон мне матом крыла, 
Когда мужик с пустым ведром попался у ворот…

Но был я слеп и глух тогда.. от предвкушенья счастья,
Душа была любви, ага, и благости полна:
Всего в двух ква`рталах жила моя невеста Настя,
Вся в белом при фате в тот день ждала меня она.

Её увидел год назад я в заводской столовой,
Где очередь была за пивом на разлив,
Там, отмеряя людям счастье кружкой пол-литровой,
Трудилася она, ага… Я понял, что я влип!

Ну, если вкратце описать черты её портрета:
Да, в теле баба! Я люблю! И ямки на щеках…
В ней, правда, было что-то от… нелёгкого атлета,
С пивную кружечку кулак и поступь мужика.

Вся в белых кру`жевах она, как Афродита, в пене,
Конечно, не Софи… Ну, нет! И даже не Лорен!
Однако ж тюкнуло меня, ага, как будто камнем в темя!
Тут пиво не при чём… Но мо’зги - набекрень!

Я столик заказал в кафе вокзальном «Портофино»,
Мы взяли всё на наш ещё не извращённый вкус:
За водкой шёл ликёр, ага, потом напиток винный,
Ну, и на «посох» с ней мы всё же дали по пивку.

И я всё плакал, слушая.. её рассказ печальный
О первых трёх мужьях её в далёкой стороне,
Про деток, тоже трёх, ага: Отари, Гулю, Маню,
И о большой-большой её бесчисленной родне.

А дальше к ней домой зашли.. на чай, как говорится,
И в отношеньях тут же мы до пика добрались…
И как джентльме’н я.. это.. значит.. как бы.. должен был жениться,
Ну, я-то и не прочь… Ага! На этом и сошлись…

Вот наконец пришёл наш день: природа ликовала,
Казалось, что воро`ны «Свадьбу, свадьбу…» нам поют,
Мужик с ведром нам рот скривил, мол, типа, «поздравляю»…
И я забыл тогда совсем про голову свою.

Вовсю уже ревел фанфар всё в том же «Портофино»,
Банкетный стол вобрал в себя приличное меню,
Но то, что сразу напрягло меня, причём довольно сильно:
Увидел я тогда её бессчётную родню.

Ведь тут моих’ гостей всего-то, блин, раз-два да и обчёлся:
Ну, кореш мой - свидетель, там… из цеха кое-кто,
Дружок армейский, правда он, ага, с чужой женой припёрся!
Ну, и (Не гнать же!) Лёха Чёрт - сосед мой пропитой.

С её же стороны гостей наехало немало,
Хотя сказать «немало» - это, в общем, ни о чём:
Людей набилося в кафе, как блох на сеновале,
Я начал было их считать, но скоро бросил всё.

Давай жена мне пояснять, кто с кем и кто откуда:
Вот это - сводная сестра, ага, и муж её старлей,
Там тётки по отцу, кажись, двоюродные будут,
А трое те - её дядья, уже навеселе.

Была тут и сноха - вдова её родного брата,
И брат маман, которой нет на этом свете уж,
Золовка бывшая с детьми от прежнего от свата,
И с новою женой Зураб - настюхин первый муж.

И сам я в третий раз при жизни стал кому-то зятем,
А для сестры для ейной как бы деверем я стал,
Чуть было зятем вдруг не стал, ага, её лихому брату,
Но тот уж типа дуба дал не в отдаленных столь местах.

Лишь только Мендельсон затих, в толпе возникла давка, -
Рванули с места гости на свободные места,
Едва успели сесть, как кто-то «Горько!» зычно рявкнул,
Тут вспомнили о нас! Ага… И, в общем, понеслась!

С «Шампанским» бутыли’ - ба-бах - рванули дружным залпом,
И вспе’нилась, забулькала Вселенная вокруг,
Закуски: языки, икра, нарезки и салаты
Ушли в расход под звон стекла за первые пять минут.

Всё шло примерно, как всегда, по типовой программе:
Букеты, тосты, поздравленья кто во что горазд,
Подарки: вазы «под хрусталь», бельё, отрезы ткани,
Приёмник «Рига», «Чудо-печь» и финский унитаз.


И под конец торжественной, официальной части
За дело взялся в общем трезвый с виду гармонист,
И потому, как весь народ уже достаточно заквасил,
То все буквально, как один, на песнях взорвались.

А после все пустились в пляс, охрипшие от пенья,
Гармонь пиликала кадриль, частушки, краковяк,
И в этом свадебном чаду я упустил мгновенье,
Когда внезапно что-то где-то... вдруг пошло не так.

Звоночек, в общем, прозвенел, когда пошла «Лезгинка»,
И с новой бабой вышел в круг настюхин бывший кадр,
А та утянутая в шёлк упругая блондинка,
У всех почти у мужиков зажгла внутри пожар.

Те стали прыгать перед ней, ну, как бы, по-кавказски:
Всё норовили приобнять, за попу прихватить,
Носами рылись в декольте, заглядывали в глазки,
Чего настюхин "экс" не смог им этого простить.

А что до дамы, - и у баб возникли к ней вопросы:
Под макияжем задымились злые угольки,
Меж губ ощерились клыки, и дыбом встали космы…
Я осознал - щас что-то будет! То есть, будут бить!

А как хозяин кутежа я ж должен был вмешаться,
Унять, смирить, утихомирить, сделать что-нибудь,
Но все мои поползновения осталися без шансов,
И раз на стенке есть ружьё, - оно должно пальнуть!

И тут такое началось - кино про Дикий Запад,
Какой-то жуткий вестерн про какой-то там салун:
Мужик, который первый стал чужую бабу лапать,
С разбитой мордою уже валялся на полу.

Настюхин первый муж - Зураб, к тому ж отец Отари,
Всей грудью встал за честь свою и за супруги честь,
Махнул рукой, потом другой, ага, попал кому-то в харю,
А этой харей оказался чей-то бывший тесть.

Ох, как тут взвыла вся родня моей любимой Насти,
Накинулись толпою всей Зурабу зубы драть,
И я решил, что за него мне надо срочно подписаться,
Ведь по Настюхе он мне был молочный как бы брат.


И, как Матросов, я стремглав рванул на амбразуру,
Гляжу, за мной и Лёха Чёрт, и мой армейский друг,
На драках тот собаку съел, мы ж с ним - из десантуры!
Он тут же по’ходя поймал двоих на правый хук.

И Лёха Чёрт не отставал, хотя к тому моменту
Едва держался на ногах - был очень в хлам уже,
Хоть он участье и приня’л, ага, в текущем инциденте,
Но как-то быстро получил меж ног по «фаберже».

Я ж в это время получить успел удар под селезёнку,
Успел уйти от апперкота, голову прикрыть
От пролетавших кулаков, ага, что с голову ребёнка,
Но сам старался, если можно, никого не бить.

А нашей даме в волоса уже вцепилися золовки,
Трещало платице по швам, и вывалился бюст,
Но та, не дурой будь, сама так вывернулась ловко
И показала им приём , ага, из боевых искусств.

Гляжу, у них и средь своих уже возникла драка, -
Поди тут вспомни - кто есть кто -  родня за пять колен!..
И потому как тут чужих, ага, им вовсе кот наплакал,
Сойдет и сродственник – седьма вода на киселе.

Под бабий визг и звон стекла смешались кони-люди,
(Тут даже где-то промельнул и друг степей – калмык…)
Кругом барахтались тела, ага, летела вверх посуда,
И резал уши боевой гортанный чей-то клик.

Брат брату там уже, гляжу с размаху челюсть вправил,
Там  деверь шурину, гляжу, на горле пальцы сжал,
В углу же, скорчимши, гляжу, их дядя честных правил
Не по фэн-шую как-то так горизонтально предлежал.

И вот в финальной части Марлезонского балета,
Когда, казалось, мордобой уже пошёл на спад,
Заметил вдруг я силуэт, ага, нелегкого атлета,
И вспомнил, что я, так сказать, на нём слегка женат.

Там на спине лежал Гурам, ага, родной отец Отари,
Вся в белом при фате жена моя на нём,
Там был по правилам дзю-до на первый взгляд «ваза-ари»,
Но на второй предвзятый взгляд скорее был «иппон».

Моталась белая фата уж на боку у Насти,
И платье уж не белое на Насте сбилось в ком,
И мужа бывшего со всею злостью и со страстью
Мочила, бедного, ага, могучим кулаком.

За что, зачем и почему — здесь не было ответа,
За что когда-то сделал ей и было не простить...
В нокауте лежал Гурам отбитою котлетой,
Ну, а моя жена, ага, всё продолжала бить.

«Убьет его, - подумал я, - забьет или придушит!»,
И без труда, казалось, я закончу тот кошмар...
Я подбежал к супруге так, ага, чтоб ухватить получше,
Но тут внезапно получил убийственный удар.

Я сам, конечно, не слабак и не был недоторогой,
Мне приходилось получать, и я держать умел,
Но тот удар меня отправил в состоянье грогги,
Мой мир - потух, мой свет - погас, я в космос - улетел.

Чем там закончилось узнал, очнувшись, лишь в больнице,
Разбита челюсть в трех местах и сотрясенный мозг,
Друган сказал, что всех, кто был, ага, отправили в милицию,
А за Настюхой за моей пригнали ментовоз.

Еще сказал, что на неё, ага, в отделе сшили дело,
До заседания суда сидеть ей там в СИЗО,
Ну, и сказал откуда мне и что мне прилетело
И почему в тот вечер очень сильно мне не повезло.

«А это Леха Чёрт, когда ему насест слегка отбили,
Вдруг понял: правды на Земле и этом свете нет,
Он попросил кого-то, чтоб его чуть-чуть опохмелили,
И похмелившись, взял в толпу и бросил табурет".

Хотя тот день и торжество закончились печально,
Но положительное всё ж во всяком есть всегда,
С тех пор я за собой всё как-то чаще замечаю,
Что перестал... на баб смотреть... и говорить «ага».

О том событии, господа, я вспоминаю с дрожью
А по ночам во сне... угу... бывает, и кричу…
И ежли я хоть день без тех... воспоминаний прожил,
Под образами жгу, крестясь, за здравие свечу.


сентябрь, 2022 г.