И падали вишни

— Ну что же ты внучка, клади поскорее в ведро огуречный люд!
Мне вспомнилось: лето объятием греет, осот у дорожки лют,
Проворно снуют загорелые руки  на грядке по всем местам...
Бабуля мне строго: — Оставь эти  трюки, смотри под листком – вон там!

Я дула губёнки и лезла ногами босыми в густой осот...
Ещё помню: птицы тогда пели гаммы, где синь небеса сосёт,
В цветке огуречном, забавно и мило,  гудел запоздалый  шмель.
Казалось, что счастье проносится  мимо – клубками сухих омел.

И злясь на него, я себя  утешала – мне выпадет лучший рок.
А бабушка бремя носила без жалоб по грязи своих  дорог.
Она  усмехалась: — Чудачка ты, внуча, как встретишь свою любовь,
За нею пойдешь по камням и колючкам и примешь судьбу любой.

— Когда-то, я с  дедом твоим убежала, семнадцатый шёл годок...
Ты, знаешь, был вспыльчив – казачий сын шалый, по бабам ещё ходок.
Крестьянской судьбы немудрёны обломки,– сгорел казак во хмелю.
 — Ну, что тут поделать,– сказала, плат скомкав, – его до сих пор люблю.

Под вишней потом напоследок сидели и пел комариный хор,
Над бабкиным платьем из пёстрой синели звенело десяток хорд.
Лучи уходящего солнца бледнели, тепло раздавая в долг.
И падали вишни  гранёной шпинелью на мокрый от слёз подол.