Сборник Сентенция

2021, 2022 г

Разговор о Родине

Вздымается душистый добрый пар
Из мантии надломленной буханки,
И разговор течёт под самовар
О жизни у России на полянке:
О том, что хорошо сидеть вот так,
Держа в руке муравленую плошку,
Взирая, как заката алый мак
Ложится на лосиную дорожку.
Благословенен старый русский лес,
Где духи обитают в рваной дымке,
Где, словно фолиант – крутой отвес,
Где буквами рассыпаны росинки.

***
Гаснет родничок, лысеет бор,
Набухают призраки песчаной
Бури, словно смертный приговор
В желтом сарафане.

Проступают в ливнях кости скал –
Тлеет плодородной жизни плёнка
Там, где прежде батюшка-Урал
Был ещё ребёнком.

Гибнет бородатый русский лес,
И опилки брызжут под пилою,
И смолою плачет здесь порез,
Нанесённый жизненному слою.

***
Пусть персты кленовых веток
Добрый мой окрестят путь.
Помолчу я напоследок
И промолвлю что-нибудь.
Я скажу: «Россия, мама,
Извини меня, прости
За содеянное прямо
И хранимое в горсти…
Отпусти… Навек помилуй!
Бог прощал, и ты простишь
За избыток певчей силы
Нежно выраженной в тишь.
Не пали мне грудь сомненьем,
В мир печали не бросай,
Где по рёберным поленьям
Льётся пламени слеза».

На воле

Самоцвет горит в суглинке,
Вьётся ветка родника.
По старинке – по былинке
Льётся дым из костерка.
Дух мой рвётся к тайнам неба –
К дымке мягкой и густой,
Где я вижу образ Феба,
Говоря в сердцах: «Постой…».
Так в России, на Урале
В тишине глухой живу,
Разбирая на детали
Холмик, речку и траву.
Так и рад я чистой воле,
Где родная мать-земля
Открывает зренья поле
Света, леса, журавля.

***
Россия – вдохновенье для меня,
Тумана занавешенная крепом,
Где, тайны первозданные храня,
Крестьяне разговаривают с небом.

Деревни дидактический сюжет,
Поля и копны скошенного сена
Читаю я, не трогая лорнет,
Отчётливо, степенно.

Кадильные туманы над рекой
Перебрались в ухабистые веси,
И бытие насущного всего
Читается в развёрнутом разрезе.

Видна синонимическая связь
В гармонии тонов, цветов и вкусов.
Плетёт евангелическую вязь
«Молчанья ангел», – как сказал бы Брюсов.

***
Древесной свежестью подышим
Весной глубокой,
Во славу всем живым и жившим,
Во имя Бога.

Пришла пора теплыни ранней –
Словесной жатвы,
Набухших почек трепетаний –
Их клейкой клятвы.

***
Я люблю вас, поймы
Рек в шелках тумана,
Осени альбомы,
Добрая поляна…

День люблю вчерашний
С запахом подзола,
Где стоят, как башни,
Скалы – птичья школа.

Я люблю пичуги
Детские кларнеты,
Мир, где жизни звуки
Тянут руки к свету.

***
Будто бы на канве
Вышит немой простор
С ласточкой в синеве,
С амфитеатром гор.
Преподаёт тепло
Солнца горячий лоб,
Греет луча стрелой
Русскую землю, чтоб
Радовались ростки
Оде глубоких вод
Вечно живой реки,
Вылитой в небосвод.

Ручейки

Распускаются цветы,
Дымка серебрится,
И в окрестные сады
Залетает птица.
Оживают ручейки
И бегут по грядке,
Словно две простых строки
По моей тетрадке.

Добрый день, весна моя,
Я уже проснулся
В новом плане бытия,
Где порхает муза.
Я вздыхаю – хорошо –
Небу рад, истоку
И за всё, что есть ещё,
Благодарен Богу.

Уроки

Во мраке спозаранку
Сквозь отблески сапфира
Взгляну я на изнанку
Нутра картины мира.
Души моей зарницы –
Глубокие томленья
Прилягут на страницы
В тени уединенья.

Чуть более добра бы
В дела мои, в посылы,
Не пасть в геенну дабы,
В пасть пропасти, на виллы.
Мне б в жизни – Божьей школе
Освоить все уроки,
Учась господней воле,
Открыть её дороги.

***
Пасты разные беру
И пишу на белом
Я о том, что не умру,
В частности и в целом.
Не исчезну я, ни-ни,
Может, перестроюсь
В ручеёк в лесной тени
Иль в другую повесть.

Доживу до седины
Той, что серебрится
Лёгкой дымкою весны
Там, где реет птица.
Упаду я в облака
Там, где плачут ставни,
Там, где Дон или Ока
Плавно точат камни…

Присказка весны

Ветви вербы на столе,
Солнышко в окошке,
А душа моя в тепле
В старенькой сторожке.
Закричали петухи,
Распустилась дымка
Тонкой грацией строки –
Божьею улыбкой.

Это присказка про то,
Как метель отвыла,
Как весеннее плато
Расцветает мило.
Зазвенели ручейки,
И волшебный всполох,
Как белёсый плат с руки,
Облетел с черёмух.

Я наполняюсь

Я наполняюсь лесом,
Шелестами страниц,
Принадлежащих пьесам
Листьев, ручьёв и птиц.

Я наполняюсь замком
Из бастионов-скал
В зыбком краю и зябком
Древних озёр-зеркал.

Я наполняюсь веком
Тем, что течёт внутри
Каждого птичьим эхом
На рубеже зари.

Над Смоленском

Закат позолотил бугры асфальта,
Редея в небе пасмурном и сиром,
Свечою тлея и спекаясь смальтой,
Поблёскивая в дождике пунктиром.

Светило захлебнулось перелеском,
Смарагдом, анемоной, сочной глиной,
И облака, сгрудившись над Смоленском,
Чуть отдают былиной лебединой.

После грозы

Раздуты радуги, как будто пузыри,
В пучке рассвета послегрозового,
И чей-то голос шепчет мне: «Смотри
На глубину родившегося слова…».

Я замираю. Слышится: «Аминь!».
Диона сеет водные крупицы,
До астр ополаскивает синь –
Святыню духа, воздуха и птицы.

Превращение в дерево

Я деревом тяну стволы во сне
И в чернозём впиваю корневища,
В цветами шелестящей тишине,
Камлающей у вечного кострища.

Я превращаюсь в дерево, росту,
Артерий ломких вытянув систему
В холодную свободы высоту,
В лазоревою вечности поэму.
 
Сюжет

Сюжет картин моих размашист,
Как по Шекспиру – всё игра,
В которой каменную тяжесть
Я оставляю во вчера.

Я обнимаю мир, изгнанник –
Бродяга – странствия поэт,
И наливаю в шестигранник
Невыразимых снов букет.

***
Кольчуга храма – выцветший лемех
В играющей водице серебрится,
Как Вышнего чешуйчатый доспех,
Как в вечность опрокинутая птица.

На всём заметна времени печать,
Помимо вод, жонглирующих солнцем,
И бытия, что создано молчать
У сада за оконцем.

Мелюзга

В тёплой тишине лесных минут
Птицы многострунные поют,
И весна улыбками сквозит,
Трелью жаворонка, тенями ракит.
Так жуков пропеллеры гудят,
Новый создавая звукоряд…
Так зияет скудостью чащоб
Бытие проснувшееся, чтоб
Радовалась свету мелюзга
У хрустальной ветки родника.

***
Вздымается хрустальный бугорок
И бессонных вод, сплетаясь, струйки
Катятся из норок и берлог
В чашечкой подставленные руки.

Из земных артерий вещество:
Вечное, живое чудо Бога,
Речью изъясняясь ключевой
Льётся из отрога…

Енисей

На одре бессонной ночи
Мысли в сторону дождя
Всё изящнее и чётче
Оккупируют меня.

В темноте ракит могильной
Погружаюсь сутью всей
В кружевной туман кадильный,
В холод речи, в Енисей.

Обморок луны

Эльфийский голос музы пью,
Евтерпы – Евы – Афродиты,
В том неописанном Раю,
Где все в единой речи слиты.
Восходят тени – имена
Психеи или Персефоны
В окне, где полная луна
Ложится в обморок на кроны.

Запах деревни

Осенней моросью подёрнут горизонт,
И в мыслях что-то светлое о крове,
Где грифелем расчерчивал я фронт
Меж данными имевшихся условий…

С ветвей листву срывает суховей,
И в шелесте танцуют календарном
Стихи мои о русской синеве
Над лесом полыхающим алтарным.

Деревни запах девственно-сырой
Содержит землю, травы, улей старый,
Окрестности, где тёплою порой
Вверял слова я тетиве гитарной.

***
Грибом и ладаном повеет от земли
Осеннего замшелого настила
В глуши, где ключевые хрустали
К восходу гонит утренняя сила.
Клубится дымка – дух – душистый пар,
Слетает ветошь с кряжевого бора:
Листва и ветер – лучшая из пар,
Которая плясать закончит скоро.

Здесь набухают крупные слова
В дремуче-столбовом дворянстве чащи
О том, как льётся пламенем листва
Из горловин России настоящей.
Здесь просятся идеи на перо,
И стуки дятла в чёрно-жёлтом фраке
Отходят с первых планов на второй
И остаются строчкой на бумаге.

***
По-новому мне сдавливает грудь
Какая-то железная досада
О том, что не приклеить, не вернуть
Листвы, упавшей на дороги сада.

Я отломлю ещё один ломоть
От сердца, чтобы певчие клевали,
А далее под землю, в небо хоть,
Хоть в дымки расплетённые вуали.

Я отломлю от сердца что-нибудь
Для темы стихотворного сюжета
О том, что не приклеить, не вернуть,
Для тех, чья композиция пропета.

Не напрасно

Небо хмельное затянуто моросью –
Время забвенья и лёгкой печали,
Что пролетает окрестною областью
И глубоко проникает в детали.

Лик моей родины втоптан в отчаянье,
Кто-то её погружает в болото,
Но не закрыты пути покаяния,
Хрупкой гармонии, чистой свободы.

***
Морозы старцы в стопки разольют,
И выгоню я север из костей
В горячей бане и зайду в уют,
Приветствуя гостей…
Мы будем живы, будем – не помрём,
Стелился бы скатёркой только путь,
Стоял бы рядом друг богатырём,
А остальное ветром будет пусть…
Ты помнишь, как легко писал Хайям,
Не думая над точками над «и»?
Пускай вот так же солнце светит нам
Во внутренние добрые сады.
Обнимемся – была ли, не была,
Порадуемся за насущный миг,
Внимая, как прозрачна и бела
Рождественская музыка, старик.

Иное понимание

Я падал осадком на мёрзлые крыши,
Ложился золою январской на дно,
И чувствовал выдохи гибели ближе
Затишья, звенящего вечной струной.
Я выучил скрежет систем кровеносных –
Исконной природы отеческий зов,
Где дремлет родник на осинах и соснах
В обугленных снах вымирающих сов.
Я понял, что нет ни конца, ни начала,
А время – обман для наивных глупцов
И вспомнил, как сердца молитва звучала,
Баюкая строки на чашах весов.

Северная тишина

Суетится в стеклянной коробке,
В тусклом никеле фонаря
Огонёк умирающе – робкий
На последней строке января.
Светловатая мгла на дубраве –
Бахромчатая кромка дерев –
Это лучшая из фотографий,
Где снегами подёрнут рельеф.
Золотятся в калейдоскопе
В переливах сугроба цветы
Тишины, вытекающей в опий,
Многоликих подобий версты.
Это север в мороза-извёстке,
Где снега не увянут века,
Где восходит метель на подмостки 
От волков до рожка пастуха.

***
Разожгло мороза пламя
Бедную луну мою
Над блестящими полями
В кристаллическом раю.

Я пою и пью за вечность,
Пред которую важны
Жизнь и вера человечность,
Что упали со струны.

Я пишу о сказке зимней
И о том, чего давно
Потерять в пучине синей
Не страшусь я. Всё равно.

Вижу звёзды расстояний,
Выцветающих во тьму,
Шутку радуги на гране
И того, кто взял суму.

Слышу, как трещит невнятно
Аккуратная свеча:
«Всё равно… Давно… Понятно…
Перья с Божьего плеча…»

Екатеринбург

Этот город таким ещё не был
Или, может, печали печать
На него наложила та небыль,
Что не может во мне замолчать?

Этот город бесплодных исканий
Прорастает в меня, как пучок
Планировок облупленных зданий,
Микросхем паутинных дорог.

В лабиринте коробок-хрущёвок
Или в друзе квартальных громад
Я на сердце ношу заголовок
И бросаю на облако взгляд.

Где-то там, в откровенье заката,
На который глядел Мандельштам,
Где оправдывать счастье не надо,
Я свои очертанья отдам.

Где-то там, за пределом границы,
Где не водится горя и бед,
Я увижу родимые лица,
Утекая в последний рассвет.

Петербург

Петропавловской ли крепости иглу
Или ладожские льдины на Ниве
Наблюдаю через памятную мглу
В поседевшей от снежинок голове?

Вижу край России деловой,
Золотой, серебряной и даже
С поднятою к небу головой
Каменного стража…

Через всё, что было и прошло
 «Петербургских строф» читаю слоги,
Где Россия дышит тяжело,
Словно броненосец дремлет в доке.

Памятник    

Там недвижимый бронзовый Пётр
Лицезреет осеннюю даль,
Где пейзаж полувыцветший пёстр,
Как моя неземная печаль.

Омывал моё сердце там холод,
Как Нева омывает гранит…
Только памятник вечен и молод –
Друг снежинок, печали и плит.

***
На прогулке в переулке
Открываю дорогую
Старой памяти шкатулку
И рисую, и тоскую…
Я смотрю в сетчатку лужи:
Облака, лучи и птицы,
Дни, что ныне стали уже –
Им уже не повториться.
Пролетают где-то сбоку
Мысли Канта, фразы Ницше.
Понимаю: одиноко
Тем сейчас, кого я слышу…
Вижу улицы изгибы,
Лабиринты глупых страхов,
Где мы все молчим, как рыбы,
Где мотив наш одинаков.

***
То ли восходит Есенин в душе
Русской – чеканкой зори,
То ли сентябрь на рубеже
Краской залил алтари…
То ли по-новой открылся пейзаж
Жёлтого взмаха крыла
Осени, то ли я взял карандаш,
Ибо душа ожила…
Крутятся часиков старых усы,
И каравеллы плывут,
В небе дробятся, будто часы
На отголоски минут.

***
Начну я путь в осенней сыри,
Войду, как Пушкин, в листопад.
Бродягой был я в этом мире,
А в том поэтом буду, брат.
Я сохраню в груди юдоли,
Свою счастливую строку
И пламя самой нежной боли,
Чьё имя в сердце берегу.
Я сохраню святое имя,
Что дружит и гуляет со
Словами самыми простыми
И умывается росой.
Через осоку, пижму, куколь
Пойду к далёким берегам –
Подальше от державы кукол,
Поближе к ангельским рукам
И облакам…

Страшная поэзия               

На сумрачном озёрном берегу
Пощёчины мне дарят шквалы ветра,
А я иду в холодную строку,
Куда сентябрь листья сыплет щедро.

Порой живу как подлинный изгой,
Как странствующий лермонтовский демон,
Не ведающий, где найти покой,
Беспомощностью собственной разгневан…

Всему виной поэзия, мой друг,
Чернейшая безумная Харибда,
Ну, та, что в жертву требуя досуг,
Бежит строкой готического шрифта.

Она изящна, но при том строга,
Как смерти ангел или рок высокий,
Полировавший месяца рога
Да из поэта высосавший соки.

Крик

Глубью ночи отточенный
Чёрный клёкот вороний
У дорожной обочины
Будто потусторонний.
Словно с вечностью спаяны
Неизвестности местности,
Небеса и окраины
Непроявленной резкости.

Крик отчаянья прорванный
В небо, ставшее хлопьями –
Это целятся вороны
В жертву клювами-копьями.
Так в оковах из холода
Длятся путника странствия
До рассветного солода,
До Небесного Царствия.

Стих

Стих – молитвы изнанка
В моей межрёберной клетке
Птицею спозаранку
Требует вольной ветки.
Плачет, кричит, курлычет,
Взыщет покоя луга,
Дав ощутить мне вычет
Радости из досуга.

Птичьего крика эхо
Вывернуто наружу –
В сон того человека,
Что заглянул мне в душу:
«Освободи, помилуй,
Вынь меня из Эреба,
Дай мне источник силы,
Дай мне глоточек неба…»

Русской поэзии

Ответит лишь читатель:
Поэт я или нет,
Сквозь ямб, хорей и дактиль,
Смотрящий на рассвет.

Пусть дышит время оно
Сквозь каждый добрый стих,
Моих мучений лоно
И стоны дней моих.

Пускай мой стих, как вывих
Великой речи, но
Всё, из чего он вытек
На жизнь обречено.

Рождение слов

Пишу о поле и о васильке,
И что-нибудь о Родине и долге,
Плывущее, как парус вдалеке,
На Каменке, на Яузе, на Волге…
По-новому заныриваю вглубь
Графемно-цветовой синестезии
И чувствую, как ягодками губ
Касается меня душа России.

Так льются и вливаются в нутро
Поэта тишина, цветы и небо
И слепленный из облака хитро
Прообраз древнегреческого Феба.
Так жизнь переливается едва
Из полного отчаянья в улыбку,
И чистые рождаются слова
Под плачущую скрипку...

***
Прошу, мужайтесь, Родины сыны,
Мы умираем даже без войны,
Несём свои кресты и горбим спины,
Всегда на шаг от пламени пучины.

Я помню дно. Там тоже были вы
В сокровище молчания правы
И в том, что, покидая склепы, клетки,
Ранетки алых зорь срывали с ветки.

***
Прогуляюсь по узкоколейке
И судьбе прошепчу: «Ну и пусть…»
Или память отдам за копейки
Я тебе, одинокая грусть.

Я сойду на заросшую стёжку,
Да поближе к забвенью – впритык,
Вычитать из души понемножку
Всё, к чему безнадёжно привык.

Говори или пой, пустомеля,
До последних – загробных сутём,
До зарницы над золотом хмеля
Там, где дышит легко чернозём.

Прилив строк

Вновь прилив горящих красок
Затопил окрестный мир,
И цветы из детских сказок
Тянут руки вдаль и вширь.
Развернулся новый ракурс,
Открывая мне секрет,
Что богат гипоталамус
Миллионами планет.
Нити дыма шьют гримасы,
Нарастают голоса,
И слагаются в рассказы
Травы, птицы, небеса…

***
Мы в мире этом ненадолго –
Проездом, с местом у окна.
Глядим, как томно тает Волга
В шелках тумана – волокна.

Пусть спляшет музыка – славянка,
Слезой омоются слова,
Но грусти сиплую шарманку
Хочу послушать я едва…

Давай-ка лучше о просторе,
И от поэтов до бродяг
Переберём верхи историй
И улыбнёмся просто так.

Война               

Шевельнулась спросонок война,
Разливаясь потоками крови
И насупив зловещие брови,
Поглядела мне в душу она.

Зацепилась за серпик луны
Моя горесть, упала слезою
На луга, где слонялась босою
Тишина величавой страны.

***
На подобья колхозных таборов
Через дымные кружева
Из проёмов вагонных тамбуров
Я смотрю, пока Русь жива.

О дождинке – небесной радужке
Я печатаю на листе,
О Земле – о родимой матушке
Или об Отце на кресте.

***
Из какого сотканы сукна
Облачко в квадратике окна,
Речка из семейки василька,
Жизнь, что аккуратностью легка.
Родина – ближайшая родня
Синего-зелёного огня,
Лучика разбитого в ключе
На осколки добрых мелочей.

***
С ароматами полыни
Утро в дымке – паутине,
Речки утренний туман –
Клок бинта для рваных ран.

Лемеха – кольчуга храма,
Историческая гамма,
Славной Камы колыбель
В глубине родных земель.

***
Том Родины листаю
И провожаю, друг,
Страниц бездомных стаю
Я с севера на юг.

Здесь дети с листопадом,
Со стрежнями реки,
С бореем, с Божьим взглядом,
Да на перегонки…

***
Я люблю корабли, поезда, электрички,
Скоротечный цветок догорающей спички.
Я люблю свою скромную сказку ваять,
Собираясь в посёлок Аять.

Я люблю помечтать под сиренью с тобою,
Насладиться закатною сценой прибоя,
Посмеяться над тем, что уже не вернуть,
Оглянувшись на пройденный путь.

Я люблю лепестками горящую ветку
Срисовать, получая в тетради виньетку,
Отголосками прошлого полный прилив
Заплести в недосказанный миф.

Я люблю тишину, что молчит об утрате
И автограф свой белый в лазоревом взгляде,
И хранящийся в памяти чуда портрет,
Перечёркнутый надписью: «Нет…»

***
Путём экспериментов или проб
Я водружаю опыт на страницы,
Покинув коммунально-шумный гроб,
Лечу душой туда, где лес и птицы.
В горах щебечет галечный родник
И катится по склону кедра шишка.
Я воспарил, уснув, а не поник.
Мои друзья сегодня – чай и книжка.
Ты загляни ко мне на огонёк,
Но не бери с собой порыв буранный,
Мы проведём сиреневый денёк
В тени лесной, в долине безымянной.

Первый круг

Скрип избы на курьих ножках
Слышится в лесу,
Где в берёзовых серёжках
Видно стрекозу…
Свет, разлитый на раздолье,
Вызревает в тень.
Деревенька, гул застолья,
Белая сирень.
Пепел музыки весенней
На стекло пруда
Отпадает от растений
Раз и навсегда.
Плачет дудочка пастушья
Из гортаней птиц
В тишине, где простодушье
Бродит средь теплиц.
Веет древностью низинной
Родина моя,
И становится былиной
Радуги струя.
Дотлевают до прозренья
Смыслы мелочей,
И обрывочное зренье
Падает в ручей…
Край России – многотомный
Для поэта друг.
Я читаю тихо, томно
Неба первый круг.

Утро на Каменке

Каменка, деревня, купола.
Пёрышко жар-птицы на водице
Светится. Зарница зацвела,
Поле с ковылями золотится.
Каменка. На храме серебро
Серого древесного лемеха –
Рая образ. Грея мне нутро,
Птицы пенье вывернулось в эхо.
Пахнут алым жёлтые луга,
Русский дух выходит из потёмок,
И сирени пышной облака
Трогает есенинский потомок.

***
Мы долго просидели, но быстро поседели.
Смотрели из окошка на метели,
Бросали якоря, стояли на мели,
Тонули, вылезали из петли.
О, сколько там стихий за поворотом
Оставлено! А сколько слов, по нотам
Разложенных в собрании стихов,
Мы извлекли из тающих снегов?
Да, было дело, помню, кровь кипела,
Но отзвенела птичья а капелла,
Слетело облачко с черёмухи легко
И на стекло озёрное легло.
Я говорю опять: «Спасибо Богу
За то, что коротаю понемногу
В огне поленниц
Короткий миг:
Вчера младенец,
Теперь старик».

Всё будет хорошо

Ну, вот и всё, отпели колокольни
И радуги галактик отцвели,
И ощущаю я себя спокойней
На паруснике или на мели.

Во всём я нахожу первопричину,
Которая является душой
И, звёздную штудируя пучину,
Твержу себе: «Всё будет хорошо».

Уровень баланса

Меня пьянит дыхание весны
И пробуждает древние пристрастья,
Рисуя утопические сны:
Цветок любви под радугою счастья.
Увы, но ничего не унести
За горизонт, очерченный косою:
Ни слёзы музы, сжатые в горсти,
Ни маковки мерцающей росою.
Есть лишь момент линия – стезя,
В которой важен уровень баланса
Меж тем, что можно и чего нельзя,
Между ошибкой и наличьем шанса.
   
Из жизни русской

Я слышал, как воют волки
В порыве метели долгой
И видел, как ставят крест
На тех, кому нет здесь мест.
Я помню приливы страсти,
Что сердце рвала на части
В период горящих книг:
Романов, легенд, интриг.

Я чувствовал под нагрузкой
Все ужасы жизни русской –
Давление медных труб,
Своей коммуналки куб.
Мечтал я уйти навеки,
Усталые стиснуть веки,
Но всё-таки нёс свой крест,
Ведь он – это всё, что есть.

Слово

Слово про церковный крестик, слёзы,
В строки заплетённые морозы,
Душу, ощутившую Творца
В формуле колючего венца…
Слово про исконные поверья,
Повести, чернильницы и перья
Или про любовь на том борту,
Где я память смерти обрету…
Слово изреку я тёмной ночью,
Хищною, кусающейся, волчью
Той, где древнерусская звезда –
Странника предельная верста.

***
Мне бы как-то дойти по-людски
До последней насущной ступени,
До слезящейся смолкой доски
И клубящейся тени сирени.

Ты прости, если делал не то,
Покаянью убогому внемли,
Окропи родниковой водой,
Уложи в благородные земли.

Пусть завянут иллюзий цветы
И найдётся душа в человеке,
Что истлел до немой пустоты,
Где приласканы вечностью реки.

***
Цветы рябины – божье ремесло.
Я жив сегодня, значит, повезло.
Сирень в лазури – тихое село,
Есенинское утро, где светло.

Опали фейерверки на ветру,
И лепестки порхают по двору,
Пока смотрю на Бога поутру
И думаю о том, что не умру.

***
Майский дождик сбил пыльцу.
Срок мой близиться к концу.
В зарешёченном окне
Рай в сиреневом огне.
Снова пресное письмо
Разорву. Пора домой.
Яблонь сбитый цвет померк –
Разлетелся фейерверк.
Соль куплета - лоск зари.
Ничего не говори.

Ландшафты

Сельские читаю я ландшафты
В поиске не выявленной правды:
Русский дух здесь обретает связь
С речью, что ещё не родилась.

Падает листва сухою кровью
На дорогу, лужицы и кровлю.
В цвет небес врастает шелест книг:
Сопка, перелесок и родник…

Облака не пёрышки, а звенья,
Если перестроить угол зренья:
Вяжет Бог из них фигуры лиц
С помощью едва заметных спиц.

***
Чая плюшки в кружке
Возле самовара.
За окном избушки
С выправкою старой.

Веет сном преданий
От земли весенней.
Сколько же страданий
В роскоши сирени?

Падают глаголы
С облака на грядку,
И цветут виолы
Кроткою украдкой.

***
Рождественских радуг
Искрятся сады,
И кто-то так падок
На эти цветы…

Взираешь на Бога
Ты, еле дыша,
Моя недотрога,
Живая душа.

***
Снежинки ловит кадка
Округлым ртом,
А я в тетрадке кратко
Пишу о том,
Как русского поэта
Открыл я том,
Откуда веет лето
Святым теплом.