2 часть

На следующий день, мы с Вундербра уже ехали на большом шахтёрском лифте, в сопровождении пяти охранников. Ехали мы так уже примерно минут двадцать. Офис Уберсайберга находился многие сотни метров под землёй. Ходили слухи, что телепат умел ловить поток человеческих мыслей на таком расстоянии, что возненавидел всех живых существ. Пока ржавый лифт, покачиваясь и скрипя, спускал нас всё ниже и ниже на дно огромной шахты, один из охранников шёпотом рассказал о том, как в прошлом году, якобы, профессору послали женщину, чтобы удовлетворить его сексуальные потребности (такой подарок ему хотел сделать один из высокопоставленных военных магов), а тот вернул бедняжку уже совершенно сошедшей с ума, пускающей слюни. Можно подумать, я не знаю, что они здесь специально распускают слухи о величии своих бюрократов, чтобы предотвратить покушения.
Как только здоровенный охранник отсмеялся всласть с собственной же байки, я, не упуская возможности отвязаться, повернулся к Профессору.
- Простите, Сэр, зачем мы всё-таки надели эти лахмотья? – прошептал я.
- Сильвестр, мальчик мой, великий маг, чьим гостем мы имеем честь сейчас быть не терпит формализма. Фраки и костюмы приведут его в нежелательное для нас расположение духа.
- Да, но почему лахмотья? – с раздражением прыснул я, и видимо в голосе моём мелькнула доля агрессии, потому что профессор, в ответ посмотрел на меня так, что я сразу же передумал интересоваться этой темой.
- Приехали – нервно сказал один из охранников – дальше вам придётся идти одним. Нам туда нельзя. Он снял с плеч большой рюкзак и вытащив из него парочку прозрачных бутылок с водой, передал их нам.
- Возьмите. Пригодиться.

Путь к бункеру профессора был неблизким. Несколько десятков метров вниз по винтовой лестнице. Теперь понятно, зачем они нам дали воду. Видимо были случаи, когда престарелые и уважаемые гости профессора просто умирали от перенапряжения, пытаясь забраться обратно.
Наконец, мы подошли к огромной металлической двери, шириной с автомобиль. Дверь была увенчана огромным количеством трубок, цепей, шестерней. Мы с профессором, шелестя старыми лохмотьями по грязному полу, медленно подошли к двери и остановились.
Несколько минут молчанья. Наконец, дверь грозно загудела, словно пароход, и механизмы пришли в движение. Дверь распахнулась.

Зал представлял из себя нечто невообразимое. По всем углам здесь валялись книги. Создавалось ощущение, будто в библиотеку забежал бешенный мамонт и разгромил её полностью. По всему периметру зала, на полу, сплошным ковром лежали бумажные страницы, судя по всему, вырванные из книг. Листья эти прилипали к нашим босым ногам, и шелестели при каждом шаге. В зале царил полумрак, и дальних уголков было совершенно не видно. Различим в темноте был лишь небольшой кружочек в центре, освещённый какой-то тусклой лампой на потолке. Вундербра первый пошёл к этому освящённому пяточку и аккуратным еле-заметным жестом позвал меня с собой. Только тут я ощутил, такое давно забытое, сквозь десятилетие чувство, благодарности и любви к старику, за то, что он не послал меня сюда одного, а решил, всё-таки принять удар на себя. Мне захотелось, почему-то обнять профессора, но он был уже в нескольких шагах от меня.
Медленно, пытаясь как можно меньше шелестеть бумажками, я отправился вслед за чёрным силуэтом профессора.

Несколько минут стояла полная тишина. Я начал нервно поглядывать на своего мудрого спутника, и почувствовал, как руки начинают наполняться нервной дрожью, а тело, словно потеряло всё имеющиеся в нём тепло и оледенело. Странное, специфическое ощущение, такое знакомое, но начисто забытое за многие годы осознанного существования. Ощущение животного страха, исходящее из неоткуда. Словно вся имеющаяся в организме кровь сконцентрировалась где-то в конечностях, а в районе солнечного сплетения не осталось ни кровинки. Вдруг я упал на колени. Профессор взволнованно и испуганно смотрел на меня, и его густые брови сложились воедино, сделав давно-знакомое лицо таким неестественно-искажённым в гримасе ужаса и беспомощности, что я профессор стал совершенно не похож на себя. Вдруг я почувствовал, как знакомый мне мир, словно тает перед глазами. Сердце бешено стучало, а руки сжались в кулаки. Стало нестерпимо жаль себя. Вот так я и умру от кровоизлияния в мозг, по обрушившейся на меня мести всемогущего мага, обнаружившего внутри моего сознания что-то не понравившееся ему. Внезапно мир стал таким огромным и угрожающим, словно всё это время я жил в пасти огромного чудища, беспечно гуляя меж его зубов. Я вспомнил маму. Вспомнил ласковые касания и добрые слова. Вдруг, так очевидно стало, что та строгая женщина, так ругавшая меня за несделанные уроки, и испортившая, как мне казалось, мне всю психику, своим непродуктивным воспитанием, на самом деле, всё это время, была единственной душой, что бескорыстно любила меня и искренне желала мне добра. Осознание того, что всё это время я жил в мире, где каждый старается откусить кусок побольше, задавив всех конкурентов, и думал о карьере, в то время, когда в тысяче километров от меня, на другом конце земного шара, живёт женщина так любящая меня, и вложившая в меня так много тепла, но не видящая от меня не единого письма, за последние полгода, заставило меня стыдливо закрыть лицо руками и заплакать.
Как я умудрился, прожив в этом злом и опасном мире, продраться сквозь щупальца бытия, суметь пройти все возложенные на меня испытания, и всё-таки суметь выстроить дружбу с таким величайшим человеком, как Вундербра. Хотя, какую к чёрту дружбу. Мы просто работаем вместе. Наверняка старый хитрец считает меня простодушным и неграмотным солдафоном.
Я уже не видел и не слышал ничего, лишь почувствовал где-то в отдалении сознания, как правый бок столкнулся с чем-то твёрдым, и догадался, что я упал на землю, свернувшись в позу эмбриона. Вот я качу по ковру какой-то красный надувной мяч. Он такой упругий, мягкий, и всё время выскальзывает из рук. Поймать его так сложно, и я никак не могу понять, как же это удаётся моему брату, так легко и быстро догоняющего его. Но я обязательно догоню. Я догоню мяч.