О любви. I том
(Произведения 1982 – 2009 г..г.) ***
Страданье любящего сердца,
Которое одно – не может.
Страданье любящего сердца,
Которое одно… И что же?..
Страданье любящего сердца ----
Ростов, Москва, Париж иль Вена,
Не всё ль равно где –
в счастье
верится, ---
Пред Ней
склонённое
колено…
3/V – 2022 г.
«Это чужая влюблённость, чужая безответная любовь, --почему же меня это так трогает»? – спросил он сам себя. И ответил себе: «Потому что написано ПОЭТОМ».
26/IV – 2003 г.
I. «Сроднился я душой с тобой» (1980-е г.г.).
Я тебе подарю.
Я хочу подарить тебе алость зари,
Свежесть утра хочу я тебе подарить.
Как рябины алеют в лесу, посмотри!
Так светло мне сегодня и радостно жить,
Потому что тебя я увидел во сне,
И во сне был сегодня я только с тобой!
Я хочу подарить тебе ласковость дней,
Чтоб довольна была ты своею судьбой.
…Я по лесу иду, и строка за строкой
Созревают в душе, -- вижу светлую даль…
Я хочу подарить тебе запах лесной,
Но не буду дарить тебе грусть и печаль.
1982 г.
***
Ты затерялась, увы, в толпе,
Но осталась в моей душе:
Живёшь в самых светлых
мечтах моих,
Живёшь в тоске моей о тебе.
1983 г.
***
Прохладно, сумрачно в моей судьбе –
В который раз прошла удача мимо, --
Но мысль расстаться с мыслью
о тебе
Пойми ты, для меня невыносима.
Но всё равно – утихнет в сердце
боль,
Пойду вперёд, все горести изведав,
Вступлю с моею неудачей в бой –
И вот настанет
п_е_р_в_а_я победа.
1983 г., доработано в ночь с 7 на 8/II – 2009 г.
***
Ах, без тебя тоска, как нож
Меня когда-нибудь зарежет,
Но если ты ко мне придёшь,
То тосковать я буду реже,
Не страшен будет мне ни дождь,
Ни неудач шальное море…
…Уйдёт тогда из сердца горечь,
Когда ты наконец придёшь.
1983 г.
***
Любе.
Сроднился я душой с тобой,
Сроднился. Ну и что ж?
Так страстно мне не спеть
любовь,
Как ты её поёшь.
Мне никогда таким не быть,
Как ты, весёлым, и
Мне никогда не говорить
Так нежно о любви,
С надеждой, верою такой
Не говорить, увы…
Мне никогда не быть душой
Таким же заревым.
1983 г.
***
Соне Алиевой.
Ах, что на меня вдруг нашло –
Я перед тобою робею:
Мне видеть тебя тяжело,
Не видеть – ещё тяжелее.
С традаю, не видя тебя,
Увижу – и снова страдаю, --
И, мучаясь, плача – любя
«Люблю» про себя повторяю,
А вслух не решаюсь сказать,
Минута идёт за минутой, --
Увижу твои я глаза –
Пронзительный взгляд я ловлю твой.
В мечтах, а затем наяву
Явижу твой профиль орлиный,
Тобою всё время живу,
Моею любовью единой.
Настанет л_ю_б_в_и н_а_ш_е_й_ ч_а_с—
Об этом я думаю часто,
И, в сердце твоё всё стучась,
Я верю: смогу достучаться.
1983, 1994 г.г.
***
Соне Алиевой.
Горная красавица
Из Махачкалы,
Всё в тебе мне нравится –
Все черты милы.
Лишь тобою дышат
Все мечты мои.
И твой голос слышат
Вешние ручьи.
Всё в тебе мне нравится
(Прочь сомнений яд!) –
Горная красавица,
Милая моя!
Будешь вечно нравиться –
Обещаю я, --
Горная красавица,
Милая моя!
1983 г., восстановлено по памяти в июле 2022 г.
***
Любе.
Своих надежд не оставляю –
Средь грохота, средь тишины
Тебя, тебя я вспоминаю,
Ведь мне другие не нужны.
Тебя в_с_ё в_р_е_м_я вспоминая,
Не в силах (и к чему?) забыть, --
Ты навсегда моя живая,
Путеводительная нить.
Ты – моя гордость, моя сила,
Ты –радость лучших моих дней,
На свете, верно, есть красивей,
Но нет, мне кажется, светлей.
Ты, милая – моя святыня,
Ты – чудо, чудо моих строк,
И если будем мы в пустыне,
Отдам последний я глоток
Тебе, а сам умру от жажды,
Смертельный преступлю порог,
Но с мыслью той, что хоть однажды
Тебе я всё-таки помог.
1983 г.; доработано в ночь с 7 на 8/II – 2009 г.
***
Любе.
В моей душе я сам возвёл
Любви волшебный ореол.
Но слишком рано я сказал
Признанье ей. В её глазах
Я прочитал тогда укор.
И милая моя ушла.
И так была она мила,
Милей казалась, чем всегда.
Мы не встречались с этих пор.
Промчались быстрые года.
Я до седых волос дожил,
Но больше уж не полюбил.
Коль ты не можешь не любить,
Всегда ты помни в буре дней:
Любовь недолго и разбить
Неосторожностью своей.
1983 г.
***
Любе.
Коль умру, не исполнив мои я мечты,
Если сердце замолкнет в груди,
Не хочу, чтобы плакала, милая, ты –
На могилу ко мне приходи.
На могилу мою ты приди и скажи,
Вспомнив встреч наших светлые дни:
«Честно, искренне жизнь ты, Володя, прожил,
Я не стала твоей. Извини.»
Заблестят от волнения очи твои,
Дождь пойдёт и могилу польёт,
Зазвенят на кладбище мои соловьи,
На могиле сирень расцветёт.
Аккуратно и нежно ёё ты сорвёшь –
Это дар мой тебе в этот день.
А когда, чуть печальна, домой ты придёшь,
Засуши ты на память сирень.
Коль умру, не исполнив свои я мечты,
Не дождавшись прихода зари,
Не хочу, чтобы плакала, милая, ты –
Как с живым ты со мной говори..
1983 (?); восстановлено по памяти в августе 2022 г.
Колокола любви.
Любе.
Стремится вновь к тебе моя душа,
К тебе все мои мысли увела.
Я думал о тебе – и ты пришла,
И зазвучали вдруг колокола.
Колокола любви – они всё бъют,
И протестуют против грязи, зла,
И за собою нас они зовут,
И мы идём. Любовь меня нашла.
А может, это я её нашёл,
Неважно, дело вовсе и не в том,
А в том, что мне с тобою хорошо,
Любовь моя как чистый светлый дом,
Иль как певучий первозданный стих,
Который в душу навсегда вошёл.
Звонят колокола для нас двоих,
Звонят они, и это хорошо.
С тобою проживём мы много лет,
Всё время вместе, между нами лад…
Чтоб мы счастливо жили на земле, --
Звонят, звонят любви колокола.
1983 г.; восстановлено пппо памяти и доработано в августе 2022 г.
***
Любе, после её возвращения из Болгарии (турпоездка).
Расскажи, расскажи, как в Болгарии было,
Я прошу, о поездке своей расскажи!
Ты за время разлуки меня не забыла?
Может, хочешь узнать, чем в разлуке я жил?
Я тебе расскажу, что я жил в непокое,
Наяву и во сне о тебе вспоминал.
Если б почта позволила сделать такое,
Я бы вместо письма тебе сердце послал.
1983 г.; восстановлено по памяти в августе 2022 г.
***
Любе.
От дождя вся промокла шапка –
Такое бывает нечасто,
Куртка вся в дождевых накрапах –
Я был мокрый, но я был счастлив,
Потому что я возвращался
Из кино – я был с нею в кино,
И, простившись, в душе не прощался,
Ведь открылось надежды окно.
…Я просил её, унижался –
Мол, в кино, прошу я, пойдём!
Согласилась. Мы встретились днём;
После понял: пришла лишь из жалости,
Чтоб меня не расстраивать только.
Да, хороший она человек…
Всё, конец, я поставил точку,
И решил не влюбляться вовек.
1983 г.; восстановлено по памяти в августе 2022 г.
***
Для меня закрыты рая двери,
Потому что в бога я не верю.
Для меня закрыты ада двери,
Потому что в чёрта я не верю.
Для меня открыты милой двери,
Ведь в любовь взаимную я верю.
1983 г.
***
Тем, кто усердно расточает лесть
И говорит – ты ангел, тем одно я
Отвечу: «В ангелах – божественное
есть,
В моей любимой – лишь земное».
Не в этом мире ангелы – в ином,
И в этот мир сойдут едва ли…
…И дёшь ко мне ты в платье голубом,
Чтоб разогнать мои печали…
…Но не могу понять я, что со мной:
С тобой гуляю иль тебя целую, --
Тянусь к божественному всей душой,
Люблю же лишь тебя – земную.
1985 г.; доработано 13/II – 2009 г.
***
Ты от меня ушла,
Лишь бросила мне в душу
Немножечко тепла –
Его я не нарушу.
Где всё тепло твоё?
И что мы скажем людям?
Не будем мы вдвоём,
Но и порознь не будем.
К тебе моя душа
Летит – горит зарницей, --
Ты ж от неё, спеша,
Летишь шальною птицей.
И в том моя беда,
Что ты не одинока, --
Но памятью высокой
Гори во мне всегда.
1985; 1997 г.г.
***
Предчувствуя разрыв, тоскую
страстно
(Тоска душе – что солнцу
злая мгла)…
…Была в воображенье ты
прекрасной,
Но в жизни ты прекрасной
не была.
Так что ж влекло к тебе?
Не знаю сам я, --
Но, душу не сдержав, к тебе я
мчусь…
…Я восхищался нежными глазами,
В которых столько непонятных
чувств.
…На ум тоскливое приходит
(есть ли
Оно во мне сейчас?) – но я
боюсь
Лишь одного (о да!) – что ты
исчезнешь,
И воцарится в сердце моём
грусть,
Такая безнадёжная, большая,
Которой хватит на всю жизнь мою…
…Уходишь ты – душе моей
чужая,
И я не плачу, но и не пою.
1985; июль 2022 г.
***
В мире нет тебя красивей,
Ты стоишь у речки синей, --
Об одном мечтаешь лишь,
Из души роняешь слово
О кудрявом, чернобровом,
А вокруг такая тишь.
Нет ни песни, нет ни звука,
Суждена тебе разлука,
Эта дева жестока, --
Но цветы перебирает,
В воду лепестки бросает
С верою твоя рука.
«Лепесточки, вы плывите,
Другу милому скажите,
Что люблю его и жду…»
Уплывают лепесточки,
И становятся, как точки,
Вдаль неся твою мечту.
1985 г.
Стихи тоски и отчаяния, и одиночества.
От меня ты далеко,
От меня – далека.
Бъётся вновь в моё стекло
Чёрной Птицею тоска.
Есть отчаянье в тоске…
Как душе нехорошо!..
…Вижу капли на стекле –
Этой ночью дождь прошёл,
Все деревья он умыл,
Свежесть он земле принёс,
Но рассвет мой был уныл,
И в душе-то – море слёз!..
…Слышу: дождь опять пошёл, --
Звуки – пулей – у виска…
…Кружит,
кружит
над душой
Птица Чёрная –
Тоска!..
1985 (?) г.
***
Любимая, ты помнишь, как давно
Я звал тебя единственной, любимой.
Расстались мы с тобой, но всё равно
Встаёшь ты предо мной всё так же, зримо.
Воображенье, может быть, с утра
Со мной играет свою шутку злую?.. –
Ты исчезаешь снова, как мираж, --
И не тебя, а воздух я целую!..
…Минуты наши шли,как в страстном сне…
Любовь нам принесла м_и_н_у_т_ы с_ч_а_с_т_ь_я…
Любимая, я думаю, во мне
Уж не осталось сил для новой страсти.
1985 г.
***
Твои губы, словно колодец,
Из которого пью животворную
влагу,
И напиться никак не могу,
А её не становится меньше.
Твоя голова – как солнце,
Ты разбросала
лучи волос своих
по подушке,
И один из лучей
вдруг кольнул меня
в глаз, --
Но мне не больно, мне даже приятно!.. –
-- О как хорошо мне с_ т_о_б_о_ю, с_е_й_ч_а_с!..
Середина 1980-х г.г.; 1994 – 95 г.г.
***
Я хочу, чтоб ты стала,
любимая,
алой зарёй,
И всходила бы
каждый день
над моею землёй, --
И смотрела в окно моё ясно и нежно
Глубиной своих глаз,
полных вещей надежды.
Середина 1980-х г.г.
***
Если ко мне придёт Любовь, душа захлебнётся в восторге, в этом н_а_к_о_н_е_ц_-т_о!
Слово «восторг» здесь бледно: мало что передаёт. «Наконец-то» передаёт всё. Но без «восторга» будет ощущение несделанности фразы. Эти два слова – тот самый синтез, который нужен, чтобы передать то, что я хочу (долго – жданную Любовь).
Середина 1980-х г.г. (примерно); 8/IV – 2002 г.
***
«Я поздний Романтик Двадцатого века…»
Из стихов 1995 г.
Она пришла, когда я мучился и страдал, внесла запах весны в мою душную комнату, и я ощутил на себе её взгляд. Он ласкал, баюкал беспокойное, страдающее сердце моё, как ребёнка в колыбели. «Кто ты?» -- спросил я её. Её губы даже не дрогнули, ответили глаза. «Надежда» -- прозучал ответ в моём сердце.
Середина 1980-х г.г. (примерно); доработано 8/IV – 2002 г.
***
Моя Химера. Она всегда со мною, хоть я иногда и забываю о ней. Она приросла к моему сердцу, и – не оторвать. Так что я не вправе считать себя одиноким: со мной – моя Химера.
..
Ты со мной иль призрак твой? – не знаю.
Что дам сердцу твоему, чужому?..
…Я тебя бесчувственно ласкаю,
А душа тоскует по иному,
Что мечта, а может быть, химера,
И чего на свете, может, нету…
…Я пришёл мечтателем без меры
В этот мир, мечтателем – поэтом…
…Что считать обманом, что любовью? –
Я тебя бесчувственно ласкаю…
…Но не вижу я тебя с собою, --
Лишь мечту всем сердцем обнимаю…
1986 г.
***
Как часто в минуты засыпания твой взор начинал грезиться мне, переходил в мой сон и постепенно гас…
И среди ночи, среди ночи,
Когда темнее, чем в могиле,
Ко мне являлись твои очи,
И прямо в душу мне светили.
Наполненная их сияньем,
Ночь не казалась безнадежной…
…Я засыпал с улыбкой нежной,
Шептал во сне: «…о до свиданья…»
1986 г.
***
К Ж*
I.
Взываю к будущему моему: «О где ты?
Откликнись и скажи: какое ты?..» --
Но тишина в ответ на зов Мечты.
И всё. От будущего – нет ответа.
Но если вдруг предчувствием рассвета
Твои глаза блеснут из темноты,
Глаза, что не способны лицемерить, --
Я снова в Будущее буду верить.
1986 г.
II.
Портрет, в котором под
чудесной кистью
ожил
И стал ещё прекрасней образ твой,
Портрет, что тысячи б сердец
встревожил,
Мне не заменит образ твой живой.
Когда проходишь мимо –долгим взглядом
Тебя я провожаю, и хочу
С тобой заговорить, когда ты рядом,
Но не решаюсь, и в тоске молчу.
1986 г.
III.
Когда ты плачешь, когда плачешь ты –
О что мне делать, милая, о что же? –
Ведь так грустны тогда твои черты,
Что плакать хочется с тобой мне тоже.
…Но после слёз так чудно – нов
Твой звонкий смех,
И становлюсь тогда я вновь
Счастливей всех.
…Но ты сейчас задумчиво – печальна,
И я томлюсь невольно и грущу, --
И, глядя на тебя, я, хоть случайной
Улыбки на лице твоём ищу…
1986 г.
***
Всех чувств моих, столь искренних
и странных
Не выразит убогий мой язык:
Луч солнца, что будил меня так рано,
Т_в_о_и_м л_у_ч_о_м казался мне на миг.
А голос ветра, страстный и зовущий! –
В нём слышал я зовущий голос твой:
«Любимый мой! Лишь для меня живущий!
Ты навсегда и безраздельно мой!»
…Ко мне являлась тень твоя родная,
Дух страстью возвышая и губя… --
…Но может нет и не было – тебя!?..
О ком же я тоскую и мечтаю,
Тоску и ненавидя и любя?..
1986 г.
После разговора с Офелией.
…Под утро Вы, Офелия, ушли
К другим мирам, другим высотам,
Которых мне не знать,
Но от Вас
Осталось мне воспоминанье,
Как светлый, тонкий луч,
Ведь Вы,
Как этот луч, в окне моём зажглись…
январь 1988 г.
Посвящение: Жанне, девочке – актрисе, высокой душе.*
I. «Отсюда – и в Вечность…»** Это ты, Жанна, отсюда – и в вечность! Не благодаря стихам моим (они слишком слабы для этого), а благодаря таланту твоему, Душе твоей…
Ты из тех: «Который час? – его спросили здесь, и он ответил любопытным: вечность.»***
___________________________ ____________________________________
*К ней обращены 3 моих стихотворения: «Взываю к будущему моему – о где ты…», «Когда ты плачешь, когда плачешь ты…» и «Портрет» (все – 1986 г.).
**»Отсюда – и в Вечность» -- название романа американского писателя Д. Джонса.
***Цитата «Который час? – его спросили здесь» -- из стихотворения О. Мандельштама (цитата неточна).
Опять – о Жанне.
Я помню…
II. Я помню: девушка на сцене – какая в ней ввысь устремлённость, --и – летящие слова:
То пятое время года,
Только его славословь,
Дыши последней свободой,
Потому что это – любовь.
Высоко небо взлетело,
Резки очертанья вещей.
Сегодня празднует тело
Годовщину грусти своей.*
Стихи Ахматовой звучат – и лёгкая светлая грусть охватывает меня, и верится мне: сбудется счастье, сбудется душа**, как сбылась Душа Анны, Бориса, Марины, Осипа*** и других – светлых, высоких, далёких, как у_ж_е с_б_ы_в_а_е_т_с_я Душа этой вдохновенной девушки…
…Хрупкая, лёгкая девушка, взлетающая над миром…
Конец 1980-х г.г. (примерно).
III. Моё стихотворение «Взываю к будущему моему: …» (см. наст. том ) было вызвано мимолётной встречей с девушкой, которую я уже знал – её звали Жанна. Я помню одинокую фигурку, летящую навстречу – чему, кто знает. Может быть, навстречу – своему – большому! – счастью – милому другу, который ждёт её, волнуясь и надеясь, может быть, навстречу чему-то другому, неведомому мне… Я спешил за этой фигуркой по другой стороне улицы (на улице было темно, но фонари позволяли мне видеть фигурку девушки). Она мелькала в толпе, но для меня была одна – о_т_ъ_е_д_и_н_ё_н_н_а_я о_т в_с_е_х д_р_у_г_и_х – реальных и земных. Это была Мечта моя, Надежда, призывающая верить в лучшее и жить этой верой. Милая одинокая фигурка, летящая навстречу рассвету…
1988 г.; 9/IV – 2002 г.; июль 2022 г.
___________________________________________________________
*Если есть в стихах Ахматовой, записанных мною, неточность (в последних двух строках), то это объяснимо и понятно: так мне запомнилось.
** У Цветаевой есть слова – «Господи! Душа сбылась!»
***Ахматовой, Пастернака, Цветаевой, Мандельштама.
***
Ты пришла, когда я, печалясь,
Уже не желал ничего.
Я вспомнил, где мы встречались:
Ты пришла из сна моего.
Вторая половина 1980-х г.г. (примерно).
***
Когда человек долго не находит любви своей, его душа начинает бить тревогу: она жаждет любви, требуя её даже. Ведь что такое наша душа без любви? – Всё равно что сад без хорошего садовника.
Вторая половина 1980-х г.г. (примерно).
Лирические миниатюры.
I . На разных языках.
-- Вы любите отражаться в зеркалах?.. – Зеркала передают ваше отражение друг другу, и наконец оно выходит за пределы зеркал и медленно тает в воздухе, его больше нет…*
-- В нескольких зеркалах сразу – зачем? Мне достаточно и одного – м_о_е_г_о м_а_л_е_н_ь_к_о_г_о з_е_р_к_а_л_ь_ц_а!!**
Январь 1988 г.
______________________________________________ *Между словами «его больше нет» -- большие промежутки. Человек, читающий это, должен делать паузы – выделять голосом (интонацией) э_т_и т_р_и с_л_о_в_а.
** Смотрит на него с ленивым недоумением и говорит, слегка растягивая слова (лениво).
II. Влюблён и покорен.
-- Вы хотите нравиться? – спросил он, видя, как она подкрашивает ресницы.
--А почему бы и нет? – взглянула она с вызовом.
Он посмотрел на неё, -- не со страстью, нет, не с обожанием, нет, а – с покорностью. Было ясно, что е_г_о судьба в е_ё руках.
Апрель 1988 г.
III.Счастье незаметной.
Она была из тех невзрачных натур, которые никогда – ничего не дают миру. Но её муж любил её, и она была счастлива.
Конец 1980-х г.г. (примерно); апрель 2002 г.
V.Цветы с Любовью.
-- Вы любите цветы? – спросил я её.
-- Да, -- сказала она. – Особенно подаренные любимым.
Вторая половина 1980-х г.г. (примерно); 6/IV – 2002 г.-
VI.Объяснение.
«И тень от шапочки твоей
Венецианская баута.»
О. Мандельштам.
-- Вы знаете, что такое венецианская баута? – спросил я её, и, прочитав вопрос в её глазах, объяснил:
-- Это – карнавальная полумаска.
-- Да? – рассмеялась она: ей радостно было узнать новое.
январь 1988 г.; 6/IV – 2002 г.
Из дневника, 28 октября 1987 г.
I.Встретил звезду. Именно встретил -- здесь, на Земле. Зажглась неожиданно для меня. Но такие Звёзды -- недолго горят. Что делать? Как продлить этот свет, который – впервые в жизни? – и останется, думаю, единственным. Мне радостно, что я вижу его, но и боюсь его -- т_о_ж_е.
Имя звезды – Вита, самое, как мне показалось тогда , прекрасное на свете.
II. Открытое лицо, открытое и беззащитное в открытости своей. Незащищённым казалось лишь мгновенье, но оно и запечатлелось в памяти.
III.Она приняла как должное и н_а_ш_у в_с_т_р_е_ч_у, приняла как должное м_о_и с_т_и_х_и -- будто этого не могло не быть в её жизни: Она смотрела в будущее, как смотрят в окно и, не напрягая зрения, видят то, что происходит за ним.
ноябрь 1987 г. (примерно).
***
Не – обретённое хуже, чем утраченное, ибо утраченное всё-таки было когда-то, и радовало душу твою, а необретённое -- это не бывшее никогда и незнакомое душе (незнаемое душой!). Так, чем дольше душа не знает любви, тем сильней и болезненней она стремится к ней, и страдает, не обретая её…
Вторая половина 1980-х г.г. (примерно).
Мне бог способность дал
Творить и ликовать,
Страдать и проявлять
к страдающим участье, --
Но вопрошаю жизнь:
Зачем мне не дал бог
Простого человеческого счастья?!..
1989 г.
II.»Я хочу этой ночью с тобою побыть» (1990 –е г.г.).
I.
Пусть в жизни я достатка не имею,
Пусть неприкаян я и сир, --
Но яодним сокровищем владею:
Оно – весь мир!
II.
Пусть в жизни я достатка не имею,
Пусть неприкаян я и одинок, --
Но я одним сокровищем владею:
Тобой подаренный цветок!
1990 г.
P.S. Цветок, подаренный любимой: казалось бы, малость. Но в_ е_г_о г_л_а_з_а_х, в глазах в_л_ю_б_л_ё_н_н_о_г_о он равнозначен целому миру. Стихотворение – диптих: Цветок и Мир – два полюса в одной душе.
Дописано в 1994 г. , немного доработано в июле 2022 г.
I.
В сентябре 1991 г. я лежал в больнице, и влюбился (мимолётное увлечение) в очаровательную девушку – медсестру по имени Марина. Я написал – одно за другим – три стихотворения, обращённые к ней, два из них до сих пор (а ведь столько уже написал после этого, и – удачного в том числе!) отношу к своим лучшим созданиям. Хочу привести здесь эти стихи, а также письмо Ей, Марине, которое я написал т_о_г_д_а ж_е, н_е_н_у_ж_н_о_е е_й п_и_с_ь_м_о.
В ночь с 11 на 12/IV – 2002 г.; немного доработано в июле 2022 г.
II а).
***
Какое у Вас длинное платье!
Прекрасное длинное платье!
Мне не передать очарование его
словами,
Мне не передать очарование Ваше
словами, --
Все слова будут бледны и не новы.
Мне кажется, Вы пришли
из 19 века,
или нет (миную 19 век) –
Из глубины
времён, --
Когда женщины были чисты душой
и возвышенны,
И верили в рыцарей
и романтическую любовь…
16/IX – 1991 г.
II б).
***
Я не знаю Вашего имени,
и узнать его не стремлюсь:
Я хочу придумать Вам имя,
и моя Душа запомнит Его… ---
Мной придуманное родное имя…
16/IX – 1991 г.
P.S. Хочу кое-что объяснить во втором стихотворении ( II а). Имя этой девушки я знал, но написал «Я не знаю Вашего имени» потому что от реальной конкретной Марины я просто оттолкнулся, когда писал эти стихи. Дальше – пошла работать моя Фантазия, как у меня чаще всего и бывает.
III.
Ненужное письмо.
Я --- Ей.
Я написал Вам стихи, о Вас стихи, и мне казалось, что моя Душа исчерпала Вас. Но сегодня я Вас снова встретил (увидел), милая, несравненная (не сравнимая ни с кем), и Вы вновь проснулись во мне. Это не любовь, это просто Вы – во мне (грубо выражено, но извините: иначе не получилось). Взаимностью Вы мне не ответите, но этого и не нужно: когда две души идут навстречу друг другу, они редко когда встречаются, и эта не – встреча (по выражению Цветаевой) – как раз то, что у нас с Вами, Марина. Извините меня, прошу Вас, за назойливость (за письмо, которое Вам не нужно). Можете мне не отвечать, я и так пойму, что Вы ответили мне мысленно «Нет». Скажу только (добавлю), что, когда я Вас встретил впервые, это так взволновало меня, и до сих пор волнует. Да хранит Вас Бог, Марина.
Искренне уважающий Вас
Володя.
сентябрь 1991 г.; апрель 2002 г.
***
Н. А.
Ты целуешь в губы,
Словно играешь на скрипке, ---
И слышим мы чарующие звуки
Той музыки небесной,
что звучит
Для нас двоих…
1992 г.
Фантазия. Посвящается несравненной Юлечке. Попытка лирической прозы с элементами лирического письма.
Юлечка, я хочу тебе сказать очень важную вещь: ты удивительная, умная, образованная, у тебя прекрасная образная речь, но ты часто з_а_б_ы_в_а_е_ш_ь б_ы_т_ь ж_е_н_щ_и_н_о_й (а может быть, просто н_е п_о_з_в_о_л_я_е_ш_ь с_е_б_е б_ы_т_ь ж_е_н_щ_и_н_о_й?)… --
Приди ко мне когда-нибудь в своём самом красивом платье и одари меня запахом своих духов и своей е_с_т_е_с_т_в_е_н_н_о_й, п_о_д_л_и_н_н_о_й ж_е_н_с_т_в_е_н_н_о_с_т_ь_ю (жеманиться и кокетничать ты не умеешь, нет, ты – сама естественность). О, принеси в мою комнату запах духов, подари мне минуты радости, возврати, казалось бы, невозвратимое! – Память моя заговорила, и я мысленным взором увидел перед собою (вернее, ощутил – п_о_ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л!) ту женщину, которая всего два раза появилась в моей жизни… Она совсем не нужна мне была, эта женщина (а казалось, что нужна, и – надолго), но какой необыкновенный у неё был запах: я впитывал его в себя, наслаждаясь и задыхаясь одновременно: что-то божественное и в то же время удушающее в нём было… Но довольно о той женщине, память, замолчи! Она давно уже не нужна мне, а ты необходима моей душе, Юлечка! На радость ли нам обоим, но мы посланы друг другу, быть может, самим Господом Богом.
Конец фразы, и поставлена точка. Но п_о_с_л_е_д_н_я_я т_о_ч_к_а в нашей с тобой истории будет поставлена не скоро (о как сердце верит в это, вопреки холодным беспощадным доводам разума: если бы мы могли жить только сердцем – надежда чаще была бы нашей гостьей).
Юлечка, прости мне словоизлияния эти, много лишнего наговорил я тебе, когда душа переполнена, «как сердцу высказать себя»* -- только излив свои чувства на бумагу. Я и стараюсь сделать сие настолько, насколько мне позволяют мои литературные способности (такие небольшие, увы: «Мой дар убог, м голос мой негромок…»**).
Мою душу переполняет светлое, не замутнённое ещё жестокой жизнью, чувство к тебе: я люблю тебя, Юлечка: знаю, ты не ответишь мне тем же, но знай, что я люблю тебя и всегда буду любить. Только почаще будь женщиной, ладно? – и тогда твой Принц обязательно придёт к тебе, и, бережно взяв тебя за руку, произнесёт твоё нежное пушистое имя. – Юлечка! – прошелестит в воздухе тихо – тихо, как складки твоего завтрашнего бального платья. Это будет т_в_о_й б_а_л, ты станешь некоронованной его королевой; ты будешь всех очаровывать своей красотой, своей ещё нетронутой прелестью. Ты почувствуешь себя счастливой рядом с Принцем, которого ты ждала так долго, так терпеливо… Я же буду смотреть на вас и тоже буду счастлив, потому что буду видеть счастливые глаза твои… А потом, подойдя к тебе и низко поклонившись, я приглашу тебя на танец. Последний прощальный наш танец – мы долго – долго будем танцевать его… На фортепьяно сыграют Шопена, прозвучит последний аккорд, и надо бы заканчивать танцевать, но гости не хотят расходиться: они в плену великолепия этого бала, который существует только в моём воображении: он есть лишь потому, что я (хотел сказать – мы с тобой) его выдумал…
…Но снова фортепьяно – снова Шопен… Сейчас прозвучит д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о последний аккорд шопеновского вальса, и мы закончим наш танец… И – расстанемся. А я поставлю последнюю точку в моей Фантазии, посвящённой тебе…
_____________________________________________
*»Как сердцу высказать себя» -- слова Ф. Тютчева.
**»Мой дар убог и голос мой негромок» -- Е. Баратынский.
20 – 23/XII – 1993 г.; апрель 2002 г.; немного доработал в июле 2022 г.
Предложение (попытка шутки).
Любовь прогнала мою скуку,
Но не свела меня с ума,
Я предлагаю тебе руку,
А сердце ты возьмёшь сама.
31/XII – 1993 г.
***
Чтобы воспеть тебя, Петрарка нужен,
Во мне же нету э_т_о_г_о огня,
И с Музой я давно уже не дружен:
Я верю верю – ты поймёшь меня.
Но если ты потребуешь сонета –
Повинную я голову склоню:
Все песни лучшие мои пропеты,
Другие же – прочь от себя гоню.
15 дек. 1993 г.
***
I.
Я хочу жить в комнате с розовыми окнами, и каждый день просыпаться с прекрасным настроением, и смотреть на мир, который таким безмятежным кажется нам, когда мы смотрим на него в розовое окно. Тревоги, печали и тяжкие заботы не коснутся моего сердца, пусть до конца мой мир будет наполнен тихой спокойной музыкой, ласкающей слух, утешающей сердце…
Как я люблю эту – несбыточную! – жизнь в комнате с розовыми окнами…
II.
«Только мука идеала», -- писал прекрасный любимый поэт мой Ин. Анненский. Я не хочу т_а_к_о_г_о и_д_е_а_л_а! Я хочу и_д_е_а_л б_е_з м_у_к_и, б_е_з с_т_р_а_д_а_н_и_й. Тот самый идеал, о котором я когда-то (давным – давно, когда мне многое виделось в розовом свете) написал т_а_к_о_е:
Мой идеал как ореол
Мне ночью светит с высоты.
Осталось, чтобы он обрёл
Земные зримые черты.*
М_о_й и_д_е_а_л…
_________________________________________________
*Стихотворение 1984 г.
***
Обращено к Наталье Александровне Москвичёвой, женщине, которую я любил. Она старше меня на 11 лет, и это, а также то, что она не ответила мне взаимностью, и предопределило тональность моего стихотворения в прозе и мой взгляд на неё (наверное, это чувствуется) – снизу вверх.
______________________________________________________
Наталье Александровне – милой, милой, милой.
Я никогда всерьёз не думал о самоубийстве: даже если бы тяжкие беды все разом обрушились на меня, я едва ли смог бы т_а_к распорядиться своей жизнью; но если бы я даже б_ы_л б_ы с_п_о_с_о_б_е_н н_а э_т_о, я не сделал бы этого лишь потому, что Вы есть на свете. – Я не могу жить без Вашего удивительного – неповториого голоса, Вашей прелестной улыбки, Вашего милого лица, которое мне таким юным, то есть всего того, что составляет Вас, единственную и неповторимую, мою Наташеньку (хоть мысленно разрешите называть Вас так, хоть в письме!). Когда Вы входите в комнату мою, мне кажется, будто луч солнца озарил полу – мрак моей жизни; впрочем, она не такая уж и сумрачная, жизнь моя, -- луч солнца нет – нет, да и озарит её, и немножко света мне подарит (кратковременный этот свет, ну да уж это лучше, чем тьма кромешная, беспросветная). Я ошибся: Вы – не л_у_ч с_о_л_н_ц_а для меня, а в_с_ё с_о_л_н_ц_е, и тепло, и свет мне дарящее (благословенный дар -- Бог, наверное, благословил его)… --- Наталья Александровна --- Наташа --- Наташенька…
_______________________________________________________
Наталье Александровне (продолжение).
«На пятом десятке», -- сказали Вы однажды, говоря о себе. Мне странно представить, что Вам уже больше сорока, -- такой юной, двадцати лет ещё не достигшей, кажетесь Вы мне. По-моему, в Вас соединились (так редко т_а_к_о_е с_о_е_д_и_н_е_н_и_е, так д_р_а_г_о_ц_е_н_н_о оно!) непосредственность, восторженность молодой (совсем ещё юной!) девушки и мудрость зрелой женщины. Я бы хотел посвятить Вам одно из лучших стихотворений моих -- «Под утро Вы, Офелия, ушли…»* Помните? – Офелия уходит после разговора с юношей, влюблённым в неё. Вы - та самая вечно уходящая, вечно желанная и вечно недосягаемая Офелия: она уходит, и юноша, любящий с_в_о_ю О_ф_е_л_и_ю --- нежное, возвышенное и непрочное создание Мечты своей, н_е м_о_ж_е_т пойти за нею, ведь её мир – мир недосягаемых для него высот, мир понятий и представлений, неведомых ему. И как ни тянется душа к тем высотам (хотя бы приблизиться к ним старается!), как ни пытается она постичь трудно – постигаемое, -- пока не под силу это ей – правда, юноша из моего стихотворения романтик и мечтатель, и значит есть надежда на большее, чем то, что сейчас есть в его жизни --- на необыденное .
Я так не хочу видеть в Вас уходящую – всегда после разговора – Офелию, --- Я хочу видеть в Вас Антигону --- добросердечную, милосердную, способную Пожертвовать всем ради дорогих её сердцу людей (отца, любимого человека и всех других --- тех, кого может полюбить Доброе сердце Антигоны). Только не жертвуйте жизнью – о пожалуйста! --- мне так дорога Ваша жизнь! Вы необходимы душе моей, --- самая лучшая из всех женщин, каких я когда-либо встречал!
Простите меня за водопад слов, который я обрушил на Вас, не сердитесь, пожалуйста, на мальчишку, любящего так, как он ещё никого – никогда не любил! Сердце моё и любить-то не умеет по-настоящему, но для Вас оно, наверное, сделало исключение.
Всё хочу поставить последнюю точку, но слова всё рождаются и рождаются в душе, и никак не могу я закончить мою воображаемую беседу с Вами (точней – монолог); но когда-то же надо заканчивать, хоть и так мало сказано (хотелось гораздо больше), -- так мало сказано, так бледно!..
До свидания, хорошая Вы моя, Богом мне, недостойному, подаренная!.. ---
Наталья Александровна --- Наташа --- Наташенька…
1994 г.; доработно в апреле 2002 г.; ещё доработано в июле 2022 г.
__________________________________________
*»Под утро Вы, Офелия, ушли» -- из моего стихотворения «После разговора с Офелией» -- см. в настоящем томе.
***
Попытка лирической прозы. Посвящается девушке, которую я случайно встретил однажды и потерял её навсегда (не обретя – уже потерял?). Её звали Ольга – это имя звучало для меня как музыка, и когда она говорила, казалось, что в комнате играют на каком-то музыкальном инстументе, неведомом миру, а может быть, и не придуманном ещё никем. О как мне хотелось слушать, слушать без конца необыкновенную музыку её речи! В моей душе нет гармонии, мой мир, скорее, дис – гармоничен, но когда я слушел Её – Оль –гу, которую назвать моею никогда не смогу, -- мне казалось – во мне гармония, я был в ладу и с самим собой, и со всем миром. И когда я вернулся в моё одиночество, во мне звучал божественный голос Ольги. «Мы снова встретимся! – радостно звучало во мне, -- снова встретимся – очень скоро…» О как я был счастлив! Но… Больше никогда я не видел эту девушку, одарившую меня надеждой. Как хотелось бы мне передать словом, как надежда загорается и потом гаснет: Огонь надежды, который Ольга зажгла в моей душе, судьба погасила. Огонь погас, и душе холодно стало. Но может быть придёт она когда-нибудь ко мне, н_е_о_ж_и_д_а_н_н_о придёт, д_о_л_г_о_ж_д_а_н_н_а_я моя, -- и снова огонь Надежды согреет душу мою? Но может быть и так, что голос её уже не покажется мне божественным и музыкой необыкновенной не прозвучит. Образ Ольги, созданный моим не очень богатым воображением, распадётся – ничего от него не останется, ничего, и я, в который уже раз, буду разочарован: опять другого будет искать душа моя – другого образа женского, другой (новой) страсти; а когда найдёт… всё повторится, и много – много раз- ещё будет повторяться…
25/I – 1994 г.; апрель 2002 г.; ещё немного доработано в июле 2022 г.
***
Милому призраку, милому образу посвящаю э_т_о.
Как много лет я ждал
всего лишь стука в двери,
Такого тихого и лёгкого
такого, --
Что ты придёшь, и я забуду
все потери,
Что ты придёшь, и я тоску
забуду снова.
Но стука нет, а ты идёшь –
проходишь мимо
Моей души, -- ты наяву
иль сердцу снишься?!..
ты как Любовь, всего одна –
неповторима,
И как любовь, в душе моей
не повторишься.
30/VIII – 1994 г.
***
Юле, любимой моей.
Я хочу этой ночью с тобою побыть,
Чтоб увидеть,как ты засыпаешь,
как ты спишь,
и дыхание сонное слышать твоё,
А потом вдруг увидеть,
как рассвет твоих чутких
коснётся ресниц,
И твоё пробужденье увидеть,
пробужденье
в твоих карих ещё полу –
сонных счастливых глазах,
что открылись – я знаю, --
навстречу
прекрасному утру, рассвету, любви, ---
Отблеск н_о_в_о_г_о с_в_е_т_а, г_р_я_д_у_щ_е_г_о
с_в_е_т_а
В проснувшихся видеть глазах…
Я хочу этой ночью с тобою побыть…
В ночь с 18 на 19/X – 1994 г.
***
Милой, так и не пришедшей на свидание –мучительно ждал и в каждой проходящей мимо женщине видел Её (Юле).
Чем же, о чем отвечу
Я на твои мечты?
Кто-то идёт навстречу…
…Это опять не ты.
Жду я, всё жду! В надежде,
Мысли мои чисты…
…Кто-то идёт… -- Как прежде
Это опять нее ты.
Прошлое воскрешаю:
Встречи… любовь… мечты…
…Кто-то идёт: я знаю –
Это опять не ты…
5/I – 1995 г.
***
Мучительное и напрасное ожидание любимой (Юле).
…Быть может, ты уже звонила,.
Что не придёшь? – О почему?..
…Я жду тебя с такою силой,
Что даже страшно самому.
5/I – 1995 г.
***
Юле.
Как будто станция в окне вагона
(мелькнула, словно нее было её)
Прошла ты мимо – я взглянул влюблённо:
О счастье мимолётное моё!
В ночь с 6 на 7/I – 1995 г.
В стихотвворении использован образ, родившийся в январе 1988 г. («Станция, мелькнувшая в окне вагона – скрывшаяся вдали »).
Попытка сказать несколько с_в_о_и_х слов о любви.
Любовь имеет привкус смерти,
Так кто-то из великих говорил, --
Вы этому не верьте,
Любовь имеет привкус –
но не смерти,
А одиночества: когда
кого—нибудь люблю я,
Я одинок всегда,
Так тяжко мне тогда
наедине с самим собою,
с своей измученной,
страдающей душою…
Любовь имеет привкус одиночества –
О да!
8/I - 1995 г.
***
Ей, вечной и недостижимой, мечте моей.
…Ты берёшь мою душу за руку, и ведёшь её по удивительным и таинственным дорогам, -- и это путешествие радует душу и в то же время ввергает её в какую-то странную задумчивость: как в_с_ё н_е_-з_н_а_к_о_м_о вокруг, и как з_н_а_к_о_м_о м_н_о_г_о_е – не сюда ли столько раз уносился я в мечтах моих прекрасных, именно этих мест душа искала, и – находила, быть может?..
…Ты берёшь мою душу за руку и ведёшь её по дорогам нашего с тобой воображения, памяти нашей…
…Милая девочка, несбывшаяся Мечта моя!
15/I – 1995 г.
***
***
Юле.
О как я хочу тебя
увидеть во сне,
И погрузиться в твой
таинственный свет,
Как я хочу в твоих
купаться лучах,
В лучах, которых, может быть, даже
и нет, --
Приди же из снов моих,
чтоб я душой не зачах –
В ладонях твоих согревающий
медленный
свет, --
Согрей мою душу, ей тягостен
этот озноб,
Согрей мою душу, ей тягостен
этот озноб,
Согрей и уйди, на прощанье
меня в холодеющий лоб
Печально – Прощально
целуя…
25/I – 1995 г.
***
Юле.
Юлечка – Юлия – Юля –
Когда твоё имя твержу я, --
Чудится мне,
что дыханье июля
Щёк моих нежно коснулось,
Юлечка – Юлия – Юля…
Хоть и в апреле ты родилась,
Месяц июль был,
наверное,
крёстным твоим,
Стоял у твоей колыбели,
И вдыхал в тебя
жаркую страсть –
горячую страсть…
Юлечка – Юлия – Юля…
1995 (?) г., восстановлено по памяти и доработано вв августе 2022 г.
***
Мне дано ощущение страсти,
Ощущенье страсти как страха
Перед женщиной, -- страсти как страха
И волнения, что будоражит
Мою бедную, много терпевшую
душу, --
Будооражит неведомым женским,
Тем, что вечно пугает и манит,
И душе моей всё не даётся
никак, --
Вечной Женщины вечно желанный,
И желанный, и недосягаемый
образ,
Воплощающийся в настойчивых
и бессонных мечтах моих…
10/II – 1995 г.
***
Ире Топчий, замечательной, высокого полёта, поэтессе:
взгляд с земли.
Где оно, твоё поднебесье,
Где оно, твоё за – небесье,
Где же выси твои и дали, --
Если был бы тебе я равен,
Мы бы вместе их увидали.
Я тянусь в твоё поднебесье,
Я тянусь в твоё за – небесье,
Я ищу его робким взглядом, --
Ты же в нём с_у_щ_е_с_т_в_у_е_ш_ь п_р_о_с_т_о …
Будь хотя бы немного рядом,
Хоть н_е_м_н_о_г_о со мною – рядом, --
Пусть с тобой мы разного роста…
12/II – 1995г.
***
Ирочке Топчий, поэтессе, чьи стихи потрясли меня.
Мне кажется, я Вас предвидел,
А может просто выдумал я Вас?..
Но почему душа так взволновалась,
Когда стихи звучали Ваши –
Ваш тонкий струнный ритм
пронзил мне душу, --
Нет, в_ы_д_у_ма_т_ь так невозможно –
Так можно лишь предвосхитить,
И нашу будущую встречу
Душой увидеть наяву… --
Откликнитесь, прошу Вас,
Ира,
Мой голос поэтический услышав:
Скажите что-нибудь в ответ, --
Стихами или прозой –
всё-равно…
12/II – 1995 г.
***
Ирочке Топчий.
Душа моя извихрена,
извьюжена
Какой-то мечущейся
непонятной
страстью, --
Пусть никогда моей не будешь
суженой,
Но я стихи пишу тебе –
о счастье!..
12/II – 1995 г.
***
Ирочке Топчий.
Ты подойдёшь и тихо сядешь
рядом,
Участливо, как врач больному,
Положишь руку на мой лоб,
И тёплая твоя рука согреет
мой лоб холодный – ну хотя бы
на минуту, или на несколько
мгновений – всё равно;
Ты подойдёшь и тихо сядешь
рядом,
И медленным прощальным
взглядом
Посмотришь ты в мои глаза –
И провожая и благословляя
Мою идущую к Харону душу
Так уходящщую всё дальше
от тебя;
Меня уже с тобой
не будет,
Но будешь рядом ты сидеть со мной,
И вглядываться вглядываться
Будешь
В глаза мои –
погасшие глаза…
«Ах, где зажглись глаза твои,
любимый,
И для кого они горят сейчас? –
как будто хочешь ты спросить –
кого? – пространство? – Про –
странство иль другие измеренья? –
Но чем измерить тот,
д_а_л_ё_к_и_й м_и_р,
Живущим недоступный,
Мир – загадку, что никогда жи—
вым не разгадать…
«О где ты существуешь?» --
Нет ответа.
На в_е_ч_н_ы_й н_а_ш в_о_п_р_о_с
о_т_в_е_т_а в_е_ч_н_о н_е_т.
12/II – 1995 г.
Поэтессе Ире Топчий, сс благоговейной почтительностью. Но
Я любил её!
Твоим я восхищаюсь даром,
Благоговею перед ним.
Срази меня одним ударом –
стихотворением своим!
В ночь с 13 на 14/II, 26, 27/II – 1995 г..
***
Ире Топчий, замечательной высокого полёта поэтессе, вдогонку ей, улетающей…
Земля – твоя Родина,
Ты эмигрируешь в Небо, --
Но связь с Землёй не теряешь,
Вечная связь меж вами –
Нить нервущаяся – навсегда…
14/II – 1995 г.
***
Ире Топчий, замечательной поэтессе, которую я любил (безответно).
В Вас есть нечто (не знаю что, не могу догадаться даже! ) вечно недоступное и вечно притягательное, как в звёздах, сияющих нам с неба, вечно манящих, зовущих нас -- т_у_д_а, но вечно недоступных, нед
осягаемых для нас: слишком высоки, слишком! Может быть, и можно сердцем своим до них дотянуться… Может быть, я и смогу своим сердцем дотянуться до Вашего – лиричного, нежного, поющего песни чудесные сердца, но могу ли я быть уверен в том, что Ваше сердце ответит моему? Может быть, оно молчать будет, и это бесконечное н_е_в_ы_н_о_с_и_м_о_е молчание воздвигнет стену глухую между нами (а может быть, она уже есть, эта стена?), стену, которую не прошибить (не прошибёшь) – сердце своё можно разбить об эту стену…
И через стену эту не могу прорваться я к Вам и Вашей души хотя бы коснуться – хотя бы мгновенье быть рядом с нею, хотя бы мгновенье!..
Но если даже смогу дотянуться до Вашей души -- мгновенье
пройдёт, и нет со мной рядом Вашей души, и в сердце моём, и в жизни
моей опять пустота…
…Как бездна зияющая пустота…
14/II – 1995 г.
Поэтическая шутка.
Нет, мне нее нужна жена, --
Дайте лучше мне вина!
Да, к свободе я привык, --
Дайте-ка скорей шашлык!
Будем пировать, друзья! –
Не хочу жениться я!
В ночь с 5 на 6/III - 1995 г.
Маленькая ироническая сценка.
Сказала: «Ты с ума сошёл!
Уж лучше спел бы…
для души!..»
Я – ей, покорно: «Хорошо», --
Она ж хохочет:
«Не смеши!
Ты? как певец?
вдруг? запоёшь?
Мон шер!* ты тенор
или… бас?..
Ты и без пения –
хо – рош!..»
А я запел:
«Я встретил Вас…»
27/VI – 1995 г.
_______________________________________________
• Мон шер – мой хороший (франц.).
***
Может узнал я тебя
и случайно,
Но не случайно моё
Восхищенье,
И не случайно моё
Поклоненье
ТЕБЕ.
Утро 20/X – 1995 г.
***
Что может быть
сильней – страстней
Любви несбывшейся моей…
В ночь с 29 на 30/X – 1995 г.
***
Чем больше проходит
времени
С нашей последней
встречи,
Тем ближе ты мне становишься…
Сближение наше так
неизбежно, --
Единственная моя!
В ночь с 5 на 6/XII -1995 г.
Телефонное.
I. Ю.
Я не люблю, когда ты
бросаешь
трубку,
Когда разговор
окончен
(что ж, говорить больше
не о чем?),
и в телефонной трубке
гудки раздаются
резкие – резкие –
ту – уу… ту – у… ту – у… ту – у…, ---
вот он,
конец
разговора…
О не бросай, прошу я,
трубку, -- о говори со мною,
О говори подольше,
Мне очень нужен твой голос,
Наш разговор будет счастьем,
Счастьем
для нас
двоих!..
(Две души одиноких
так говорят, презрев
расстоянье,
две души одиноких –
два голоса –
две судьбы…)
В ночь с 30 на 31/XXI – 1995 г.
II. Ире Топчий.
…и – и – из далёкого мира,
из далёкого времени,
из измеренья другого
Со мною ты говоришь…
…так в моё бедное время,
Богатая звуком
и чувством
Пришла ты, пришла ты, пришла ты
Из времени своего…
Вечер 8/I – 1996 г.
III. Ю.
…Телефонный звонок
раздаётся,
Поднимаю я трубку:
«Здравствуй, мой дорогой!..»
…20… 40 минут… час… --
беседуем мы… ---
Телефонное счастье моё!
В ночь с 8 на 9/I – 1996 г.
***
Со – впадут наши души --
В вечном иль просто долгом
танце будут кружиться,
будут кружить они…
Трудно,
трудно,
как трудно
Всё не сбиваясь с ритма
Танце – вать долгий танец,
Вечный
танец
любви…
В ночь с 8 на 9/I – 1996 г.
***
Мне кажется – ты бежишь
Преследуема ветрами,
Они догнали тебя –
Ты падаешь –ты дрожишь;
Мне кажется – ты бежишь,
Преследуема разлукой, --
Боишься разлуки ты –
Она настигнет тебя.
В ночь с 8 на 9/I – 1996 г.
***
Каждый раз ты приходишь
не знаю
откуда,
и не знаю, куда ты уходишь
опять,
и не знаю зачем в мою жизнь
ты пришла,
и не знаю, когда ты
уйдёшь, --
Я не знаю – откуда, куда,
и зачем, и когда, --
Только знаю – останется
Мне
Одиночество это -- четыре
стены,
Да мечты об ушедшем –
былом…
В ночь с 8 на 9/I – 1996 г.
Я Вас любил (Люблю)…
Я Вас люблю, -- за что -- не знаю я, --
Я Вас люблю, быть может,
Вопреки
Всему и всем, любимая моя,
Люблю до Радости
и до Тоски…
Вечер 20/I, 30/V – 1996 г
Размолвка.
…Как разошлась! – Огонь!
Пожар! –
Аж раскалился
телефон!..
…Ах, может быть, я просто
взял
Неверный в разговоре
тон?
Да, может быть, я просто
взял…
А может, это ты
взяла…
Зачем же, право,
бу – ше – вать –
Не ненависть нас привела
Друг к другу, -- а любовь –
Лю – Бовь…
…Мне было хорошо
с тобой…
Вечер 28/I – 1996 г.
***
Девушке, встреченной мною случайно, моей очередной, быть может, мимолётности.*
Суждено или нет – не знаю –
Быть рядом с нею,
Сууждено или нет – не знаю,
но есть надежда,
Суждено или нет – не знаю, --
Но признаться я не сумею…
…Суждено или нет – не знаю…
Надежда погасла
Чтоб вновь разгореться
Раннее утро 9/VI – 1996 г.
_______________________________________________________-
*Обращено к милой Анечке – вызвано моим чувством к ней.
Ссора.
О. К.
I.
Наверное, что-то не то,
Наверное, что-то не так…
«Возьми мою душу, взамен
Возьмёшь…» «Что возьму я!»
«Чу – дак!..»
«И всё-таки что-то не так,
-- Любимая! – что-то не то!..» --
…Ты хмуришься, хмурясь –
молчишь, --
А я надеваю пальто…
Вечер 23/II – 1997 г.
II.
…И вот пальто я надеваю,
Не попадая в рукава…
…Сидишь ты – хмурая и злая, --
Я ли не прав, ты ль не права?
Что может быть печальней
ссоры
Двух любящих сердец – бе – да…
…Но главное, поймём мы скоро,
Что оба мы не правы – да!
В ночь с 17 на 18/V – 2002 г.
III.
…О этот спор! – не принесёт
ни славы
Он, ни победы мне – тебе.
Что? Пусть?!..
…Мне надоело чувствовать
неправым
Себя перед тобой, -- и не смирюсь.
…Найдёшь, должно быть, колкие
Слова
Своей победы ради – пусть
мгновенной
и крохотной…
…Уйду я – несмиренный,
непобеждённый,
Но – без торжества.
26/V – 2003 г.
«Любовь – старая штука, но каждое сердце обновляет её по – своему».
Высказывание кого—то из великих (не помню чьё).
История одного чувства (надежды, мечты, очарование, и – разочарование, вплоть до потери надежды).
Посвящается Лене Макухиной.
I.Начало.
Стремлюсь я, нет, рвусь – к тебе, --
Кто’ знает, какая сила
В стремлении безнадежном
Ущербной моей души…
Я жду от тебя письма –
Но лучше б ты позвонила, --
Я жду от тебя звонка…
Нет, лучше мне напиши!..
Вечер 17/III – 1999 г.
II. Фантазии.
Так как ты меня понимаешь –
Не способен никто понять;
Так как ты меня обнимаешь –
Не способен никто обнять;
Так как в губы меня целуешь –
Разве будет кто целовать,
Так как ты без меня тоскуешь –
Разве будет кто тосковать;
Так как после разлук встречаешь,
Никогда другой не встречать…
Ах, души ты во мне не чаешь,
Ну, казалось бы, благодать!..
…Так как ты меня любишь, верно
Никому любить не дано…
Будем вместе всегда, наверно?..
Иль тебе это всё равно?..
Конец марта 1999 г.
III. Игра.
…Так давай же целоваться,
Пока нас никто не видит, --
Если ж кто увидит, сразу
Целоваться перестанем…
…Но чего же нам бояться
И стесняться –
Мы же дети, --
Так давай же целоваться,
Позабыв про скучных
взрослых,
Позабыв про всё на свете!
1/IV - 1999 г.; ноябрь 2000 г.
IV. Встречи.
Ты уклонешься
От поцелуев,
Хоть мы уже встречались
много раз,
Но я любовью страстною
волнуем
Гораздо более, чем ты сейчас.*
Как не дано нам знать,
что с нами будет,
Не знаем: состоится ли Любовь…
…Но пусть душа твоя
меня не судит
За то, что я в_с_е_г_о хочу с тобой.
В ночьс 6 на 7/IV – 1999 г.
*Т.е. т_ы -- во время каждой встречи.
V. Мольба.
Не бросай меня, не бросай,
Не отказывайся от меня! –
Мне с тобою – и то не рай,
Без тебя же – хуже огня,
Что в аду горит посейчас,
Хуже, чем души моей
смерть…
…Ты на чувство моё ответь
Не словами – улыбкой глаз!..
Днём 7/IV – 1999 г.; в ночь с 8 на 9/XI - 2000 г.
VI. Накануне разрыва, но: ещё была надежда.
Как умеешь ты быть непреклонной,
И ценить непреклонность свою…
…Что ж мне делать:
Я, бедный влюблённый,
Пред тобой виновато стою.
…Но – оттаяла ты,
но -- смягчилась!.. –
«Милый, милый… Пока…
не твоя…»
Мне слова эти – как божья
милость, --
И безудержно радуюсь я!..
15/IV – 1999 г.; в ночь с 8 на 9/XI - 2000 г.
VI. Иллюзия любви. Сомнения.
Я целую тебя, целую,
Обнимаю тебя я вновь…
Ах, в тебе я обрёл такую
Непростую мою любовь.
Я целую тебя, целую,
И взахлёб об этом пишу,
По тебе в разлуке тоскую,
И тобою себя чарую, --
А встречаясь, тобой дышу.
Как боюсь с тобою встречаться,
Как желанны встречи с тобой…
Непростая моя любовь, --
Тяжело мне в этом
признаться!..
31/ III – 1999 г.
VII. Тяжкие сомнения.
Тебя опять увижу и пойму,
Как тяжело мне было одному,
Но почему ж задумываюсь я:
Откуда ты взялась, любовь моя?
Откуда ты взялась,
Придёшь к чему,
И так ли плохо было одному?
Сомненья мне покою не дают,
В моей душе сомнениям уют…
…Отрадно нам вдвоём,
о_т_р_ад_н_е_й л_и?
Скажи мне, что друг
в друге
мы нашли?
Так тяжко сомневаться
Я устал, --
Я не об этом с юности мечтал…
…Тебя опять увижу и пойму,
Насколько легче -- проще одному.
Апрель 1999 г.; переработано в январе 2008 г.
VIII.
После разрыва.
IX. Ты в своей гордости – гордыне
Несбыточную ждёшь Любовь…
…Как трудно без тебя мне, и не –
легко мне быть с тобой.
Ты от меня любви не требуй:
Пусть я не худший из людей, --
Но – ждёшь небесного, а небо
Не для земных страстей.
Вторая половина апреля 1999 г.; в ночь с 8 на 9/XI – 2000 г.
X. I X. Конец надежды.
Ты н_и_ко_г_д_а в постель не ляжешь
Со мной, -- ложусь я без тебя,
И н_и_к_о_г_д_а ты мне не скажешь –
«Родной!» -- д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о л_ю_б_я,
И н_и_к_о_г_д_а ты не погладишь
Меня, как мать, по голове…
Зачем живу, чего же ради,
Когда все мысли – о тебе?..
…И новые стихи в тетради,
П_о_с_л_е_д_н_и_е стихи в тетради –
О_ н_е_у_д_а_в_ш_е_й_с_я с_у_д_ь_б_е…
В ночь с 16 на17/IV – 1999 г.
III.»Любимые любимым дарят нежность» (2000—е годы).
***
Ты понимаешь каждую строку
Мою, -- и каждая тобой хранима…
…Какую ж я изведаю тоску,
Уйдя к другой –
нечуткой,
нелюбимой.
Перетоскую и перебешусь,
Пройду через фальшивое участье…
…И лишь когда к тебе,
К тебе вернусь, --
Пойму, что’ значит
и_с_т_и_н_н_о_е с_ч_а_с_т_ь_е.
Середина ноября 2000 г.
***
Бывшей
любимой
И. Н.
Стихи мои и суше, и грубее,
Чем раньше (лёгкость мне
не по плечу), --
И обращаюсь часто в них
к тебе я,
Хоть о тебе и помнить
не хочу;
И если образ собственный
разрушу
(всегда – романтик
и всегда – влюблён), --
То всё равно – мою
не трогай
душу:
Ты слышишь
еле слышный
её стон?..
16/XI – 2000 г.
***
Оксане Г.
В постели один я,
почти как в могиле:
В могиле – один
И в постели – один…
…Ах, если б меня хоть немного
любили
Вы, -- всё-таки сердце –
не камень в груди.
…Горячее сердце –
Холодное сердце, --
какое ж у Вас? –
я не знал никогда…
…Один я в постели –
И некуда деться –
Мне н_е к_ к_о_м_у д_е_ть_с_я, --
Вот разве т_у_д_а.
Ноябрь 2000 г.
***
I.
Что за странный сердцу знак
(может, предзнаменованье?), --
Что её встречаю так –
Без стремленья, без желанья,
И не думая о том,
Чтоб её (случайно) встретить.
Если скажет мне о чём,
Вряд ли я найдусь – ответить.
10/XI – 2000 г.
***
II.
…Бывают встречи – вовсе ни о чём
Поговорить не могут – просто двое
(Как им задеть друг друга за живое)
Сошлись – расстались…
Ничего потом.
…Бывают разговоры – ни к чему,
В них нечто
ускользающее
длится,
Но ничего – ни сердцу, ни уму…
…А жизни
перевёрнута
страница.
11/IV – 2003 г.
***
«Другие уводят любимых…
Анна Ахматова.
«Мысль изречённая есть ложь…»
Ф. И. Тютчев.
«Как те слова, что непроизносимы…»
Леся Украинка.
(пер. с укр. Н. Чуковского).
Любимые любимым
дарят нежность, --
Не всем же, впрочем, это суждено…
…Мне оставалась только
безнадежность
И разочарование одно.
А о любви так редко говорил я
(В моей душе сомнения
и страх)…
…И пусть порой проскальзывала
сила
В моих, что как бы невзначай,
словах, --
Но разве в_с_л_у_х они произносимы?
Когда они звучат – им –
грош цена?..
…Другие уводили прочь
Любимых, --
Мне оставались только имена.
23 – 24/XI – 2000 г.
***
Ире Назарец.
-- Ты мне всё
прощаешь?
-- Да, всё, всё!..
Из разговора между
любимыми.
Мне сердце любящее
всё прощает, --
За что же отторгаю
так
его я? –
Не повторяю радостно:
«Н_а_с д_в_о_е! -- я и она, --
Другое повторяет
Моя душа, -- лишь те слова ,
которых
Нет в л_юб_я_щ_и_х с_е_р_д_ц_а_х
и быть не может…
…О_н_а ж мне дарит
ласковые
взоры*
И каждый мой приход
её тревожит.
11/XII – 2000 г.
_____________________________________________________
*»Ласковые взоры» -- выражение из стихотвворения
А. Ахматовой «Одни глядятся в ласковые взоры…»
***
Ирочке Топчий, с любовью, увы, неразделённой.
-- Я люблю тебя!
-- Что же я могу сделать…
Из объяснения.
«Что же я могу сделать?» --
сказала.
Что же делать? – да просто живи!
Я_ л_ю_б_л_ю! –разве этого мало?
Захотелось в_з_а_и_м_н_о_й л_ю_б_в_и!
Из стихов 1998 г.
I.
Сколько страсти в признаньях
моих, --
Но – «Что ж я могу сделать», --
сказала.
…Я люблю – разве этого
мало?
Значит, буду любить
За двоих.
Ах, Любовь – это тяжкая
ноша,
Если любишь, как я,
за двоих…
--…Ты б сказала мне:
«Милый, хороший, --
С_к_о_л_ь_к_о ч_у_в_с_т_в_а в признаньях
твоих!»
II.
Д_р_у_г_о_г_о давно от тебя
ожидаю, --
Тех слов, что утешили б
душу мою…
…Но я, как и Анна, не к раю,
а к краю*,
А может, и вовсе уже
на краю.
…Мгновенье – и в пропасть
(манящая бездна)…
Со мной разобъются
надежды, мечты,
Слова, что тебе не сказал:
я исчезну
из мира… -- Но в мире
останешься –
ТЫ, ---
Достойная слов не такого поэта
Как я, и любви не такого,
как я,
Пришедшая в мир сей
из музыки, света**
Других измерений…
Родная
моя!..
Первая половина декабря 2000 г.
_______________________________________________________-
*Слова из стихотворения Анны Присмановой («Не к раю приближаюсь я, а к краю // Мне данной жизни, плача и звеня…»
**Из стихотворения Ирины Топчий. У неё так: «Я буду с вами в музыке и свете…»
Космически – земное, с явным преобладанием космического: попытка выразить эфемерность.
«Выразить невыразимое –
Вот она – моя задача…
Но иду так часто мимо я
Э_т_о_г_о – и горько плачу.»
Из давних стихов.
*** I. (Фантазия).
У тебя голубая кожа,
А глаза твои – словно сны, --
Вся ты, девушка, непохожа
На обычных, наших, земных.
В межпланетных пространствах
этих
От звезды до звезды –
ле – тим, --
А потом, на твоей планете
Мы молчанием говорим.
…еле очерчены губы,
Целовать бы я их не смог,
И объятья твои не………….
А легки и нежны,
как вздох…
…Каждый день твой
пусть будет светел,
На Века чтоб хватило их…*
…Я т_а_к_о_й на земле
не встретил
Даже в снах
Чудесных
моих…
18/XII – 2000 г.
*Т.е. светлых дней – на Века.
*** II. Ещё бо’льшая эфемерность
(опять фантазия).
«Выразить невыразимое…» и т.д.
Попытка.
Строфы.
***
…Словно воздух неуловима
(Уловить только могут сны), --
Остальные всё мимо, мимо –
Остальные не влюблены.
***
…И скользим мы вместе
с тобою,
Не любовь, о нет, не любовь,
Не назвать т_а_к_о_е любовью, --
Просто мы на века с тобой.
***
…Ты легка, словно ………………..
Далека от прочих людей, --
Не спрошу, оглянувшись –
«Где ты» --
Ведь рука трепещет в моей.
***
Не встречаюсь я, а встречаю,
Отвечаю улыбкой (да),
И с землёй -- навсегда? -- прощаюсь,
И скользим с тобою т_у_д_а… --
***
Мы скользим поверх
расстояний,
Вне пространства и вне
времён,
«До свиданья?» -- не до «свиданий»
В_ м_и_р_е э_т_о_м, где только он –
Свет, что нас встречает,
сияя* --
И готов нас к себе
принять…
…Но взглянул сейчас
на тебя я –
Ты прозрачной
успела
стать…
________________________________________
*Т.е. улыбаясь нам – приветственно.
____________________________________________
Мой комментарий к концовке стихотворения.
_________________________________________________
Моя всё-таки земная природа, её – не – и вне – земная: её эфемерность: «ты прозрачной успела стать» -- на этой грани – расстаёмся. Сначала думал – навсегда вместе («Просто мы на века с тобой»), но – земля притянула меня – земного.
18/XII – 2000 г.; немного доработал – в августе 2022 г.
***
Ирочке Топчий.
Не –любимый – Любимой.
Моя душа тебе принадлежит
Твоя ж душа принадлежит
другому,
А может
А может быть, и вовсе никому,
Не всё ль равно… -- Но – без тебя –
как жить,
И вынужден брести я к своему
Такому одинокому, чужому,
И бесприютному такому
дому, --
Как бы и_з с_в_е_т_а т_в_о_е_г_о –
во тьму…
…Моя душа тебе принадлежит,.
Твоя ж... О что мне делать,
подскажи!
…Не можешь ничего
наверняка
Ты знать, -- да потому что
в ожиданьи
Е_д_и_н_с_т_в_е_н_н_о_г_о,
Г_л_а_в_н_о_г_о свиданья,
Когда т_е_п_л_о д_в_о_и_м, -- в руке
рука.
Между 17 и 19/XII – 2000 г.
***
Ирочке Топчий, с безответной нежностью.
I.
«Обними меня», --
ты не сказала,
И не скажешь, увы,
никогда…
…Начинать в 38 сначала? --
Ведь душа уж не так молода
Для любви, как т_о_г_д_а…
Но огонь
в ней
До сих пор… -- Только им
Я храним…
…Хоть когда-нибудь
с нежностью
вспомни
Ты – меня, кто тобой
не любим.
17 – 19/XII – 2000 г.; доработано 15/XII – 2005 г.
II.
Мной лелеемый, нежно хранимый
Образ твой не растает как дым… --
Чем любимым быть
для не – любимой,
Лучше быть не – любимым твоим.
Между 17 и 19/XII – 2000 г.; доработано – 15/XII – 2005 г.
Ирочке Топчий, милой.
( Мечта). I.
«Ты – прелесть моя!»
Она – мне.
Я знаю – говорить я буду
(слова, что, может быть, приелись
другим) Тебе:
«Ты – просто чудо!»
И мне в ответ:
«Моя ты прелесть!!!»
Мы, взрослые, немножко дети,
В слова играем? – больше –
В Нежность,
Затем, чтобы на этом свете
Поверить в счастья
неизбежность;
Чтоб жизнь вдвоём
казалась раем
Порой – неважно остальное ---
В Любовь серьёзно мы…
играем?.. –
Нет, не игру – ЖИЗНЬ
выбираем… ---
-- С тобою – я,
А ты – со мною.
19 – 21/XII – 2000 г.; март 2001 г.
Ирочке Топчий.
(Жизнь). II.
«Когда тебя любит любимая тобою женщина – и её, и твоя душа – в полёте, и ваши души встречаются на невероятной высоте, недоступной простым смертным – нелюбимым и нелюбящим.»
Из дневника, 2006 г.
«Дружба – это любовь, лишённая крыльев».
Чьё-то (не помню чьё) высказывание.
…О дружбе только,
а – не о любви,
Что на любовь – табу – я знаю чётко…
Но как могу я не любить твои
Глубокие глаза, твою походку
Летящую…
У_ч_а_с_т_л_и_в_а была
ко мне, -- а счастья миг –
казалось, -- вот он*… --
но…
Ты меня на дружбу обрекла,
Любви ж своей лишила,
как полёта.
25/XII – 2000 г.; доработано в январе 2006 г.
__________________________________________________________
*Дотянуться только, но… обрыв: не дотянулся.
***
Милой Ирочке Топчий.
Не – прощальное стихотворение.
…Прощаться не пора пока что
нам –
Мы многого друг другу
не сказали, --
Пусть мы не вместе,
Но – т_е_п_л_о с_е_р_д_ц_а_м
Д_в_о_и_м…
Прощаться?.. –
Мы не на вокзале,
И не разъедемся
по городам,
Где будут – всё -- вокруг –
чужие
люди…
…Да разве можно
д_в_у_м р_о_д_н_ы_м с_е_р_д_ц_а_м
Разъъехаться!..—
Прощания -- не будет.
В ночь с 1 на 2/I - 2001 г.
***
Ирочке Топчий.
Оспаривать замысел Бога –
не зряшная ль это затея?..
С тобой я встречаюсь так много,
К тебе прикасаться
не смея.
В ночь с 1 на 2/I – 2001 г.
***
Ире Топчий,
замечательной поэтессе
с высокой душой.
До Тебя – до высокой Души
Не достать… -- Но какая же сила
В тех словах -- «Ты меня напиши»,
И – дремавшую кисть разбудила.
…На холсте – лишь небесный простор:
Ты ведь Чувство моё
не неволишь, --
С ним (с тобою) веду разговор…
…Не с тобой, а с картиной
всего лишь.
2/V – 2001 г.
*** I. Ирочке Топчий , с безответной
нежностью.
Хочу я – и не смею говорить
С тобою о любви моей, -- взгляну
Порой с надеждой… -- Сможешь ли
простить
Меня за то, что я_ тебя одну
Любил… -- Поймёшь по выраженью глаз,
По тону (как с тобою говорю),
Что э_т_о ч_у_в_с_т_в_о в сердце
и сейчас,
Как Феникс, возрождаясь;
но –«Люблю»
моё подчас навязчиво…
Как быть,
Чтобы тебе собой не докучать…
…Не знаю, сможешь ли
меня простить,
Не знаю, сможешь ли
меня понять…
В ночь со 2 на 3/IV – 2002 г.
***II.
Не отвечай любовью на любовь мне
(Как стоны сердца моего тихи),
И, если можешь, в будущем
не помни
Меня, -- лишь вспоминай
Мои стихи.
Им, детям, оставаться б
нерождённым,
Когда бы не случилась не – любовь
Твоя ко мне, и сердца тихим
стоном
Прощаются, прощаются с тобой.
Начало апреля (?)2002 г.
***
Ире Топчий, со всей силой безответности.
Тяжкая ноша, какая же
тяжкая ноша, --
Тяжко ношу я в душе: не любим
не любим…
Очень хотел стать желанным
твоим и хорошим,
М_и_л_ы_м…
Остался, увы, для тебя
никаким.
Что остаётся? смиренье?
а разве бунтую?
Сердцу-то больно, но как
не смириться уму…
Пусть безразличье наступит…
…Но вновь захочу я
Слышать твой голос
единственный,
верить ему.
25/IV – 2003 г.
***
Молчи ты или кричи –
Не изменить ничего…
…Любовь – и ветер в ночи
Близ сердца твоего.
Молчи ты или кричи –
Пронизывает до души…
…Любовь, но – ветер в ночи
Надежд последних лишил.
27 – 29/IV – 2002 г.
***
…Я посвящал не так уж много их
Тебе, и всё-таки не очень мало,
Но как же не хватает глаз твоих,
В моей душе читавших…
Понимала
Меня – я знаю – глубже
прочих – всех,
Была со мной, б_ы_л_а, -- а это значит,
Что не разделим поздний мой успех,
Не выпьем в_м_е_с_т_е горечь неудачи.
30/IV – 1/V – 2003 г.
***
Всё время ищешь женских
утешений,
И не находишь: что’
души полёт, --
Как будто Беатриче, зная –
гений,
Тебя утешит, песенку споёт.
Себе всё время ищешь
оправданий,
И не находишь, свой покой
губя…
К чему приходишь:
нет надежд, желаний,
И не осталось жизни у тебя.
3/V -2003 г.
***
Оксане Глазуновой.
…Новая пришла и отличила,
Думал я -- меня, -- из всех,
из всех, --
В жестах и словах – такая сила,
Что’ пред этим почести, успех.
Славная пришла. Зовут – Оксана.
Я-то что’ ей – ни добро, ни зло…
«Ты подумал?.. – посмотрела, --
Странно.»
Наважденье.
Было.
Всё.
Прошло.
19/VI – 2003 г.
***
Оксане Глазуновой.
…Я для тебя – один из многих,
Ты для меня – любовь – беда.
Случайна встреча на дороге, --
Тебе – туда,
А мне – туда.
Пойдёшь ты с лёгкою душою,
А я –
с тяжёлою
душой…
…Какая бездна меж тобою
И мной.
19/VI – 2003 г.
***
Вести двойную жизнь – она
Зачем тебе, зачем – двойная?..
…Там – милая,
а здесь –
жена,
Здесь – м_ы – п_о_к_а ч_т_о,
там – большая
Любовь…
Из доброты живёшь,
Из состраданья – с ней – с судьбою
Твоей былой…
Но вечно –
ложь,
И – верит – счастлива с тобою.
25/VI – 2003 г.; доработано 15/XI – 2005 г.
***
Оксане Глазуновой.
…Когда меня о чём-нибудь
попросишь,
Ах, не могу тебе я отказать, --
Как будто душу ты мою уносишь,
Баюкая, -- туда – где –
благодать.
Но эта благодать недолго длится,
Выдумываем счастье навсегда ль?!..
…Мечта, как неприрученная
птица
Пока что здесь, мгновение, и –
вдаль.
15/VII – 2003 г.
Ушедшей от меня.
…А небо всё такое ж голубое,
Как и тогда, что были мы
с тобой
Близки… --
Но пол – души ушло
с тобою,
А пол – души осталось мне:
ЛЮБОВЬ.
30/IV – 2005 г.
***
Ире Назарец.
Ты была предо мной – обнажённой,
Т_а_к л_е_ж_а_л_а, не зная стыда, --
Задыхаясь – любя,
в твоё лоно
я входил…
…Только жаль, никогда
Не родишь мне ни дочку,
ни сына,
Одинокие мы…
Наконец
Страшно всё-таки лечь
в домовину*,
Не услышав ни разу:
«Отец!»
Это краткое, милое слово
Прозвучало бы музыкой мне…
…Просыпаюсь и чувствую:
снова
Был отцом я. Недолго. Во сне.
Первая неделя декабря 2005 г.; апрель 2008 г.
________________________________
*Гроб.
***
«Все посвященья кончились давно –
Я никому стихи не посвящаю…»
Из стихов 2005 г.
Меня ты ловишь на противоречьях –
«Вот здесь… вот… дальше… видишь?..
выбирай…»
Я замолчал – и наслаждаюсь речью
Твоей – ещё, ещё! – не замолкай!
О том – другом – значенья не имеет –
Для любящего сердца не слова
Важны, -- т_е_б_е внимает, и сумеет
Понять, что не в словах – отнюдь! –
жива
Любовь…
Замолкла ты – две, три
минуты,
Пять – длится смерть –молчание души,
И это было б всё равно кому-то –
Не мне, -- прошу: «Вновь говори – дыши!»
О вновь заговорила – задышала! –
Но прозреваю я иной простор:
-- Я слушаю Тебя –
и слов мне мало, --
Объятья: так! – безмолвный
разговор.
13 – 14/XII – 2005 г.
Влюблённая балерина. Фантазия.
Танцуешь, девочка,
в балетном
классе,
Ещё так рано – в классе – никого, --
Одна…
Не думаешь о раннем часе,
А вспоминаешь Принца своего,
Как Золушку
недавно танцевала,
Как принц влюблённый
туфельку поднёс
Тебе... – И ты – в ответ – затрепетала, --
Всё для тебя впервые
и всерьёз.
…Но – раньше: как тебя
он кружит
ловко
По сцене – грезишь –
любящей рукой,
Конечно, мастер танца –
есть сноровка,
Но только – как с партнёршею –
с тобой,
А ты и_н_о_г_о, б_о_л_ь_ш_е_г_о хотела, --
Не просто танцевать, а рядом
жить –
С_ н_и_м р_я_д_о_м (танец!) –
изнывало
тело
(Но танец, танец!) –
словно ты
хотела
Не балериной – Женщиною
быть.
Что ж он? Пленяет всех
прыжков
каскадом,
Потом – вдруг – взглянет на тебя
порой,
Прыжок, поддержка – и –
«Он рядом, рядом!» --
И поблагодаришь его ты
взглядом,
Его рукой коснёшься,
нет – Душой.
…Но снова – т_а_н_е_ц т_в_о_й,
О, просто чудо,
В него всю – в_с_ю Любовь
вложила ты,
Как будто бы (его я помнить
буду)
Твой танец – эта музыка –
оттуда ---
Где все --- всегда – сбываются
Мечты.
…Все восхищаются:
«Как танцевала!»
А ты ЖИЛА, ЛЮБИЛА ---
знаю я ----
Тебе огромной сцены
было
мало, ----
Огромнее
Была
ЛЮБОВЬ
ТВОЯ.
14/XII, 29/XII – 2005 г.; 15/IV, 26/XII – 2008 г.
***
-- За что ты её любишь?
-- Любят не за что, а вопреки.»
Из разговора.
Написал я (все буквы большие)
Твоё имя – зачем? – ведь оно
В душу вписано…
Мог из души я
Взять слова, что сказать
не дано
В разговоре с тобой…
Молодая,
Привлекает тебя молодёжь, --
И войдут – и, ничуть не страдая,
Вместе с ними куда-то уйдёшь.
Вот – ушла – я хотел, чтоб осталась…
Вроде ты не такая, не та,
Что нужна мне…
Люблю? –
показалось,
может быть…
Ну подумаешь – малость, --
Мне чужая ушла…
ПУСТОТА.
15 – 16/XII – 2005 г.
***
Любимая – единственная радость
(Не просто С_л_о_в_о, лучшее из слов),
Ничем не заменимая отрада
Моих былых и нынешних часов.
Любимая – единственное чудо
Ии нынешнего, и грядущих
дней…
…Но тише, тише…
Я спокоен буду…
Пока…
Не приккоснёшься ты…
ко мне…
В ночь с 17 на 18/XII – 2005 г.
***
Посвящается Жану –Полю Сартру и Симоне де Бовуар, двум великим французским писателям и философам -- их необычной (странной!) любви.
Сартр и Бовуар любили друг друга (между ними была глубочайшая духовная связь), но они оба проповедовали абсолютную сексуальную свободу. «Я – твой», «Ты – моя» -- такое было им органически чуждо.
«Ты – мой!»
Она – мне.
«Я – свой собственный».
Я – ей.
Из моего разговора с любимой.
Пусть я над тобою
не властен,
Как был бы
не властен
любой,
Бываю и нежен,
и страстен,
Когда – не моя – ты со мной.
А если б моею ты стала
(Недолго мы счастьем живём),
Простору бы мне
не хватало,
Не твой – даже если вдвоём
С тобою… -- А надо ли охать –
Стихи не печальны мои, --
Н_а_м в_м_е_с_т_е бывает неплохо,
Но м_ы по природе – н_и_ч_ь_и.
26, 31/XII - 2005 г.; 5/I – 2006 г.
Стихи о понимании.
Ты говоришь – тебя я понимаю,
Но разве я в и_н_ы_е души вхож? –
Ты – сложная,.
глубокая
такая,
Понять тебя не просто…
-- Ну и что ж, --
Как видно – возразить мне захотела, --
-- Возможно пониманье, говорю!..
…Вникаю до какого-то предела
В б_о_л_ь_ш_у_ю сущность, б_л_и_з_к_у_ю,
т_в_о_ю.
Но е_с_т_ь л_и смысл, в_с_е_г_д_а л_и,
в пониманьи,
Или спокойнее – не понимать?
…Заглянешь в чью-то душу
(а заране
не ведаешь), откроешь
(если б знать!)
Допустим, лживость, ты –
обескуражен, --
Д_у_ш_а т_а_к_а_я –
неуютно
с ней…
…М_и_г п_о_н_и_м_а_н_ь_я
(в глубь –
чужую) –
важен
Бывает, но – не понимать
важней
Тебе – п_о_д_ч_а_с…
Об этом ты
не знаешь,
А можно – знать, возможно ль –
это –
знать?
…И чью-то душу
в_р_о_д_е
понимаешь,
Другой – тебя –
п_ы_т_а_е_т_с_я –
понять.
27 – 28/XII – 2005 г.
Стихи о смерти.
Из цикла.
IV. Последние минуты.
Ты в полузабытьи –
уже на грани
Земного, и – иного бытия
(Как будто чьи-то чудятся
рыданья),
Ушло твоё телесное
страданье ---
И вместе с ним
уходит
жизнь
твоя.
…Когда-то девушка тебя любила,
Пять лет как верная жена ждала,
Не дождалась…
Когда всё это
было…
О лучше бы твоё «вернусь»
забыла, --
Но нет: т_а_к о_ж_и_д_а_я, умерла.
«Та девушка… влюбился…
понимаешь…
потом вернуться…
стыдно…»
Эту ложь
Простила; подошла:
«Не умираешь!»
Ты вновь здоров.
«Тебя люблю я…
знаешь…»
И – встал, и – за руку Её
берёшь.
Но дальше, дальше – грезишь:
Вы – у цели:
В_а_ш д_о_м_и_к. Вы вошли в него.
Почти.
…Но вдруг –
бесформенное –
у постели:
ОНА, ВИНА…
Ты дышишь еле – еле…
…бееззввуччно шепчешь:
«милая… прости…»
20 – 24/I – 2006 г.
Первая любовь.
Ире Назарец,
моей любимой.
«Давай с тобой не будем говорить про любовь.»
Моя любимая – мне.
Не будем про любовь, --
тогда про что? –
Про то как мы
под сильный дождь
попали? –
Как я накинул на тебя
пальто
(Но платье лёгкое промокло, т_о)…
Нам – по четырнадцать.
И всё – вначале.
Не будем про любовь, --
про что тогда? –
Про то, как шли мы
из кино
с тобою?
Фильм – о любви – в нём –
радость и беда…
Мы взялись за руки, как…
иногда.
Но это не назвать ещё
любовью.
Не будем про любовь…
Про что – ответь,
Про что мне говорить –
с тобою рядом?
Про то, как мне хотелось…
умереть,
Когда не удостоила ты
Взглядом
Меня (был спор), и я ушёл –
с тоской,
Подавленный (как подойду?
ответишь?)…
…Мы помирились через день
с тобой,
И, рассмеявшись, обнялись
как дети.
Потом играли во дворе
вдвоём:
Я – муж, а ты – жена.
Мы – как большие.
Друг друга – «милый», «милая» --
зовём…
И – час настал, --
не думали о нём:
Серьёзный взгляд.
Три слова.
Всё – впервые.
9, 18 – 22/I – 2006 г.
***
«Я буду ждать тебя т_а_м (в мире ином
-- В. К.), где все встречаются…»
Из спектакля «Грамматика любви» (по мотивам рассказов И. Бунина).
I.
Благословив меня
прощальным
взглядом,
Ушла навек… --
Когда пришла беда –
Я понял, что в_с_е_г_д_а
б_ы_л_а т_ы
р_я_д_о_м
В обличьях разных
в разные года.
Сначала – в школе –
девочкою милой,
В учёбе помогавшей мне всегда,
И, кажется, у_ж_е меня любила
Я этого
не понимал
тогда.
Была со мною девушкой –
сиделкой,
Когда, студент, в больницу
я попал,
Как часто пела мне -- с_е_р_д_е_ч_н_о,
Стеллкой
Тебя я звал, полутливо –
Стрелкой,
И как-то – в первый раз! –
поцеловал.
Потом была ты девушкой
нарядной,
И шёл с цветами на свиданье я…
…Концертный зал…
Поёт певец
эстрадный,
Слова о_ н_а_с… --
Прижалась –безоглядно
Ко мне всем телом –
(прошептала –
«Ладно…
у нас?..) –
Душою! – милая моя!
Потом ты стала верною женою, --
И быт, и воспитание детей, --
Н_а н_а_с д_в_о_и_х, -- живём
о_д_н_о_й
с_у_д_ь_б_о_ю
С тобою, -- вижу часто:
над строкою
Моей ликуешь, плачешь, --
ты со мною
В_с_я! – нет, б_ы_л_а – до завершенья
дней
Твоих…
Живёшь в душе моей – не рядом
Со мной…
Мне тоже – в мир загробный –
т_о_т,
Вслед за тобой… --
Смерть – женщина –
Нарядом
(Весь чёрный) – устрашит
и страшным взглядом,
мертвящим взглядом ----
Плоть мою убъёт,
Лишь только плоть, но
души будут
рядом ---
Моя с твоей, -- им не грозит
Беда…
…Благословив меня
прощальным
взглядом
Со мной прощалась ты
не навсегда…
13 , 16/I -14/II – 2006 г.
II.
Они танцевали одну только зиму,
Не зная, что в будущем – не обречённо
Сперва…
Говорила глазами:
«Любимый!»
В ответ улыбался глазами
Влюблённо.
Потом заболела, узнав --
не поверил,
Но вот от врача её правду
услышал, --
И в танце, в преддверии
страшной потери
Кружит её – бережно –
тише и тише…
Кончалась зима,
а весна – наступала,
Пора и любви, и надежды
(усталость),
и перед весною
любимой
не стало…
…О как она трепетно с ним
танцевала,
Обняв его…
Знала: недолго осталось.
…Теперь он как будто бы
слышит: «Любимый!»
У памятника, где цветы –
не увяли
Ещё…
Танцевали одну только зиму…
Весна, а любовь – снова танец –
едва ли
Возможен с другой –
«Просто незаменимой
Была… Хоть в душе, но –
навеки
останься!»
…Они танцевали
одну только зиму…
Любовь без любимой его
и – без танца
Вдвоём…
Но счастливой она
уходила,
Уже говорить не могла, и –
глазами
«Любимый!» --
как раньше, ему
говорила…
Ушла, его здешнего счастья
лишила…
…Он – дома. Портрет.
Рядом – ваза с цветами;
Глаза как живые –
ГЛАЗА, и -----
разлука
Не так безысходна,
не кажется вечной…
…Они танцевали…
…Но – сердце…
Ох, мука…
И тянется к столику,
капель сердечных
Накапать…
Но – поздно уже
и – упала
рука…
Танцевали…
Теперь – в бесконечность?..
…А в белых просторах
его ожидала
Она…
Снова танец:
Не кончится:
В Е Ч Н О С Т Ь.
Вторая половина февраля 2006 г.; немного доработал в августе 2022 г.
Случайность встреч, случайность расставаний.
I.
Случайно всё:
Случайность встреч,
Случайно ты её увидел,
Не видел глаз,
не слышал речь
Её – по счастью – не обидел,
Не встретишь никогда потом,
Да и нужна ли эта встреча? –
и – вновь – в свой одинокий дом,
дом, где не слышно
женской
речи.
II.
Случайность встреч,случайность расставаний
(тут нечего и в памяти
беречь), --
И неожиданность твоих
свиданий,
И чья-то неожиданная
речь,
И с женщиной случайною
не грубо,
не ласково –
простишься
навсегда…
…А чьи-то
непредвиденные
губы
Тебе: «Любимый!» -- но –
когда?
Когда?..
18 – 19/I - 2006 г.
В поезде.I.
…Под щемящий перестук –
Стук колёс, стук колёс, --
Сердце вздрагивает вдруг,
Наяву – так всерьёз,
Забываясь и скорбя –
Стук колёс, стук колёс, --
Не к тебе, а от тебя ----
Навсегда, -- так всерьёз.
27/IV – 2003 г.
В поезде. II.
…Несётся поезд – он наверняка
Спешит…
Под стук колёс – твоя тоска,
Тук – тук – ритмично…
От тоски
спасенья
нет…
…Снова станция… --- Е_ё лицо?!..
окно…
Рванул ----
«Нет – нет…
В конце концов!..»
…Случайный взгляд – на палец, --
и --- «Кольцо!..
Венчанье.
Нынче --- праздник ---- Воскресенье.»
27/I, 29/I – 23/II – 2006 г.
***
Оксане Г.
Я тебя любить не перестану.
Безответно – столько лет
и зим –
Всё люблю пусть не мою –
О_к_с_а_н_у –
Ласковостью имени храним.
Впрочем, имя – то или другое –
Главное, т_е_б_е принадлежит,
Имя женщины другой –
чужое,
Ласково
во мне
не прозвучит.
…Вёсны,
зимы,
осени
и лета…
Зимы,
ле’та, милая? ---
ЛЕТА’!..
Счастья безысходного
примета –
Старого Влюблённого
Мечта.
1 – 3/II – 2006 г.
Триптих о любви.
I. Ире Топчий, высокой душе.
Любимая, таинственная суть
Твоя ночами
снится – снится – снится, --
О никогда не становись синицей
В моих руках, -- а журавлём
пребудь;
Журавль небесный
крылья
распахнёт ----
В просторы неба
(вижу)
ус – тре – мит – ся…
Ты и сама
не сможешь быть
синицей, ----
Небесная душа ---
Полёт – Полёт…
II.
Любимой, чистой и высокой.
Всей своей
(так представилось мне)
белизной,
Вссею ангельской сутью –
ты будешь со мной?
Прилетишь или нет –
я не знаю пока,
Но – как ангел и птица ---
прямо в небо –
строка.
III.
…Бросаюсь, голову очертя
Туда,
где нет
до сих пор
тебя…
…Но – жду и жду –
всколыхнулась высь,
Как призрак с призраком –
души
слились.
(Триптих написан 14 – 15/V – 2006 г.).
***
Посвящается Юле, девушке, которая сказала мне когда-то, что придёт ко мне рассказать об астральных телах. Воспоминание о давнем и взгляд в несостоявшееся будущее. Фантазия.
Мне не нужны астральные тела,
Меня к тебе влечёт и_н_а_я
сила, --
Я так хочу, чтоб ты
ко мне
пришла,
И чтоб свои улыбки мне
дарила.
Я так хочу, чтоб ты ко мне
пришла,
И – уцелеем в жизни
круговерти…
Мне ни к чему – астральные
тела,
Мне ни к чему – души моей
бессмертье,
Бессмертие души – и без
тебя? –
Меня к тебе влечёт
т_а_к_а_я
с_и_л_а…
Мне ни к чему о_д_н_а
м_о_я
судьба,. –
Я так хочу, чтоб т_ы с_в_о_ю
вручила
мне…
…Состоится или нет – ЛЮБОВЬ?..
Но с неба голос:
«Верьте… верьте… Верьте!..»
Коль Будущее
связано
с тобой ----
Любя друг
друга -----
Обретём бессмертье!..
Первая строфа – январь 1994 г.; остальное – в ночь с 14 на 15/V – 2006 г.; немного доработано в августе 2022 г.
***
Если любишь – то не упрекнёшь,
Если любишь – всё примешь
как есть,
Всё – пусть даже
Утрачена честь,
Всё – пусть даже
бесстыдная ложь.
Если любишь – поймёшь
и простишь
Ей, единственной и дорогой,
Пусть бедней, чем церковная мышь
Ты ---- ЛЮБОВЬ
у тебя
за душой.
Вечер 28 /V – 2006 г.
***
«Но люблю я одно – Невозможно…»
И. Ф. Анненский.
<<А вы думаете – я_ люблю? Нет, не только не люблю, но – боюсь его, но вся жизнь моя, увы, проходит под знаком этого «невозможно»>>.
Мой ответ Иннокентию Фёдоровичу Анненскому.
Ты что-то часто стала сниться
мне,
Вот и опять – во сне, --
свиданье наше
Не состоялось, ни по чьей вине…
…Но дальше – сплю, сон не закончен,
не…
Мы в комнате – вдвоём –
и свет погашен.
Тепло, уютно, --
чайник на плите
Свистит – о как мы про него
забыли…
…»Я выключу» -- и надеваешь те,
р_о_д_н_ы_е тапочки,
Идёшь к плите,
Вернулась. Счастье! – ты со мною.
Ты ли?..
…А может, просто в этих снах
слилось,
Что нам не удалось, о чём
мечталось,
Но наяву (что делать!) не сбылось,
Лишь ощущенье горечи
осталось;
Ей имя – не полынь, -- она – в душе
(Любовь двоих не стала их судьбою)…
…Настанут сны –
последние уже,
И попрощаемся
во сне
с тобою.
10 – 12/VI – 2006 г.; 11/III – 2008 г.; немного доработано в августе 2022 г.
В защиту любимой поэта (не обязательно поэта, это может быть любой большой художник).
…И пусть едки, колки
насмешки
света,
И жестока
посмертная
молва…
-- Она была л_ю_б_и_м_о_ю п_о_э_т_а, ---
И это --- всё.
Нужны ль ещё слова?
13 – 14/VI - 2006 г.
***
Нечётки, нет – размыты очертанья,
Не различаю их – наверняка,
«Как на песке построенное зданье» --
Чужая и прекрасная строка.
Не вижу ничего, но – было счастье,
К_о_г_д_а_-т_о б_ы_л_о, может быть, давно,
Мои тревоги и её участье –
К чему, к чему, раз всё предрешено;
Так на роду написано, наверно,
Души возобновляемая боль, --
Мне хорошо сегодня или скверно,
Но в сердце только: ж_и_л в_ч_е_р_а т_о_б_о_й.
23 – 24/VIII – 2006 г.
***
Наташе Москвичёвой.
Приди ко мне, пока тебя зову,
Узнав, нет – ощутив, как
нелегко
мне
(Потом о том, что звал тебя,
не вспомню),
И приласкай, п_о_к_а т_о_б_о_й ж_и_в_у.
Ещё ты надо мной
имеешь власть,
Но скоро сможем позабыть
друг друга…
…Так выйдем мы из
Замккнутого круга
Той Страсти -- той Любви,
что не сбылась.
Утро 25/VIII – 2006 г.
Двое.
Ступени.
Ире Назарец.
I.
Ты рядом. Но поймёшь ли
до конца
(Лишь только – «Пишет, -- думаешь, --
чего-то»,
И разочарования творца,
И духа каждодневные заботы.
Когда я в бездну падаю опять
(Один ты – не со мною)
Неудачи,
Что можешь? – слово нежное
сказать,
Понять, что тяжко мне,
и – приласкать,
Не больше. Но и э_т_о м_н_о_г_о з_н_а_ч_и_т!..
5, 11/IX – 2006 г.
II.
Чтоб не предать тебя, чтоб мы с тобой
Друг друга (любишь т_ы пока)
любили,
Выращиваю я в себе любовь,
Мечтая о её могучей силе,
Которая поднимет и спасёт
Меня, и возродиться я сумею…
…И пусть другая иногда влечёт, --
Я не предам тебя – наоборот,
Всей силой духа
потянусь
к тебе я!..
4/IX – 2006 г.
III.
Мы рады, что судьба свела тебя
со мной,
меня с тобой,
Пусть общей цели
и нет, -- уже мы больше,
чем друзья,
И больше, чем любовники;
в постели
Мы говорим о разном – обо всём,
Теплом сердец друг друга согреваем;
И если мы, счастливые, умрём,
То, верно, в мир иной
перенесём
Что в жизни этой
называли
РАЕМ.
17/VIII, 5/IX – 2006 г.
***
Ире Назарец.
Любимая, единственность твоя
Оправдана всей жизнью
непростою
Твоей, но вот Любовь
(ведь знаю я)
Даётся мне не просто так,
а с бою;
Борюсь я за ЛЮБОВЬ в моей
душе,
Победа будет или пораженье?..
…Но эти сны, счастливые уже…
Но это в глубине души броженье…
5/IX – 2006 г.; немного доработано в августе 2022 г.
***
Любовь придёт и жизнь
изменит,
В душе свершит переворот, ----
Тоску грядущую отменит --
Тоску на много лет вперёд…
…Но впрочем, это так,
мечталось
О том, чему не суждено…
…Любовь пришла.
Какая жалость,
Что дома*
нет меня
давно.
5/IX – 2006 г.
• Нет меня в моём земном (временном) доме.
Сомненья и Любовь.
Он долго не мог полюбить; многие девушки и женщины ему нравились, но он считал, что его сердце любить не способно. Однажды он встретил Её, и влюбился со всем пылом своей, такой ещё молодой, души. Но, -- «Не судьба, как видно, и на этот раз», -- думал он, немолодой
уже, человек, думал т_а_к как бы по привычке. Однако чем больше они общались, тем больше обнаруживалось душевно – духовное сходство между ними, тем явственней он видел и понимал, что это не просто сходство – Родство. «Нет, не судьба, как видно», -- т_а_к у_ж_е о_н н_е д_у_м_а_л. Любовь давно жила в нём , жила всё время – никуда не уходила, и только ждала своего часа, ждала, чтоб заявить о себе. И этот час настал – о_н п_о_н_я_л, ч_т_о п_о_л_ю_б_и_л.
Вечер 13/IX – 2006 г.
***
Посвящаю эту мини – новеллу Ирочке Назарец, моей любимой женщине, моему другу навсегда.
Они познакомились – и начали общаться -- пока только по телефону (о будущем они не думали). Шаг за шагом он узнавал её жизнь, как будто вспоминал такое, что знал уже когда-то, только забыл давно, и теперь это оживало в нём, и не просто оживало – начинало говорить, чем дальше – тем всё более мощным голосом. Встретились они или нет, соединили свои судьбы или нет (а если да – то как скоро это произошло) – я не знаю. Но главное, -- их души перестали быть одинокими и приняли друг друга навсегда…
В ночь с 16 на 17/IX – 2006 г.; дописано и доработано 25/IV и в сентябре 2008 г..»; ещё немного доработано в августе 2022 г.
***
Хочу общаться я с одной тобой
(Смотри – вокруг, а может и
на свете
нет никого!) –
О сердце как прибой
в моей груди,
Общенья
свежий
ветер!
Хочу с тобой общаться
tete-a-tete*
(Мечта, точней – надежда –
всех влюблённых), --
Как будто не было последних лет,
В разлуке,
как в неволе,
проведённых.
Утро 17/IX - 2006 г.
_________________________________________--
• Наедине (франц.).
I. Письмо небывшей.
«…на тебя, небывший мой.
Оглядываюсь – в будущее!!»
М. Цветаева.
«И на груди моей лежат
Цветы небывшего свиданья».
А. Ахматова.
«В мнимую руку взять
Мнимость другой руки…»
М. Цветаева.
«Поэзия – это вечное ожидание того, что не сбывается, и вечное обещание чего-то в будущем.»
Из моего дневника, 2006 г.
…У меня такая тоска по тебе, которой нет, и, может быть, никогда не было. Я понимаю, что стихи мои, тебе посвящённые, стихи, что я пишу столько дней уже, и никак не могу закончить, напоминают плохой подстрочник, но кто сказал, что я всегда должен писать хорошо? Я должен (вернее, не могу иначе) ошибаться, падать, снова вставать, биться о мои четыре стены, ища (жаждая!) – выхода – найти его, найти! – не находя его, и снова работая, работая, работая за моим письменным столом, к которому я приговорён самой судьбою: «Мой письменный верный стол…* И сквозь все мои заботы, работы, творческие радости и неудачи – я должен (вернее, не могу иначе) искать (моя душа ищет – не находит – и снова ищет), -- искать тебя, тебя одну и прозревать наше с тобой будущее. Это уже не любовь (Любовь к несуществовавшей – не жившей ?), не Любовь, а тоска по какому-то идеалу, Тоска по невоплотимости («Мой идеал как ореол Мне ночью светит с высоты, Осталось, чтобы он обрёл Земные зримые черты**). Вот ты, не бывшая, не жившая никогда на этом свете, но такая необходимая мне, знаешь главное о моей душе , в которой такая могучая сила нерастраченной Любви («Любовь, любовь, и в судорогах, и в гробе Насторожусь – прельщусь –смущусь – рванусь»***), такое желание эту Любовь отдать ---- а не только воплотить в стихи. Может быть, я кажусь тебе графоманом, исписывающим лист за листом, но я это делаю тоже, чтоб о_т_д_ат_ь другим, нынешним и будущим, силу моей любви, чтоб она и их захватила ---- моя огромная ЛЮБОВЬ, жившая и живущая во мне, теперь --- живущая в этих --- и будущих строчках ---- на этих листках…
Поздно вечером 19/IX – 2006 г.; доработано в мае 2008 г.; ещё немного доработано вв августе 2022 г.
II. Письмо с опозданием на 9 лет.
III. Посв. Светлане Савиной, моей несбывшейся любви.
«Необретённое хуже, чем утраченное. Ибо утраченное всё-таки было когда-то и радовало душу , а необретённое – это то, чего не было никогда, чего душа не знает… Так, чем дольше душа не знает любви, тем сильней и болезненней стремится к ней и страдает, не обретая её…»
Из моего дневника, 1980—е (?) г..г.
1. ***
2. Прошлое не даёт покоя – оно преследует меня, оно жжёт мне душу, оно отравляет меня своим жгучим ядом – и я невыносимо страдаю. Но отравленный обычно скоро умирает – я же вынужден т_о_л_ь_к_о мучиться: бессрочная мука («В себе как в тюрьме»****). «Прошлое невозвратимо» – аксиома. Переписка с ней только начиналась -- надо было продолжать. Не продолжил – оборвал. Теперь пишу письмо Ей -- спустя 9 лет: письмо почти в никуда. «Расстояния, вёрсты, мили…»***** А между нами не просто мили и города – между нами – годы, и не сосчитать несвершённостей – того что за эти годы было упущено, точнее – не обретено. Чем завершу я эти мои записи? – надеждой? – нет, слишком смело – вызывающе по отношению к моей судьбе, подчас немилосердной. Намёком на надежду: «Впрочем, верить – суждено»******; добавлю – «Если судьба твоя не противоречит вере твоей в лучшее, если она с ней уживается».
В ночь с 4 на 5/IX – 2006 г.
«А могло бы быть иначе» (Г. Ива’нов).
Всё.
2.***
…Я хочу забыть про неё – но всё время стоит перед глазами, -- она, та, чьё лицо я не знаю, стоит призраком вечным передо мною, и будто укоряет: почему, почему ты не писал мне больше, почему ты не вылечил мою душу, она была больна, и ты оказался плохим (нет, не плохим, а просто недолговечным) доктором, ушёл из моей жизни быстро – быстро, лишь озарив её на прощанье несколькими стихами. Это было даже не предательство, не подлость с твоей стороны – это было ещё хуже – Ничто и Никак, -- вот что это было…
3. ***
…Она, не договорив, будто бы исчезает (будто бы – ппотому что и не появлялась воовсе -- просто моему воспалённому воображению представилась – чувство вины перед ней, вины, которую ничем не загладить, говорило во мне – мощно говорило – ворочалось и ворочается,
как те камни (валуны) из моего стихотворения недавнего: «Не камни – тяжелее: валуны, Иду вперёд иль беспросветно трушу, Они всегда в кровь обдирать должны Мою, пока ещё живую, душу.»******* Я не прощаюсь с ней, женщиной, которую я не знаю , но чувствую, как она должна быть мне близка, не прощаюсь с ней, её образом – обликом – призраком. Мне очень хочется продолжить этот – что? – монолог мой, который всегда односторонен, не монолог, нет, а (хочется так думать) – общение двух душ; общение двух душ во времени и пространстве (а может быть, вне времени? – Который час? его спросили здесь, И он ответил любопытным: Вечность»******** и вне пространства, если такое вообще возможно). Я не прощаюсь с Ней, я к этому милому моей душе призраку (хотя, конечно же, она реальная, живая женщина, и живёт же где-то, наверно) ещё вернусь на следующих страницах моего дневника.
4. ***
…Утраченное или необретённое… я когда-то уже писал об этом. Что лучше – утраченное или необретённое? Да, я не обрёл её (никогда она моей не была – даже в мечтах), но я же и утратил – утратил то, что уже начиналось. Лишил себя зарождающейся надежды, не зная, не понимая, не видя (о как был слеп, и глуп, и глух), что вот она – надежда, что вот – зарождается! Что было дальше? 9 лет (я писал уже об этом) не – переписки, не – общения, не – встреч… 9 лет – как это много – иная душа свершает свой круг гораздо быстрее. Но если мы с ней – более долго – вечные души – может быть, ещё что-то будет между нами? «Если вы не замужем», -- написал я ей в недавнем, неотправленном, письме. Какое это имеет значение: если я для неё (вспомнит она меня, быть может, вспомнит, прочитав мои стихи с_н_о_в_а) что-то значу и сейчас – между нами возможны ещё моменты прекрасного общения – пусть даже в письмах, пусть. Но письмо способно (хоть и расстояние между нами немалое) согреть любую душу, даже замёрзшую, а наши души, слава Богу, пока не превратились в лёд, и, Бог даст, никогда не превратятся.
Ночью 5/IX – 2006 г.
5. ***
…А ты знаешь, я хочу написать Книгу. И в этой Книге будут главы: три главы… четыре главы… пять глав моей тоски. Потому что тоска владеет мною много – много лет уже, -- Надежда гостит в моём доме иногда как дорогой, но робкий гость, а Тоска подолгу живёт в моём доме – полноправно, Хозяйкой здесь себя чувствует. Мой дом – то есть моя душа. ДУША – и КНИГА. Три… Четыре… Пять глав Тоски и Надежды. А хочешь, я посвящу эту Книгу Тебе? А хочешь, мы её вместе напишем? Три… Четыре… Пять глав… И в Книге два героя – Я и Ты. И мы любим друг друга, хоть между нами годы и города, города и годы, любим друг друга, компенсируя этой любовью, н_ы_н_е_ш_н_е_й (и вечной!) Н_а_ш_е_й несбывшееся (неслучившееся) в прошлом. Наконец-то Л -- Ю –Б – Л – Ю. «Как много лет я ждал всего лишь стука в двери…»********* А ты не в дверь – ты в душу мою стучала. И недоумевала, почему же я её не открываю. Теперь, когда моя душа распахнута для тебя – входи! – всё у_ж_е с_л_и_ш_к_о_м п_о_з_д_н_о?.. «Поздно и порознь – вот наш брак…»********** А если не поздно ещё? Время не повернётся вспять, конечно, но мы можем возродить всё начинавшееся т_о_г_д_а, и – возродиться друг для друга. И – вместе напишем КНИГУ. Тоски? Надежды? Нет: ЛЮБВИ!
Ночью 5/IX - 2006 г.
Примечания к диптиху:
*М. Цветаева.
**Из моих стихов 1984 г.
***М. Цветаева.
****М. Цветаева.
*****М. Цветаева.
******Из моих стихов 2005 г.
******Из стихотворения 2006 г.
********О. Мандельштам.
*********Из моих стихов 1994 г.
********** М. Цветаева.
***
Ирочке Назарец, милой.
Считаешь ты, о девочка простая,
Что ты для Встречи нашей родилась, --
Тебя я тихо – тихо обнимаю,
Ребёнок, надо мной
имеешь власть.
Вот… ощутила, -- что’ меня
тревожит,
Как будто стали мы одной
Душой,
И мне простые сны твои дороже
Души Вселенской, Мудрости земной.
Вечер 17/I – 2007 г.
Две любви.
Посвящается Ире Назарец и Ларисе Березиной.
Когда с любимой я одной,
То думаю и о другой –
Единственность непостижима, --
Обеих хочется согреть,
И Песнь Любви обеим спеть,
Ведь каждая из них любима,
Любима мной, а кем ещё? –
И с каждой сердцу горячо,
И близко, близко наслажденье,
Не только тело, нет – мой дух
Не выберет одну из двух, ----
Мне – каждая – Любви Явленье!
В ночь с 9 на 10/III - 2007 г.
Надежда, Сомнения и Отчаяние.
Посвящается Любе Тиг., моей несбывшейся любви.
I. Саамообман, но очень похоже на правду.
Перед вами так благоговею,
Девушки прохожие, и вновь
Кланяюсь я вам…
…Но перед нею,
Лишь когда стою я перед Нею, --
В сердце не влюблённость,
А Любовь.
II. Естественное желание.
Опутан я проблемами -- сетями,
Как сложно
Выпутаться мне
из них,
Но вот когда стою я перед Вами,
Былая лёгкость в помыслах моих.
И хочется клубок проблем
распутать
(Здесь вовсе ни при чём мои года),
И стать счастливым не на три минуты,
А если только можно – навсегда.
Оба стихотворения – I и II – днём 14/V – 2007 г.
III. Твоё имя.
Надежда на лучшее.
1.
Твержу его всё чаще,
О_н_о л_и_ш_ь неизменно
Во мне, -- звенит щемяще,
Как музыка Шопена.
Оно звучит щемяще.
Как «радость» -- настояще.
Пока ты не подруга
Моя, ---- но связь меж нами,
Меж нашими друг друга
Нашедшими сердцами.
2.
Шептать, шептать, шептать
мне твоё имя,
И с ним – не умереть,
А жить и жить,
И вспоминать тебя --- ТЕБЯ ---
Твоими
Чудесными чертами дорожить.
Но твоё имя – это просто
сказка,
Которую мне нашептала ночь?
Хорошая иль грустная развязка
У сказки этой?
Сможешь мне помочь?
Оба стихотворения «Твоё имя» -- днём 12/IV – 2007 г.
iV. Хотелось бы (опять самообман).
Прелестной и самой живою,.
Каких и на свете-то нет,
Ты будешь поэта вдовою,
Хоть и не совсем я поэт.
И прозу, и лучшие стансы*
Мои ты сумеешь издать,
Вздыхать будешь: «Вот…
не дождался»,
И радостно книги листать.
Но, впрочем, пока я не умер,
Пока ты (о счастье!)
со мной,
Не думай о скорбном, не думай,
И будь не Вдовой, а Женой!
Днём 12/IV – 2007 г.
________________________________________________________
*Здесь – просто стихи.
IV. V.Пожелание счастья и немного горечи.
Если ты и не замужем – выйдешь,
Если ты и не любишь -- найдёшь
Человека – который -- увидишь
Будет добр, заботлив, пригож
Для тебя…
…Протекут твои годы
Среди часто счастливых забот…
…Но скажи: вдруг выходит
из моды
Та Любовь, что, как птица, поёт?!
Вечер 12/IV – 2007 г.
VI.Предчувствие вечной разлуки.
Подруга твоя не сказала –
ты замуж ушла,
Ушла, как уходят туда –
для меня -- далеко – безвозвратно,
Подруга твоя не сказала,
Что ты малыша родила,
Хлопочешь, хлопочешь
над ним, материнской
улыбкой его согревая,
И слюни пускает твой милый
счастливый малыш,
Твой голос услышав ,
ручонками тянется:
«Мама!»
И роль материнства, прекрасная,
новая роль
Так облагородила облик
твой милый, твой, о полудевочка –
мать…
Подруга твоя не сказала
мне правды, увы,
Утешить хотела?
Так что же сказала подруга? –
«Она будет ждать вас
на улице
вечером, в десять часов,
И вы объяснитесь,
скажу ей, что вы, бедный мой,
подойдёте…»
…Я ждал, и мне холодно стало –
бессрочно, ---
Но прождал я целую жизнь.
Вечер 12/IV – 2007 г.
Поздно.
Меня не любили девчонки,
И не было первой любви, --
Но – голос, несбыточно – звонкий,
Мечтанья, рассвет, соловьи.
И женщины не выбирали
Меня – никогда, никогда, --
Других они предпочитали,
Меня ж выбирала беда.
Когда же ни силы, ни духу
Не будет, надежды ---- вдали,
Меня вдруг полюбит старуха,
Старуха российской земли.
Она о любви мне не скажет,
Как я никому не сказал,
Но – в лоб поцелует, и даже
Мне нежно закроет глаза.
Вечер 13/IV - 2007 г.
Он и Она: прошлое, настоящее и намёк на будущее: Рассказ.
Владимир Калинченко
«…Всё движется любовью…»
О. Мандельштам.
Три года назад он потерял жену: она умерла при родах (девочка, к сожалению, родилась мёртвой). И кто же мог бы ему заменить умершую, впрочем, заменить – плохое слово, никто никого в этом мире заменить не может, скажем по-другому: с_т_а_т_ь т_а_к_и_м ж_е р_о_д_н_ы_м? – Они в_м_е_с_т_е читали книги – эти совместные чтения были желанны для обоих, и не просто желанны – необходимы их душам, которые уже (это всё яснее и яснее ощущали оба) стали одной большой Душой. Произведения Бунина, Чехова, Паустовского, Грина, Булгакова, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама, Рильке, других, не менее прекрасных прозаиков и поэтов не просто радовали их – эти писатели были значительной частью мира, в который оба входили, точнее, существовали в нём полноправно, как Хозяева. Но и порознь они тоже читали – каждый, когда было время и желание, п_о_г_р_у_ж_а_л_с_я в_ с_в_о_ё. Но как же они бежали порою – Она к Нему или Он к Ней, когда кому-то из них попадалось в какой-нибудь книжке прекрасная строчка или замечательное, взволновавшее до глубины души, стихотворение, и очень хотелось поделиться с любимым чудесным открытием. «Вот, послушай», -- задыхаясь от волнения, говорил Он (или Она), -- и тут же стихотворение читалось вслух, причём порой читали оба – по очереди (таким образом, находка одного становилась находкой обоих).
Он тоже писал иногда стихи, но не считал себя поэтом, писал, как говорил он сам, для собственной души, и ни разу не попытался напечатать их. Она просила его часто – «Отнеси в редакцию, милый, вдруг напечатают, или, хочешь, я отнесу? – вот эта строчка хороша, и эта, -- а вот, смотри, какое чудное стихотворение – про душу – ведь это самое важное, что есть в нашей жизни – Душа!» -- и начинала читать стихотворение, и слёзы были на глазах её. – Какое у неё чувствительное сердце! – думал он, -- и к_а_к о_н_о л_ю_б_и_т м_е_н_я – ей кажется, что то что я написал, не может быть плохо, неталантливо», а она читала ----
«Вновь возродиться,
Вновь возродиться
На пепелище души,
Дом свой отстроить,
Дом свой отстроить,
Дом свой отстроить
На пепелище…» --
и тут он мягко, но решительно говорил: «Не надо дальше», и категорически отказывался отнести стихи в редакцию. «Это только для тебя и для меня – а больше никому не нужно», -- убеждённо говорил он и она, поняв, что уговаривать его бесполезно, умолкала. А потом, когда он уже спал, с любовью перечитывала стихи, созданные им, её любимым – объёмистую тетрадь (ему было уже 32 года, и стихи он писал с 17 лет), которая, как Она мечтала, -- станет когда-нибудь книжкой.
Вместе ходили они на концерты – он из всех композиторов больше всех любил Малера, она же трепетала от музыки Шопена, говорила, что она какая-то… щемящая, что ли… Он соглашался с ней, хотя Малер был ему в_н_у_т_р_е_н_н_е б_л_и_ж_е, просто он привык уважать вкусы своей любимой, считаться с её мнением, да и вообще музыка была той стихией, в которую оба погружались безоглядно, почти как в поэзию. Весь внешний мир переставал существовать для них. Был только Океан Музыки («Я в музыку порой иду как в Океан», -- любил он повторять стих Бодлера), Океан Музыки и два маленьких островка в нём – он и она: они сидели, внимая Шопену, или Малеру, или Моцарту, или Шуману – и это было их абсолютным счастьем.
Быт их интересовал постольку, поскольку без него нельзя было обойтись; домработницы у них не было – он работал простым чертёжником, она – учительницей русского языка и литературы, правда, помогали им материально его отец и её родители, люди состоятельные, и всё же он считал, что нанимать домработницу – слишком большая роскошь для них; зато на книги денег они не жалели! Итак, быт их интересовал постольку поскольку: они готовили еду, стирали, убирали в квартире (и всегда у них была чистота, всегда порядок), делали и другие домашние дела, как выразился он однажды, «справлялись с бытом», по очереди, точнее, делал что-то по дому тот, кто в данный момент был более свободен.
Как дорого ему было прошлое: и стихи, и музыка, и даже быт – всё казалось теперь куда более желанным, чем раньше – при ней. «Потерявши – плачем», -- вспомнил он вторую часть русской поговорки, первая её часть не имела к нему никакого отношения: он-то хранил, берёг, лелеял её, и на руках бы носил, да она б воспротивилась – «Тебе же тяжело будет», -- сказала бы, взглянув на него своими ласкающими глазами. И вдруг… ему… показалось? – эти, три года назад закрывшиеся глаза – смотрят на него? И действительно, вытирая пыль, он случайно коснулся тряпкой её портрета, висевшего над диваном. Ласкающие, как к_о_г_д_а_-т_о, глаза, будто спрашивали его: «Ты всё помнишь? Ты ничего не забыл о_ н_а_с?» «Нет – нет, милая, чуть не сказал он вслух. – Я ничего не забыл.» «Воспоминание невольно предо мной свой длинный развивает свиток», -- вспомнилось ему – пушкинское. И действительно – воспоминания не просто встали перед его мысленным взором, -- они стали разворачиваться перед ним. ----
О как они ласкали друг друга по ночам, когда не просто разделяли супружеское ложе, а были именно в_м_е_с_т_е: два разных (хоть и душевно близких друг другу) человека, и – неразделимы. О как она касалась его груди, рук, щёк своими гибкими, словно созданными для того, чтоб играть ноктюрны и этюды Шопена, прохладными пальцами. «А пальчики-то прохладные! Кровь твоя молодая тебя не греет?» -- шутил он и смеялся тут же. И она улыбалась ему, чуть смущённо и радостно. «Как я трогал тебя, даже губ моих медью, трогал так, как трагедией трогают зал», -- читал он с упоением, потом с ещё бо’льшим упоением касался губами её губ, они трепетали ему в ответ, а его губы погружались в них, всё глубже и глубже. «Твои губы словно колодец, из которого пью животворную влагу, и напиться никак не могу, а её не становится меньше», -- вспоминал он своё, раннее, написанное тогда, когда она была ещё маленькой девочкой, и они друг друга просто не могли знать. И вот э_т_о, созданное д_о любовного опыта, с_е_й_ч_а_с сбывалось. Сбывалось не абсолютно, не буквально, но ведь он был поэтом, и мыслил образами. Когда он целовал её, когда его губы погружались в её губы, он не просто наслаждался любимой, он словно ощущал на своих губах живоносную влагу её губ. А она уже не просто касалась его тела, а гладила его – спину, руки, шею. И когда они не целовались, он смотрел на неё, и не оторвать взгляда от этого юного, немного растерянного и беспомощного, лица. Потом она гладила его по голове, повторяя при этом с такой нежностью, что ему хотелось плакать, настолько сильным, переполнявшим всё его существо, было чувство к этой девушке: «Головушка! Умная головушка!» Потом она поднимала палец, и тихонько говорила: «Слышишь, ка – ка – я ти – ши – на!» И снова их губы сливались.
Он помнил (и сейчас – резко! – как будто ощутил его) запах её волос – запах какого-то особого (он уже забыл, а может, и не знал его названия) шампуня, помнил запах её родного ему тела – несколько шрамов было на нём – один на шее, один в паху, но мысль о том, что он будет прикасаться к другому, пусть и более совершенному, более красивому, но ч_у_ж_о_м_у телу, была ему неприятна.
«К чужому… к чужому… зачем… к чужому?.. – прошептал он, уже плохо ориентирующийся во времени. Что он сейчас делал? О_н в_с_п_о_м_и_н_а_л е_ё. «Теперь я всю тебя пытаюсь вспомнить», -- всплыли из глубины памяти бог весть какие, бог весть когда сочинённые, стихи. «В_с_ю тебя? Пытаюсь…» -- ему не надо было пытаться: он п_о_м_н_и_л её в_с_ю, ж_и_в_у_ю. И ему трудно (нет, невозможно!) было представить, что она, е_г_о л_ю_б_и_м_а_я, с которой с_т_о_л_ь_к_о б_ы_л_о в_с_е_г_о, покоится одинокая, лишённая тепла его души и тепла его тела, лишённая солнечного света, который она так любила (каждое утро, выходя на балкон, почти по-детски – восторженно – восклицала: «Солнышко! Здравствуй!»), покоится на кладбище. Однажды, когда ему стало совсем невмоготу без неё, он написал такие стихи:
Как т_а_м тебе, без солнечных
лучей,
Лишившейся в_с_е_г_о, в твоей могиле,
Уже ничто не сделает больней
Лишённой г_л_а_в_н_о_г_о душе моей…
А помнишь – к_а_к друг друга
мы любили?
Но «помнишь» -- это вовсе
не к тебе,
Настала смерть – нелепый,
дикий случай, --
В моей замёрзшей навсегда судьбе
Воспоминанья – только
солнца
лучик.
Он поймал себя на том, что читает эти стихи е_й, как будто она может его услышать. И снова взглянул в её глаза, увы, глаза её портрета, и… они были спокойны, словно недавние его воспоминания о ней успокоили её. «Ты не забыл», -- прочитал он в этих глазах.
«Конечно, э_т_а п_а_м_я_т_ь – бессмертна, и т_е о_щ_у_щ_е_н_и_я всегда будут со мной», -- подумал он. Но как хорошо сейчас, словно в_м_е_с_т_е _с_ н_е_ю, снова вспомнить давно ушедшее и дорогое. «Наши губы сливались», -- мысленно сказал он ей, и её глаза несколько смущённо улыбнулись. Потом он входил в её лоно, и она отвечала его движениям плавными движениями своего маленького, почти девичьего, тела, и они сливались, и полная гармония была между ними, гармония, которая – только Она! – и есть истинное счастье – всё остальное люди просто считают (и совершенно напрасно) счастьем. Потом они, разъединившись (но оба ощущали друг друга каждой клеточкой своего тела), усталые, лежали рядом, даже не обнявшись, а прижавшись друг к другу, и взаимное тепло грело обоих. Но всё-таки – вдруг – он поворачивался к ней, смотрел в её глаза, и взгляд его был ласковым и заботливым: «Тебе не холодно?» – спрашивал. И она отрицательно качала головой, тем не менее он укрывал её по пояс покрывалом, и через покрывало гладил её ноги и живот, и касался губами прохладных грудей. Она вроде бы полу – спала, -- но – неожиданно -- как бы – просыпалась, и её рука оказывалась в его руке.
Потом, потом… «Она сказала мне, -- вспоминал он дальше, но уже говорил э_т_о мысленно не ей, а словно кому-то другому, -- у нас будет ребёнок. О как безумно мы радовались, как прыгали по комнате, держась за руки, и клялись друг другу, что в_с_е_г_д_а – будем вместе, втроём (а может быть, у нас ещё будут дети), и никогда не расстанемся.» Его внутренний голос замолчал, но воспоминания продолжались. Это казалось таким реальным, т_а_к_и_м е_с_т_е_с_т_в_е_н_н_ы_м – прожить вместе всю жизнь, никогда не расставаясь. «И умерли в один день», -- мелькнула у него в мозгу фраза из Александра Грина. Но как её тошнило потом, после совместной пляски по комнате – он виновато смотрел на неё, и говорил: «Прости меня. Не надо было… так бурно… тебе теперь нельзя делать резкие движения…» И как она утешала его – смотрела весело своими огромными глазами, и говорила: «Ну что ты… что ты… Ты не виноват…» -- и после этого гладила себя по животу, и он, человек её жизни, м_у_ж_ч_и_н_а е_ё ж_и_з_н_и касался бережно, двумя пальчиками (боялся, что может невольно нанести вред и_х р_е_б_ё_н_к_у) этого благословенного живота, в котором уже зародилась ещё одна – новая, и – он верил в это – прекрасная жизнь.
Но дальше, дальше… В воспоминаниях его – роддом, и он, сиротливо стоящий у стены, а рядом – дверь палаты, в которой – самое заветное и дорогое, что у него есть – ОНА. Скоро рядом с нею будет… оно?.. девочка или мальчик? подождём немного… Он попытался улыбнуться, но улыбка не получилась из-за сильного напряжения.
Внезапно дверь открылась и вышел человек в белом халате – «Наверное, врач», -- даже не подумал, а п_о_ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л он. И, несколько секунд помедлив – бросился, точнее – ринулся – к врачу. «Что, доктор? – спросили его глаза. Родила? Кого? -- прошептали губы.
-- Как фамилия вашей жены? – спросил врач голосом, в котором он почуял что-то недоброе. Он назвал фамилию, имя и зачем-то отчество (ей было всего лишь 23 года). Врач помолчал немного, затем осторожно коснулся его руки, затем… -- Мужайтесь, -- сказал. – Ваша жена (он сделал паузу, словно для того, чтоб набрать ещё воздуху в лёгкие), и закончил – умерла».
«Слово какое-то странное, -- подумал он, -- что же всё-таки случилось», -- и тут до него дошёл страшный смысл сказанного. – Она… моя… умер – ла? – спросил он беззвучно. – Мужайтесь, -- повторил врач, пряча глаза, -- мы сделали всё что могли.
«Что говорят в таких случаях? Это и говорят. Банально, -- подумал человек, потерявший любимую, друга – утративший г_л_а_в_н_о_е _ в_ ж_и_з_н_и. – Как нелепо. Некстати.»
-- А девочка? – вдруг закричал он, почему-то с_е_й_ч_а_с уверенный, что ОНА родила и_м_е_н_н_о девочку.
-- Девочка родилась мёртвой. Мы сделали всё, что могли, -- ещё раз сказал врач, и, пожав ему локоть, к_а_к б_ы у_т_е_ш_а_я э_т_и_м (будто можно было утешить!), ушёл.
Он же, с трудом отлепив спину от стены, к которой прислонился, чтоб не упасть, с трудом дошёл до выхода, вышел из роддома, сел на лавочку около, не зная, что делать дальше, к_а_к д_а_л_ь_ш_е ж_и_т_ь, стал рассматривать листья тополя, росшего рядом. Потом, словно заторопившись куда-то, вскочил с лавочки, сел в троллейбус, не посмотрев – какой маршрут, проехал несколько остановок, вышел в ненужном ему месте, постояв и подумав – что же теперь? – отправился домой пешком. В душе его было не просто пусто: в ней было как будто что-то тягучее, давящее, будто всё светлое и лёгкое вынули из неё, а э_т_о – тяжкое, тягучее – вложили.
Месяц после похорон он ходил как потерянный. К нему обращались – он часто отвечал невпопад, переспрашивал – «А? Вы что-то сказали?»; терял свои вещи; всё забывал, даже порою забывал поесть («А я сегодня не обедал, -- вдруг доходило до него, но тут же, негодуя на себя за то, что придаёт значение таким пустякам, будто оправдывался неизвестно перед кем, -- Но я же совсем не хотел есть!»).
А по ночам то ли уже засыпая, то ли уже бодрствуя (а скорее всего – на грани сна и бодрствования), он как будто слышал её лёгкие шаги (она всегда ходила легко – изящно, да и всё т_а_к делала), и призрак её садился на его постель, и – «Милый» -- шелестело над этой неуютной, давно уже не согретой е_ё т_е_п_л_о_м постелью. И он засыпал, и душа его перед сном то плакала («Она ушла от меня навсегда»), то радовалась («Она была в моей жизни!»), и снова поднималась его душа высоко – высоко – будто бы ища её – т_а_м. Наутро было всё как обычно – никаких призраков, и душа на месте, и опять какая-то тупая боль в сердце. Остроты утраты вроде бы уже не было, но было ощущение, что в сердце загнали тупую иглу, загнали да там и оставили.
Проходило всё больше и больше времени, и он осознавал: её уже никогда не будет рядом с ним: надо жить дальше (а разве он не живёт? – вот разве что перестал следить за тем, как он одевается – раньше следила она, да на работе начальник, жалея его, всё-таки два или три раза сделал ему замечание), надо не только регулярно ходить на работу, но и быть собранным, а не рассеянным вне работы, надо, возвращаясь домой, где всё ещё д_ы_ш_и_т е_ю, домой, где одиночество как будто смотрит на него изо всех углов, готовить себе обед: о как – первое время – хотелось поставить ещё одну тарелку, положить ещё одну ложку, отрезать ещё два тоненьких кусочка хлеба (хлеб она ела мало – шутила, что не хочет толстеть) – для неё. Но… снова приходило отрезвление, и он снова – отчётливо – осознавал, ч_т_о о_н о_д_и_н… Справедливости ради надо сказать, что помогали ему (чем только могли) его отец и её родители, но душа его всё равно оставалась одинокой. Книги, стихи (друзей у них не было – он был единственным другом для неё, она – для него) читать теперь надо было в одиночестве – и не с кем поделиться прочитанным, и некому сказать – «Послушай! Как хорошо!»
Теперь он по-настоящему понял смысл слов – «Найти свою половинку». Ему казалось – лучшую половину его души оторвали и дели неизвестно куда, а худшая осталась жить – доживать, влачить (иногда, в порыве отчаянья, он думал и так) своё жалкое существование. «Две половинки разор – вала Смерть и она ж – соединит», -- вспомнил он строчку из когда-то читанных и давно забытых стихов. «А может, и не умерла вовсе она, эта оторванная половинка, -- подумал он, -- может, живёт где-то, в другом времени и пространстве и ждёт м_о_ю, о_с_т_а_в_ш_у_ю_с_я… <<»Две половинки разор – вала Смерть…» -- опять эта строчка! Нет, не хочу о смерти, не хочу Смерти – разъ – е – ди – ня – ю – щей! Великая соединительница – Жизнь!>>
Так он размышлял – то терзался и ни во что хорошее не верил, то снова начинал верить в то, что жизнь не кончена, что в_с_ё е_щ_ё б_у_д_е_т…
…Уборка была закончена, и пора уже идти по магазинам – продуктов в доме почти не осталось. Но как же эти его воспоминания о ней, о жизни с нею и о том, что было после? Он посмотрел ей в глаза, и печален на этот раз был её взгляд. Он словно спрашивал: «Тяжело тебе без меня? Найди себе подругу! Вдвоём вам будет легче – ведь хуже – тягостнее одиночества нет ничего на свете.» <<Тяжелее всего – одиночество души, одиночество духа – ты забыла об этом. С тобой мы не были одиноки, -- продолжал он воображаемый (прерванный, прерываемый ненадолго) разговор с нею. – Помнишь, я написал тебе стихи, в которых была такая строчка: «За то, что я в_с_е_г_о хочу с тобой.» В_с_е_г_о у меня ни с кем уже не будет.>>, -- горько сказал он вслух и посмотрел на неё. Её глаза молчали.
На следующее утро, лишь только он проснулся, у него возникло ощущение, что в воздухе прозвучали слова – «Найди себе подругу». Слова, якобы… ах, этот разговор с нею накануне… Слова, якобы сказанные ею, а на самом деле просто прозвучавшие в его мозгу… Он встал, оделся, и медленно начал ходить по комнате (было воскресенье – выходной). «Найди себе подругу, найди себе подругу», -- неотвязно стучало в голове. «О_н_а разрешила», -- подумал он, и эта мысль, н_а_к_о_н_е_ц покончить со своим одиночеством, показавшаяся кощунственной вначале, теперь была ему даже приятна, потому что «она сама». О том, что это был вымышленный разговор с портретом, он не думал: видно, вымысел и явь настолько слились в его сознании, что он уже не отделял одно от другого.
Он начал перебирать в памяти своих знакомых женщин («Как будто мебель выбираю», -- подумал, недовольный собой). Такой, какой была его… он не говорил «умершая», а говорил – «заснувшая» («Моя спящая красавица», -- прошептал с нежностью), так вот, т_а_к_о_й женщины он не встретил за эти три года. Он нравился женщинам: был обаятелен особым мужским обаянием, умел разговаривать с женщинами (знал, как начать разговор, как его продолжить, чтоб собеседница не потеряла к нему интерес и т. д.). Потому-то он знакомился с женщинами часто, но при знакомстве выяснялось, что их интересует, гл. обр., материальная сторона его жизни, некоторых из них прельщала его двухкомнатная квартира, в которой недавно был сделан ремонт. Поэзия, музыка (т. е. то, чем жили о_н_и о_б_а) их интересовали мало. И ещё было н_е_ч_т_о, не позволявшее ему наконец сделать свой выбор – выбрать одну из тех женщин, в сущности, прохожих для него, что приходили к нему домой, пили с ним чай, разговаривали о том, о сём (и каждый раз после т_а_к_о_й в_с_т_р_е_ч_и у него появлялось чувство неловкости, даже стыдно было, как будто он предавал её, ушедшую в мир иной любимую) и уходили из его жизни, оставив, скорей из вежливости, чем в надежде на новые встречи, номер своего телефона. Это н_е_ч_т_о – необыкновенно нежная и тонкая душа его жены, способная чувствовать равно и души творцов, чьими творениями о_н_и о_б_а наслаждались, и его душу. «А я за эти три года ни разу не был на концерте, -- вдруг подумал он. – Скоро в нашей филармонии состоится большой концерт – будут исполнять произведения Шопена – о_н_а е_г_о т_а_к л_ю_б_и_л_а. Надо пойти. Ей бы э_т_о понравилось.»
И вот наступил день концерта. Он, загодя взявший два билета, один – для себя, другой – для неё, так и объяснил одному знакомому. Тот посмотрел на него как на умалишённого (вот когда он пожалел, что нет у него друга, который бы п_о_н_я_л). Надел костюм, особенно ею когда-то (опять это к_о_г_д_а_-т_о!) любимый, подошёл к её портрету, -- глаза его единственной снова были ласковыми, они как будто благословляли его, -- «Для тебя», -- мысленно сказал он, а вслух добавил – «Милая», и отправился в Филармонию. Сел на своё место, до концерта ещё было время, но публику разглядывать не стал, зал, в котором не был три года, тоже. Потом, непроизвольным движением (сам не знал, зачем это делает), нащупал в кармане два билета – свой и её. Слава Богу – е_ё б_и_л_е_т тоже здесь, и возникло ощущение, что она т_у_т, р_я_д_о_м, что смерть была нелепой ошибкой, и сейчас эта ошибка исправлена, и они о_п_я_т_ь в_м_е_с_т_е будут слушать Шопена… «Опять Шопен не ищет выгод», -- внезапно – голос – рядом (или за его спиной? – он сразу не понял).Повернувшись влево (ему какая-то сила словно приказала и_м_е_н_н_о т_у_д_а повернуться), он увидел… не то чтоб очень хорошенькую, но очаровавшую его сразу же… девушку, мечтательно смотревшую на готового приступить пианиста.
-- Это вы сейчас прочитали… про Шопена? – спросил он девушку. Она, не посмотрев на него, кивнула.
-- Она очень любила эти стихи, -- задумчиво, будто бы разговаривая сам с собой, сказал он.
-- Кто? – на сей раз девушка посмотрела на него и явно ждала ответа – интерес появился в глазах её.
-- Потом, об этом – потом, -- сказал он.
И тут же –
-- Вы любите Шопена, -- скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс. – И Пастернака, -- с удовольствием закончил фразу. И вдруг… Он сам не знает, как это вышло… Он взял ей за руку. Она (и это не показалось ему странным) не отдёрнула руку, -- но её пальцы затрепетали в его руке, как т_е… три года назад. – Слушали они концерт, внимая Шопену, держась за руки, словно та строчка Пастернака, и – музыка – великая соединительница сердец -- соединила их, будем надеяться, навсегда, и будто Любовь его, что не умерла вместе с Нею, а затаилась на время, не просто вновь ожила – проснулась, как Спящая Красавица после поцелуя Принца, и, проснувшись, стала если и не прекраснее (красоты в женщине он давно уже не искал – не это главное, -- так совершенно справедливо считал), то, во всяком случае, моложе – он, ещё раз посмотрев на девушку, увидел совсем юное, но, что важнее всего – одухотворённое, как т_о, лицо, как будто с уходом любимой ничего не кончилось, а всё только начиналось, начиналось з_д_е_с_ь и с_е_й_ч_а_с, в этом огромном зале, под звуки вальсов, ноктюрнов, прелюдий Шопена…
В ночь с 29 на 30/IV – 2007 г.; дорабатывалось в мае 2007 г. и в мае и сентябре 2008 г.; ещё дорабатывалось в январе 2022 г.
Художник и его Муза.
Владимир Калинченко
<<Потому что ты рабыне
Первый молвил: «Госпожа».>>
М. Цветаева.
К одному художнику, талантливому, но пока непризнанному, ходила натурщица – девушка, недавно приехавшая в город из деревни и жившая на квартире неподалёку от мастерской художника. Он изображал её в разных позах, но какое-то время видел в ней не реальную, живую девушку, со своими особенностями, а простую натурщицу, какие у него уже были. Постепенно,делая наброски один за другим, он стал любить её оссобенности он стал замечать её особенности: и родинку на левом плече, и нос с маленькой горбинкой, и карие глаза, что озорно смеялись, когда ей о_с_о_б_е_н_н_о н_р_а_в_и_л_о_с_ь сотворённое художником.
Однажды он сделал ей предложение – стать его Музой не на время, а навсегда. Она обещала подумать до следующего утра, хотя втайне давно уже любила художника, потому что о_ч_е_н_ь л_ю_б_и_л_а е_г_о к_а_р_т_и_н_ы, а значит, и его душу, которая выражалась в них.
Она пришла домой, постояла недолго у окна, глядя на заходящее солнце, собрала свои нехитрые пожитки, и, еле сдерживая себя (так хотелось ей броситься сломя голову к любимому, -- но – «нескромно», «неудобно» -- думала она – мама воспитала её девушкой порядочной и скромной), она (уже стемнело) отправилась навстречу своему будущему, которое, впрочем, было уже настоящим, но она п_о_к_а не знала об этом: на мольберте художника стоял холст, -- на нём изображена была ОНА: полуобнажённая, полулежащая на роскошном диване (куда более роскошном, чем тот, что был у художника, жившего скромно), с родинкой на левом плече, горбоносая, кареглазая… Но, боже, какое у неё было лицо! – милое, простое, застенчивое личико деревенской девушки превратилось под кистью художника в лицо красавицы, явно знающей себе цену (этот горделивый поворот головы!); а у ног этой красавицы, на маленькой скамеечке, сидел сам художник и покорно смотрел на неё, наверное, ждал, что она скажет, ждал, не решаясь заговорить первым.
Живописец стоял у холста, делая последние мазки.
Внезапно открылась дверь, и вошла ОНА, Муза художника – девушка, вышедшая отсюда простой натурщицей, и вошедшая сюда Госпожой.
В ночь с 29 на 30/IV – 2007 г.; доработано 5/V и 7/VII – 2007 г. и в мае 2008 г.; ещё доработано в 2021 (?) г.
***
Лине.
«Встречают по одёжке,
провожают по уму».
Русская поговорка.
Встречают по одёжке? Но – встречай
Меня , -- одет не модно – ну и что же?
А стол накрыт – рулет, печенье, чай,
Ты приглашаешь сесть, садишься тоже.
И вот за чаем разговор пошёл –
О разном -- в_е_ч_н_о_м – только не о моде:
О том, как плохо жить, как хорошо,
О жизни – бытии, и – об уходе.
Ты говоришь –
и отвечаю я:
М_ы говорим –
Ты -- здраво,
Я – пристрастно,
Часть нашего с тобою бытия
Наш разговор – по-своему
прекрасный.
Потом читаю я стихи свои
(Внимаешь, тихо головой качая)
О сущности в_с_е_г_о и о любви, ---
И нам с тобой давно уж не до чая.
Друг друга мы стараемся понять ---
Принять – твои сужденья -- вдохновенье
Моё, --- и --- не спеши ты провожать
Меня, а постарайся у – дер –жать…
…Твой ум ---- и мой талант ----
вот единенье!
6/V – 2007 г.
Апология разлуки.
Ире Назарец.
На расстояньи лучше быть,
чем вместе,
На расстояньи проще рассказать
Да, в общем, обо всём, и ждать
известий,
А встречи (да нужна ль она?) не ждать.
На расстояньи чище быть, чем рядом,
Безгрешною любовью ты храним,
И, точно, не смутишь нескромным
взглядом
То сердце, что -- одно в одно –
с твоим.
Вечер 21/V – 2007 г
Она, балкон и Музыка: Рассказ.
Владимир Калинченко
Каждый день она выходила на балкон и развешивало бельё. Он не знал, как её зовут, но про себя назвал её Лилей - она была как полураспустившийся, ещё не прекрасный, но необыкновенно прелестный цветок. Он смотрел на неё не прямо, не в упор - это казалось ему нескромным, но боковым зрением видел, ч_т_о о_н_а д_е_л_а_е_т : развесив бельё, девушка облокачивалась на перила балкона, и губы её шевелились: то ли она говорила что-то пустоте, а может быть, и пространству, то ли пела, так просто, для себя. "И если она поёт, - думал он, - то я хочу подпевать ей, хоть и не знаю, что именно она поёт."
И он напевал что-нибудь своё любимое, и ему казалось, что они - двое - поют в унисон. И он был счастлив, поскольку чувствовал, к_а_к она, не знающая его вовсе, близка и дорога ему. "И никогда не встречу - не найду такой же, как она", - думал он почти стихами.
Однажды, в э_т_о с_а_м_о_е в_р_е_м_я, он вышел на с_в_о_й балкон, смутился, что посмотрел прямо, но не увидел её - очаровательную и привычную, на е_ё балконе. "Что случилось!" - подумал он - с беспокойством? - нет,не просто с беспокойством - с детства у него была о_б_о_с_т_р_ё_н_н_о_с_т_ь п_р_е_д_ч_у_в_с_т_в_и_я, и он понял, что случилось что-то для него страшное , но он гасил э_т_о в себе огромным усилием воли.
Соседка не сразу поняла, о ком он говорит. "Лиля? - недоумённо переспросила она. - Там живёт Шурочка Березина и её молодой муж. Она сегодня вышла замуж."
Когда он у_с_л_ы_ш_а_л, нет, когда о_с_о_з_н_а_л это, в его душе словно оборвалась какая-то важная струна, но и, оборвавшись, она напоследок запела - как будто это прощалась с ним его любимая, ушедшая от его любви, о которой не знала, ушедшая в другую жизнь, где быт и в будущем - дети, и другая жизнь начинается и для него, жизнь, в которой он не будет т_а_к с_ч_а_с_т_л_и_в, как раньше - вчера, позавчера, и много предыдущих дней, и, никогда не мечтавший о ней, всё-таки любил её, как никого - никогда до сих пор, и от этой любви останутся только воспоминания - уже не струна, а нечто обыденное, ненужное душе, слышавшей последний (так ему казалось) раз звенящую музыку любви, и становящуюся теперь безмузыкальной. Но, к счастью, небессловесной. - Придя домой, он сел за письменный стол и написал первый в своей жизни рассказ, назвав его "Она, балкон и Музыка". И, выразив владевшие им чувства на бумаге, он явственно услышал музыкальный звук, но не в нём, а вовне ("Прощание затягивается" - мелькнуло в голове).
"А может, она и была музыкой моей, и теперь только один звук мне остался, да и тот..." - не договорил он, слыша каким-то о_с_о_б_ы_м, о_б_о_с_т_р_и_в_ш_и_м_с_я слухом, как затихает (и затих) в тишине этот звук. Жизнь, точнее чувства его вернулись к норме, к тому, что было д_о. К норме н_а_в_с_е_г_д_а. Больше никогда он не был счастлив т_а_к, как т_о_г_д_а, и никогда не пел для себя, поскольку навсегда потерял желание петь, утратив её, "Лилю" (для него она навсегда осталась Лилей), самый лучший, самый очаровательный, самый музыкальный цветок его жизни...
Днём 27/V - 2007 г.; доработано 6/VI - 2007 г., а также в мае и сентябре 2021 г.
Нет волшебства любви волшебней: Рассказ.
Владимир Калинченко
Посвящаю милой Ирочке Топчий (моей безответной любви) и её маме, Наталье Ивановне Боровской, дорогим мне людям.
1.
Ему было 25 лет, и родители его уже умерли. Но от отца в наследство ему (звали его Марк – отец любил читать на досуге древних философов, и сына назвал так в честь Марка Аврелия) достались волшебные перчатки.
Отец молодого человека был первоклассным хирургом, и однажды сделал сложную операцию старичку, который оказался добрым волшебником, и в знак благодарности подарил хирургу волшебные перчатки. Они выполняли практически любое желание того, кто их наденет, старичок – волщебник получил особое задание от Верховного Волшебника вручить эти перчатки в дар самому большому мастеру своего дела, какого он только встретит. Но отец Марка, даже получив это сокровище, не придал этому почти никакого значения: он считал, что в_с_е_г_о в этой жизни нужно добиваться самому, без помощи волшебства, и использовал волшебную вещь лишь три раза, когда нужно было спасти троих умирающих (операция в тех случаях была абсолютно бесполезной). В основном перчатки лежали без дела в ящике стола отца, и, когда он умер (матери в это время много лет уже не было на свете), Марк, разбирая вещи покойного, обнаружил их, и… подумал – «О, перчатки, я буду их носить, когда станет прохладно, да и просто чтоб покрасоваться перед друзьями (перчатки были из прекрасной кожи, и могли произвести впечатление на любого, кто их увидел бы). «Померять, что ли», -- подумал юноша, и сунул руку в одну из перчаток. Неожиданно он нащупал кусочек плотной бумаги, вынул её и поднёс к глазам. Пробежав глазами написанное на этой бумаге (всего – навсего несколько фраз), он остолбенел: это была инструкция – как пользоваться волшебными перчатками. Поняв, что ему невероятно повезло, Марк положил перчатки обратно в стол, чтоб скоро (очень скоро!) ими воспользоваться.
2.
Как я уже говорил, стоило надеть волшебные перчатки и пожелать чего-либо – практически любое желание моментально сбывалось. А Марк хотел многого: и хороших книг в прекрасных переплётах (он очень любил читать – унаследовал любовь к чтению от отца, к тому же хотелось похвастаться перед друзьями – смотрите, мол, к_а_к_и_е у меня книги!), и, благодаря волшебным перчаткам сумел в короткий срок собрать богатейшую библиотеку; и роскошный автомобиль, не хуже тех, на которых ездят миллиардеры и президенты, шофёр ему не был нужен – он тут же научился управлять своим новым автомобилем (старенький, отцовский, поставил в гараж, думая, что навсегда), и лихо гонял по улицам города, абсолютно не замечаемый инспекторами ГИБДД; и хороший дом, да не просто хороший – настоящий Дворец, вместо старого, родительского, правда,
сначала было неуютно в этих хоромах, тот, прежний дом, был ему и ближе, и дороже, потому что т_а_м витал дух его родителей, и потому что воспоминания детства и юности, прошедших в этом доме, были слишком сильны, и что-то в них было щемящее… Но он о_ч_е_н_ь х_о_т_е_л (детство Марка было почти спартанским – его строгий отец был против излишеств в быту), и, благодаря волшебным перчаткам, м_о_г жить красиво: ему нравилось, когда восхищались его домом, его автомобилем, его замечательной библиотекой, его красивой и модной одеждой. Работу он бросил (а ведь был хорошим инженером – два года проработал в одной организации, и сам директор не раз отмечал его на совещаниях), бросил, посчитав, что работать теперь не для чего (как будто все мы работаем только ради хлеба насущного – не хлебом единым жив человек!). Старые друзья его, с недоумением взиравшие на его новую жизнь, друзья, жившие совсем иначе, чем он с_е_й_ч_а_с – трудолюбивые, всегда бежавшие праздности люди, отошли от него – им было неуютно входить в этот, ныне чужой им, дом, видеть во дворе дома, обнесённого высоким забором, роскошный автомобиль, здороваться приветливо, как и раньше ( впрочем, как раньше – не получалось) с разодетым хозяином (где его прежняя, скромная, но изящная одежда?). Они ничего не знали о волшебных перчатках, но все они были людьми с чуткими сердцами (а он-то их надеялся поразить роскошеством своей нынешней жизни!) и, конечно, чувствовали, что что-то здесь не так. Им не хватало т_е_х, былых, чаепитий за небогатым, но накрытым любовной рукою Марка, столом, их былых разговоров – о разных проблемах, которые, конечно же, были у каждого из них, бесед об искусстве (они все любили прекрасное) и о многом другом, что составляет нашу жизнь или просто является её принадлежностью. Этих, и_с_т_и_н_н_ы_х,
друзей, заменили другие – существа со льстивыми языками, восхищавшимися всем, что видели у хозяина, говорящие ему в глаза самую беззастенчивую сладенькую ложь. Когда они сидели за его столом и ели из красивых тарелок, а потом вылизывали длинными языками то, что оставалось в тарелках, ему было противно смотреть на это. Но он снова принимал их у себя дома, потому что за то время, что у него были волшебные перчатки, очень полюбил лесть. Он и раньше любил, когда его хвалили, но теперь желание похвал стало куда более сильным, и, главное – постоянным.
3.
Только один из его друзей не оставил его – он, единственный из всех, был посвящён в тайну волшебных перчаток (этому человеку доверял отец Марка). И он, старый друг, часто стыдил юношу. «Зачем ты бросил работу, -- говорил он Марку, -- ты был не просто инженером – ты был художником в своём деле. Красивая жизнь, её возможность, прельстили тебя, ты погнался за призраком. Что теперь будет с твоей душою, которой раньше было доступно многое – из неё уходит то главное, что было: тепло и свет. Роскошь, роскошь, роскошь – зачем тебе это? Вернись на работу, почини старенький автомобиль отца, верни себе свой родительский дом, -- возврат к прежнему возможен, если ты захочешь этого», -- говорил Марку старый друг (потом он исчез из жизни Марка, и, странно, молодой человек не мог вспомнить ни имени, ни лица его), и был он как голос совести Марка. И Марк выгонял всех льстивых бездельников, живших за его счёт, и затворялся в своём роскошном доме, и думал над словами своего верного, уже пожилого, друга. «Что станет с моей душою, -- а что с ней может случиться, -- размышлял он. – Она ведь прежняя, прежняя, -- лгал самому себе. И тут же находил для себя лазейку, чтоб ускользнуть в неё и не думать о д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о т_р_е_в_о_ж_а_щ_е_м: -- Но ведь душа бессмертна. Что может обрести л_ю_б_а_я д_у_ш_а потом? Бессмертие!»
Так, не придя ни к какому решению (а искал ли он выход? – вряд ли), Марк, старавшийся казаться беспечным, на деле же обеспокоенный, снова выезжал из ворот особняка на новеньком автомобиле, и мчался, пытаясь быстрой ездой заглушить муки совести. Но слова его старшего друга снова вспоминались ему, и он, надев волшебные перчатки, то предотвращал казавшуюся неминуемой автокатастрофу, то спасал человека, сбитого машиной, иногда даже кошку или собаку спасал – ему было жалко и мучащееся животное, то делал ещё какое-нибудь доброе дело, и это его на некоторое время успокаивало. И никто из окружающих не знал об этих добрых делах – Марк оставался неизвестным (неведомым миру) героем.
4.
Муки совести, настигавшие Марка время от времени, конечно, мешали Марку быть счастливым. И было ещё одно «но», которое точило его сердце и не давало ему ощутить полноту и радость жизни (впрочем, о какой полноте жизни может идти речь, если он давно уже не занимался ничем полезным, а только развлекался, да читал книги).
Марк любил одну девушку. Она не была красивой и тем не менее казалась ему прекраснее всех красавиц. У него были благодаря богатству и красоте (он был сказочно красив) знакомые девушки, и влюблялся он часто. Но то, что он испытывал по отношению к ним, и его отношение к Ней – это были с_о_в_е_р_ш_е_н_н_о р_а_з_н_ы_е ч_у_в_с_т_в_а. Прощаясь с очередной своей, как ему тогда казалось, возлюбленной, он тут же её забывал – до следующей встречи, которой могло и не быть, и это его мало волновало. Теперь же… с его сердцем, столь легкомысленным и непостоянным ещё совсем недавно, что-то случилось: он понял, что Её ему не забыть, какие бы встречи (а после – беспечальные разлуки) ни случались. Когда он видел Её – сердце его ныло, и другие девушки уже не казались ему привлекательными, существовала только ОНА, а весь остальной мир в его глазах не был равен Ей одной.
Но почему же так ныло сердце, и что’ же ему, т_а_к л_ю_б_я_щ_е_м_у, мешало быть счастливым? Его любовь была безответной. Он знал, что она никого не любит, что сердце её свободно, но кто ему сказал, что оно должно быть занято н_е_п_р_е_м_е_н_н_о и_м?
Но всё же он, как мог, старался ей понравиться. – То, дождавшись, когда она выйдет из дома, останавливал свой автомобиль рядом с нею, и предлагал ей – «Садитесь, Вероника, поедем куда хотите», и еле слышно, почти про себя, прибавлял – «Пожалуйста». Её почему-то не удивляло, что он знает её имя, но ехать с ним она отказывалась… То, узнав, какие книги она любит, заказывал волшебным перчаткам именно эти книги, и являлся с ними к ней домой, но она разговаривала с ним, как с чужим (да таким он и был для неё), и книг не брала… То создавал из ничего троих мудрецов, и посылал их к ней домой – и они, вежливо поклонившись ей, начинали расхваливать его достоинства, а он стоял под дверью, всё слышал и сгорал от стыда, и корил себя за эту выдумку. Через несколько минут мудрецы выходили из её квартиры, и старший из них, поклонившись ему, говорил: «Сударь, госпожа Вероника не проявила к вам никакого интереса», и он (видимо, забыв про свой недавний стыд), надев волшебные перчатки, в сердцах желал мудрецам, чтоб они
провалились сквозь землю, что тут же и осуществлялось…
В общем, что бы он ни делал, она оставалась безучастной. «Она меня не любит!» -- кричало его сердце бессонными ночами, и плакало горькими слезами, и он уже почти не верил в то, что удастся завоевать её сердце.
А днём, мчась на своём роскошном автомобиле с непозволительной скоростью, он думал (тяжело ему было т_а_к д_у_м_а_т_ь!), что не занимает в её жизни никакого места. А дома обычные и привычные лизоблюды привычно льстили ему, и его утешала эта лесть – на время он успокаивался. Но когда оказывался один, вновь начинал думать о Ней, Веронике, и душа его летела ввысь, но не сливалась с её душою (ведь она его не любила), а парила там – высоко, одинокая и несчастная.
Потом он – точнее, его душа, опускалась на землю, и он думал с неожиданным восторгом: «Какой же я несчастный? – ведь я Лю – б – лю!» -- и ему мерещилась ОНА – её лёгкая, стремительная походка, неправильные черты её милого лица; и то, как она встряхивает волосами, как будто после купанья, мерещилось – он наблюдал за ней давно и поэтому знал если и не всё, то многое, что свойственно Ей -- единственной и неповторимой. Без неё в его жизни была пустота, которую не могли заполнить ни роскошный автомобиль, ни прекрасные книги, ни любая другая вещь – ничего не могло заменить её живой, увы, п_о_к_а безразличной к нему, души.
Но разве он не мог надеть волшебные перчатки и просто приказать им сделать так, чтоб она полюбила его? Нет, не мог. Он прекрасно знал (об этом было написано в инструкции, которую Марк извлёк из перчатки – одна фраза внизу картонки, выделенная курсивом), что над чужими сердцами волшебные перчатки не властны: могут всё, кроме… Кроме того, о чём он мечтал более всего на свете.
Однажды Марк шёл мимо дома Вероники (решил пройтись пешком – ему уже надоело вечное сиденье его казавшегося вечным автомобиля, хотелось отдохнуть от него), и случайно (а может, и не случайно) заглянул в её окно: она смотрела в зеркало, настенное, большое. И тут ему вспомнилась строчка из стихотворения испанского поэта
Антонио Мачадо, одного из любимых поэтов его отца (память на стихи у него была не очень хорошая), даже не строчка, а скорее – образ: две души смотрятся в одно зеркало. «А наши души – моя и её – смотрятся в разные зеркала, -- с горечью осознал он. – А что делать, чтоб д_в_е в_ о_д_н_о смотрелись и узнавали друг друга? – спросил он сам себя. – Возможно ли такое?» Ответа он не знал.
Подходя к особняку своему – снова увидел каменный забор, и ему – впервые – стало по-настоящему жутко. «Отгородился от мира этим забором, -- прозвучало в его сердце. – И от людей», -- словно кто-то ехидным голосом сказал ему. Он понял, что это – его внутренний голос, его недовольство собой.
6.
Он прошёл по комнатам своего особняка, и ему ещё больше, чем раньше, было неуютно з_д_е_с_ь. И вдруг Марк захотел конфет – самых лучших и дорогих – огромных, в красочной обёртке, -- он пристрастился к ним, когда у него появились волшебные перчатки (то, что не надо платить ни за что – достаточно надеть перчатки и пожелать – необычайно привлекало его). «Сейчас, сейчас», -- приговаривая, он полез в ящик стола, где перчатки всегда лежали, и вдруг… не обнаружил
их. Он страшно взволновался, долго обыскивал огромный – все шесть комнат – дом, но – тщетно. Может быть, один из лизоблюдов случайно обнаружил перчатки, прельстился их красотой и унёс с собой вещь, о волшебной силе которой не имел понятия; а может быть, старичок волшебник, так щедро одаривший отца Марка, узнал по каким-то своим волшебным каналам, как перчатки использует нынешний их владелец – и они вернулись к прежнему владельцу, чтобы потом опять попасть в надёжные руки – в такие, какими были руки покойного отца Марка, -- бог весть. Ясно было одно: п_е_р_ч_а_т_к_и б_е_с_с_л_е_д_н_о и_с_ч_е_з_л_и. «Случилось самое страшное, -- сказал Марк, -- случилось…»
Самое страшное – потерять близких, а он уже потерял – и мать, и отца. Страшно потерять любовь. Страшно – заболеть и жить без всякой надежды на лучшее… Но т_о_г_д_а это просто не пришло ему в голову: случившееся казалось катастрофой. Как жить без перчаток – он не знал, -- давно уже разучился жить, не рассчитывая на волшебную силу, а ведь когда-то делал всё сам. Ну, конечно, не всё – но и мастерить умел – знакомым детям делал игрушечную мебель, дома у него были самолётики и кораблики, сделанные его руками; но, пожалуй, самое главное (предмет его гордости) – мебель в том, прежнем, родительском доме была частично сделана им: стол, шкаф, три табуретки, и всё это – п_о_ч_т_и на уровне профессионального столяра.
И есть готовил себе сам, и квартиру убирал сам, а также подметал около дома – Марк был трудолюбивым молодым человеком. Волшебные перчатки сделали его лентяем.
Теперь надо было приучаться ко всему заново. «А как же о_н_а? Точно – уже не полюбит меня (подумал так – будто не было у него нескольких неудачных попыток познакомиться с Вероникой с помощью волшебных перчаток), не полюбит меня, -- повторил он вслух – ни – ког – да; и это н_и_к_о_г_д_а прозвучало в его сердце почти как похоронный звон.
7.
Он стоял около её дома (как здесь оказался – неизвестно, наверно, из своего неуюта выбрался, сам того не осознавая – поближе к ней), и она как раз вышла из дому – ей нужно было в магазин. Случайно увидела его (многое в этой жизни происходит случайно), вид у него был удручённый (она не узнала в этом печальном молодом человеке в скромной одежде
того расфранчённого красавца, который добивался её расположения), и она его пожалела, поскольку сердце у неё было отзывчивое, и чужая боль ей не была безразлична. Подошла к нему, заговорила, спросила, что с ним случилось. Он тут же придумал причину своей тоски: потерял ключи от дома. Она сказала, ободряюще дотронувшись до его руки: «Ничего страшного, бывает и хуже, не зайдёте ли к нам на чашку чая?» И, в ответ на его удивлённый взгляд, сочувственно объяснила причину такого странного приглашения (ведь он был для неё, по сути, незнакомым человеком):
-- У вас такой усталый вид, а мы с мамой живём вон в том (она показала глазами) доме. Отдохнёте у нас, п_о_п_ь_ё т_е ч_а_ю, -- подчеркнула она, и, улыбнувшись, дрбавила: -- С мёдом. Согласны?
Этот чай был самым вкусным в его жизни, потому что она, ОНА заварила его, разлила по чашкам, и, видя, что он смущается (а он просто обалдел от счастья), завела разговор. Он отвечал невпопад, и она решила, что это из-за ключей. – Не расстраивайтесь, -- сказала. – Ключи ваши найдутся. Или – мы найдём мастера, и он откроет дверь.
-- Я нашёл, -- сказал Марк загадочно, в ответ на её слова или нет – знал только он один.
-- Нашли? – Вот как хорошо, -- обрадовалась она, думая, что речь идёт о ключах. Марк понял, что надо прощаться. «Потом, потом, в_с_ё б_у_д_е_т потом», -- мелькнуло в голове. «Ничего не будет», -- ответил внутренний голос. И он, ещё раз взглянув на неё, как будто хотел лучше запомнить в_с_ю е_ё, чтоб дома с_н_о_в_а в_с_п_о_м_и_н_а_ть, побрёл к себе домой, нащупывая в кармане ключи.
8.
Марк не знал об одном свойстве волшебных перчаток: если их обладатель терял их, всё, полученное им благодаря перчаткам, исчезало. И, увидев издали свой старый родительский дом, он так взволновался, что сердце его сжалось. Не было особняка, не было высокого каменного забора (он боялся воров – у него раньше было что украсть – Марку просто не приходило в голову, что при помощи волшебных перчаток можно за несколько секунд восстановить всё украденное), не было роскошного автомобиля рядом с домом, а в гараже стоял старенький автомобиль отца, явно требовавший ремунта.
Он вошёл в дом, и всё прежнее, старое, милое сердцу, то, от чего он так легко отказался, окружив себя шикарными вещами, в которых не было души его былого, а он тосковал по ней, не признаваясь в этом никому, даже самому себе, -- обступило его. Ему хотелось целовать старый ободранный отцовский диван («Надо привести его в порядок», -- подумал Марк), гладить табуретки, те самые, сделанные его, Марка, руками. Ему захотелось сесть за старый, но ещё крепкий, письменный стол с лампой под оранжевым абажуром, и записать что-нибудь в тетрадке (он вёл дневник с детства, но за время волшебных перчаток Марк разучился думать, в основном без-мысленно и бессмысленно проводил свои дни. А если и читал иногда книги, то только чтобы развлечься – не слишком размышлял над прочитанным).
…Книги… книги… Он вспомнил про них, медленно подошёл к книжным полкам: так и есть – книги в роскошных переплётах (примерно три четверти его библиотеки) исчезли, остались только те, что когда-то были куплены отцом, человеком с хорошим литературным вкусом (классики, старые добрые классики – русские и зарубежные, и, конечно же, философы!). Эти книги – значительная их часть в потрёпанных переплётах (часто покупались у букинистов) сейчас казались Марку такими родными, и он смотрел на них, как на близкого друга, которого не видел давно. Он с нежностью провёл рукою по корешкам, и в глаза ему бросилось имя – «Марк Аврелий», «Размышления» или что-то в этом роде – он не присматривался. «Тёзка», -- улыбнулся Марк. Взял эту книгу с полки, перелистал её и поставил на место. «Марк – Вероника – Вероника – Марк», -- стучало в мозгу – он впервые соединял два имени – своё и её. И думал снова – неотступно думал – о ней.
9.
На следующий день Марк и Вероника снова встретились – он пришёл к дверям её дома, постучал, Вероника открыла ему, была она в простеньком домашнем халатике, но для него этот халатик был красивее самой изысканной одежды. Он тоже был одет просто, денег на дорогую одежду не было, но какое это имело значение. Она встретила его как доброго друга, и с тех пор они стали встречаться постоянно. – Он дарил ей цветы, её любимые (она любила гвоздики), и каждый раз для неё это было маленьким праздником. Только что подаренные цветы она нюхала, радостно встряхивая волосами, и блаженство появлялось на лице её, потом давала понюхать ему:
-- Чувствуешь, к_а_к пахнет?
И он, совершенно искренне восторгался:
-- Да, да, чудесный запах, разве может что-нибудь сравниться с ним!
Он покупал ей мороженое – её любимое, клубничное, и, когда она ела его, и когда облизывала губы после, делала это так, словно вкусила божественный нектар. Может быть, потому что очень любила мороженное? И Марк был совершенно счастлив, когда Вероника, благодаря Марка за доставленное удовольствие (будь то цветы, будь то мороженное или конфеты) вкладывала свою маленькую ладонь в его руку, и он ощущал лёгкое пожатие.
10.
Два раза Марк и Вероника сходили в Музей изобразительных искусств – некоторые картины она не приняла, многие ей понравились, а дольше всего стояла перед полотном Тициана «Кающаяся Магдалина». Великая грешница молитвенно подняла глаза к небу, но раскаяние – не только в глазах – во всей её фигуре. Вероника глубоко, всей душою, погрузилась в мир тициановского шедевра, она глубоко переживала трагедию и очищение этой женщины, которая была для неё с_е_й_ч_а_с живой, реальной, как подруга, что живёт по соседству, и только прикосновение руки Марка – пора, мол, идти дальше, вернуло Веронику в этот мир. «Она не просто раскаивается, она хочет к Богу – быть с Ним», -- произнесла Вероника, и больше – ни слова: пока они, выйдя из музея, бродили по улицам, прежде чем расстаться, она сосредоточенно и почему-то печально (Марк чувствовал это) молчала.
Второй раз самое сильное впечатление на неё произвела картина Анатолия Зверева, на которой изображена голова мальчика. «Какие глаза… огненные!» -- потрясённо сказала она. Марк неожиданно рассмеялся, она с удивлением, скорее даже с укором взглянула на него.
-- Одному моему другу, -- стал объяснять он, -- тоже нравится эта картина. Мой друг – поэт, и написал о ней стихотворение. Не очень хорошо я стихи запоминаю, -- признался Марк, -- но это – запомнил: понравилось. Хочешь, прочитаю?
Она с нетерпением кивнула и приготовилась слушать – взгляд её тоже выражал нетерпение.
-- «Перед этим чудом не умею, -- начал читать Марк, -- ничего сказать – и нету сил слов найти, а может быть, не смею, -- как художник, волею своею пламя навсегда остановил? – Так возникли огненные пятна глаз – и жгут, и жгут, и жгут они… Пусть кому-то просто непонятно, а кому-то вовсе неприятно, -- здесь Марк сделал паузу, и, -- Новое – по-новому взгляни!»
-- «Новое – по-новому взгляни» -- как это чудесно, -- задумчиво произнесла Вероника и снова ушла в себя, в свой внутренний мир, куда Марку с_е_й_ч_а_с не было доступа, и только лёгкое пожатье её руки говорило о том, как она благодарна ему и за картины, и за стихи.
11.
Когда исчезли волшебные перчатки, это непрочное обретение Марка, исчезли и прихлебатели, никто ему больше не льстил и не вылизывал его тарелок, словно то были всего лишь призраки, появившиеся в ночи – ночи его жизни, когда разум молодого человека был помрачён неистинным, и рассеявшиеся, когда вновь вышло солнце.
Зато к нему вернулись его прежние друзья, все, кроме пожилого друга, что когда-то был голосом его совести. И встречи с друзьями возобновились – совместные чаепития, чтения стихов, разговоры об искусстве и о жизни, которая имеет мало общего с искусством, но которую, тем не менее, мастера искусства с разной степенью таланта пытаются отразить в своих произведениях. Эти встречи возобновились, хоть и были не очень часты: и друзья его работали, и сам он снова устроился на работу – на сей раз в солидную фирму, и работы у него было больше, чем прежде (в своей бывшей организации Марку было стыдно даже показаться: ему казалось, что т_а_м все знают, как он прожигал жизнь целых полтора года). И так же Марка хвалили, называли не просто хорошим, а чу’дным инженером, и так же проекты его были востребованы.
12.
Но продолжавшиеся встречи с Вероникой были самым большим чудом в жизни Марка. Он работал, она училась – на биологическом факультете (уже на 5-м курсе), и встречи их случались реже, чем они того хотели бы. Тем более они дорожили этими встречами. Он ждал её в назначенное время в назначенном месте , ---- она летела навстречу ему, резко останавливалась перед ним, они брались за руки, смотрели друг другу в глаза, и потом шли куда-нибудь – в кино, в театр, в филармонию или просто гуляли. Иногда он бывал у неё дома (к себе пригласить почему-то было неудобно («Когда-нибудь», -- думал он), и её мама, женщина средних лет, с необыкновенно
Выразительным («Как на полотнах Тициана и Рафаэля», -- приходило ему в голову) лицом, и с такими глубокими, серьёзными глазами, что нетрудно было догадаться о её внутренней жизни – достаточно интенсивной и не лишённой глубоких переживаний, всегда приветливо встречала его. Он часто сравнивал мать и дочь, и всё более убеждался, что похожи они очень – и внешне, и внутренне. Однажды Марк заметил на окне хорошо ухоженный цветок, внимательно посмотрел на него, и Вероника, поймав взгляд Марка, шепнула ему (мамы как раз не было в комнате): «Мы с мамочкой поливаем его по очереди – он тоже член нашей семьи»; и ещё шепнула Вероника, как будто торопилась в_с_ё э_т_о рассказать Марку, пока мама не слышит – «Мы с мамочкой вместе поём песни – наши любимые.» «Тоже в_м_е_с_т_е -- с удовольствием отметил Марк.; он понял – Вероника и её мама – не просто мать и дочь, а подруги, -- самая высокая степень отношений между матерью и дочерью. В другой раз девушка, немного смущаясь (она не любила говорить о своих отношениях с мамой – ей казалось, что она случайно может открыть постороннему (впрочем, Марк уже не был для неё посторонним) какую-то тайну, которую никто не должен знать, кроме их двоих – её, Вероники, и мамы) сказала Марку две строчки из недавно прочитанного ею в каком-то журнале стихотворения: «Мы с тобою девочки печальные, дети странных снов», и, произнеся эти чудесные слова, шепнула ему на ухо (словно боялась, что могут услышать действительно п_о_с_т_о_р_о_н_н_и-е) – «Это про нас двоих», -- и не пояснила, кого она имеет в виду, но он в_с_ё п_о_н_я_л. И улыбнулся, давая этим ей понять, что объяснений и не нужно, что он тоже не любит лишних слов.
13.
Лишившись волшебных перчаток, Марк снова стал всё делать своими руками – его руки снова вспомнили былое, забытое. Сделал ещё один стол для Вероники и её мамы («Чтоб вам удобней было», -- сказал) – теперь на обоих этажах их двухэтажного дома у них было по столу. Сделал ещё две книжные полки (книг у Вероники и её мамы, Натальи Викторовны, было много, и не все они помещались в шкафу, часть книг – стихи, художественная проза, биографии выдающихся людей – лежала в углу, правда, пыль с этих, дорогих для обеих, книг, регулярно стиралась – Марк это понял, увидев, какие книги, как и тот цветок, ухоженные), и, когда книги были поставлены на полки («Теперь они дома», -- удовлетворённо подумал Марк) Наталья Викторовна склонила голову (лишь несколько сединок блеснуло в её чёрных волосах), и, посмотрев на книги, обретшие дом, повернулась к Марку, и сказала проникновенно: «Спасибо… -- помолчала немного, словно задумалась о чём-то важном, и закончила: -- …Сынок». И это было так щемяще (сынок его не называл никто уже очень давно, когда-то только мама… нет, не надо об этом – слишком грустно), что он чуть не заплакал от нахлынувшей тоски и стал прощаться. Вероника, поняв, п_о_ч_е_м_у о_н у_ж_е у_х_о_д_и_т, ч_т_о _ с_ н_и_м, вышла в прихожую проводить Марка, и, прощаясь, будто случайно, положила ему на плечо свою тёплую руку (о как Марку не хватало т_а_к_о_г_о, и материнского, и вообще женского, тепла!). А тем временем, в комнате, оставшись одна, мама Вероники думала с грустью о том, что она так хотела сына – ещё в юности мечтала о нём, но – не сбылось, а теперь уже поздно – сорок пять ей недавно исполнилось, сорок пять… Конечно, у неё прекрасная дочь – и обаятельная, и умная, и хозяйка хорошая, и друг друга они понимают подчас даже без слов, но сын… который был бы сейчас, возможно, такой же взрослый, как и Марк, сын остался навсегда её голубой мечтой. И Наталья Викторовна пошла на кухню – готовить ужин, а грустные мысли, ненадолго задержавшись в её голове (она не любила долго грустить) ушли прочь, чтоб потом, когда-нибудь, вновь появиться, и кольнуть сердце тоской по несбывшемуся сыну.
Но какой же он всё-таки странный и чудный, этот Марк! Придя к Наталье Викторовне и Веронике на следующий день после работы, он смастерил для Вероники головной убор, похожий на корону. «Теперь ты настоящая принцесса», -- засмеялся, надевая на неё эту «корону». И она засмеялась в ответ, встряхнула волосами по привычке, и корона свалилась у неё с головы, и она подхватила её у самого пола. А мама Вероники смотрела на них обоих, одобрительно кивала головой, повторяя ласково – «Дети, дети!» -- и улыбалась.
14.
Через некоторое время Марк сделал два дельтаплана – для себя и для Вероники. Она несколько испуганно посмотрела на Марка – боялась полёта на дельтаплане? – наверное, неизведанное пугало немного – то, что будет (она, посмотрев в его радостное лицо, сразу решила, что б_у_д_е_т) в первый раз в её жизни. Он объяснил ей, что’ надо сделать, чтоб взлететь, но у него было странное ощущение – о_н_а у_ж_е з_н_а_е_т. Разбег – и – взлёт, -- дельтаплан был послушен ему, он летал на нём дважды, когда у него ещё были волшебные перчатки, только теперь он сделал чудесный аппарат с_в_о_и_м_и р_у_к_а_м_и. Он посмотрел на неё – она летела рядом, и лицо её было отнюдь не испуганным, а счастливым. Потом он отвернулся от неё, и погрузился в свои ощущения. Ему показалось… это невероятное ощущение полёта… ему показалось, что в_с_ё э_т_о у_ж_е б_ы_л_о когда-то, не совсем так, но похоже. Два предыдущих полёта на дельтаплане? Нет – нет, не то, не тогда… В другой раз… Ему вспомнилось: его квартира, он лежит на диване, смотрит в потолок, но потолка как будто и нету вовсе: его душа взлетает ввысь, туда где – о как бы ему хотелось этого – ОНА, пока недосягаемая для него, и его душа не соединяется с её душою, а парит на большой высоте, одинокая. «Это любовь», -- сказал ему внутренний голос. «Безответная», -- прошептал он, как (если память не ошибается) тогда. И вот теперь он опять летит -- правда, летит его тело, но и душа тоже в полёте. И разница между т_о_г_д_а и с_е_й_ч_а_с
в том, что он не одинок, ОНА летит рядом – и телом, и душою (он был уверен, что и душою) на соседнем дельтаплане. Их души наконец-то рядом – и это теперь не казалось странным, тем более – противоестественным. Но как же у неё хорошо получается! Будто это далеко не в первый раз, будто она, как и он в своё время, воспользовалась волшебными перчатками. «Чудо, -- думал он, -- Чудо». Чудо и то, что она летит так уверенно, словно летала всю жизнь, и то, что они в_м_е_с_т_е.
«Чудо?» -- спросил он сам себя. Но разве в его жизни было мало чудес? Разве не чудо – волшебные перчатки и то, что они сотворяли? «Ах, волшебные перчатки! – усмехнулся он. – Как это было давно, как будто и не было вовсе, а если и было, то в другой, п_р_е_ж_н_е_й, жизни».
Чудо? А разве не чудо – сама любовь, вечноизменяющаяся, но вечная и прекрасная! Любовь, которая – всегда полёт!
Он вспомнил её такою, какой она казалась ему раньше, когда она не обращала на него никакого внимания, какой, наверное, казалась бы и сейчас, да он уже привык к ней, к её особенностям – они давно не кажутся ему такими удивительными, как когда-то. – Летящая походка, и вся она словно устремлена в небо, которое ей, может быть, и не кажется (вернее, не казалось) далёким. И вот сейчас – взяла и полетела.
И снова – взгляд на неё, такое же, как и вначале, ощущение полёта – Летим! Летим! – ощущение, что – в_м_е_с_т_е!
-- Ещё полетим? – прошептала она, когда полёт был закончен.
-- Когда захочешь, -- ответил он тоже шёпотом. Им обоим казалось, что если громко заговорят – обязательно спугнут то прекрасное ощущение полёта, которое ещё жило в них.
По дороге домой (ехали на стареньком автомобиле отца Марка) она как-то по-особенному взглядывала на него. Но, может, это ему только казалось.
15.
Однажды Марк и Вероника встретились в дождливый день, когда казалось, что всё вокруг подёрнуто печалью природы (Вероника позвонила ему по телефону и сказала, что им срочно надо встретиться – но не дома у неё, может быть, в парке?). Он хотел пригласить её к себе, но почему-то опять не решился. И разговор (когда они встретились) у них получился печальный.
-- Мамочка тяжело заболела, -- сказала Вероника. – Срочно нужна операция, а в больницу т_а_к п_р_о_с_т_о не положат, да и очередь т_а_м…
Ах, как он пожалел, что у него больше нет волшебных перчаток! Но чего нет, того нет, и надо было искать выход.
-- Чем заболела… -- спросил он, и она, не дав ему окончить фразу, торопливо произнесла название болезни. Что-то знакомое… Где он раньше э_т_о слышал… (Марк мучительно вспоминал). А! Вот! Друг отца, хирург Степан Яковлевич, делает как раз т_а_к_и_е о_п_е_р_а_ц_и_и! Но делает ли он их сейчас и вообще – жив ли? (При жизни отца Степан Яковлевич часто бывал у них дома, но потом связь с ним оборвалась). Марк продолжал напряжённо думать… -- Номер телефона Степана Яковлевича… домашнего, разумеется… должен быть записан в телефонной книжке отца… Она дома… Скоро, скоро он в_с_ё
узнает. Утешив опечаленную девушку, но не обнадёживая её – сказав, что вечером он ей позвонит, -- Марк помчался домой. Страницы телефонной книжки листал быстро и нервно – «А вдруг не…» И вот… о радость! – «Он самый, э_т_о_т номер…», и – опять – сомнение: «Жив ли? Работает ли?»
Ему ответил голос пожилого, но ещё явно бодрого мужчины. Да, он – Степан Яковлевич; да, операции делает до сих пор, несмотря на возраст (73 года); помнит ли его отца? О, конечно, как же иначе! Они были такими друзьями! И пожилой человек на другом конце провода, расчувствовавшись, вспомнил два – три эпизода из времён их дружбы, посожалел, что Владимир Никитич ушёл так рано…
-- Какой это был хирург, Марк! Ты не представляешь! Твой отец был лучше нас всех! И Степан Яковлевич вспомнил один случай из их хирургической практики. Он, вероятно, ещё долго продолжал бы в том же духе, но Марк прервал этот поток воспоминаний и излияний. Вежливо, но твёрдо он сказал:
-- Степан Яковлевич! У моей… (он запнулся)… у моего друга заболела мама. Срочно нужна операция. Вы же делали т_а_к_и_е?
-- О, и сейчас продолжаю! Старая гвардия не уходит! – загудел в трубку бодрый голос.
-- Что делать? Операция нужна с_р_о_ч_н_о, подчеркнул Марк. – Степан Яковлевич, вы слышите?
На другом конце провода, по-видимому, задумались. Потом молчание было прервано покашливанием, и -- -- Не обещаю, но постараюсь помочь! Завтра днём позвоню из больницы! И разговор был окончен.
Молодой человек тут же позвонил ей, его… пока т_о_л_ь_к_о б_л_и_з_к_о_м_у д_р_у_г_у. Он рассказал о разговоре со старым врачом, и попросил (не просто просил – умолял!) не волноваться, не переживать, и подождать до завтра.
-- Завтра днём будет известно. Пожалуйста, не нервничай! Хорошо? Хорошо? Её успокаивал, а сам волновался, даже нервничал, и, повесив трубку, долго ещё не мог успокоиться.
На следующий день Степан Яковлевич позвонил истомлённому ожиданием Марку (в эту ночь молодой человек не смог сомкнуть глаз, не спала всю ночь и Вероника), и этот звонок означал надежду. «Всё будет хорошо», -- прошептал Марк и устало опустился в кресло.
16.
Через два дня маму его (любимой – давно уже хотел сказать он, но не решался пока) друга положили в лучшую в городе больницу, за ней ухаживали, её готовили к операции лучшие специалисты, а потом была сама операция, и они – Вероника и Марк (его на несколько дней отпустили с работы – он был в фирме на хорошем счету, и ему пошли навстречу, ей – разрешили несколько дней не посещать лекции – она надеялась наверстать упущенное, ибо училась блестяще) не уходили из больницы подолгу – сидели около операционной, а чуть позже – и реанимационной, куда их, естественно, не пускали, и два раза она, утомившись, засыпала на его плече, что ему не казалось странным – он принимал это так же естественно, как и то, что её мама выздоравливает – «Иначе и быть не могло», -- уверенно говорил Марк Веронике, словно забыв, как сам ещё недавно волновался.
Потом маму Вероники перевели в общую палату, и они – вдвоём – приходили к ней – приносили яблоки, апельсины, сок, и мама его любимой благодарно улыбалась им обоим. В то же время – «Что вы, что вы, не надо так много», -- смущённо говорила она, показывая глазами на принесённое, но в глубине души (она никогда не говорила с ними об этом) была рада, что дети такие хорошие – т_а_к з_а_б_о_т_я_т_с_я о_ н_е_й.
И какое это было счастье – для них обоих – когда мамочку наконец выписали, и они встретили её с цветами. Цветы преподнёс он (и галантно поцеловал ей руку), Вероника же просто расцеловалась с мамой. После этого мама, обняв Марка, как сына, долго материнским взглядом смотрела на него. Марк, чтобы скрыть своё волнение, отвернулся, и вдруг, со всей очевидностью, понял, что он, лишившийся матери в 11 лет, с_н_о_в_а о_б_р_ё_л м_а_т_ь. И не только мать… «Любимый, -- голос стоящей за его спиной Вероники, -- Любимый!»
Он, не оборачиваясь, смотрел вдаль, но перед внутренним взором было только е_ё л_и_ц_о, и губы, произносящие – «Любимый, люблю, твоя».
И не нужны были никакие волшебные перчатки, чтобы любовь, не сразу, не вдруг, но полноправно, как Хозяйка в Дом, в_о_ш_л_а в_ е_ё с_е_р_д_ц_е.
Май – июнь 2007 г.; доработано в мае и сентябре 2008 г.; ещё доработано - в 2021 (?) г.
Двое (диалог).
«Я так часто тебя забывал, дорогая,
Забывал на минуту, на лето, на век,
Задыхаясь, ко мне приходила другая,
И с волос её падали гребни и снег…
П. Васильев.
-- Ты приехал. Наконец-то. Когда? Сегодня?
-- Как только приехал, сразу к тебе… Любимая. Единственная.
-- Ты что, всё это время был один, потому и… до сих пор единственной тебе кажусь. У тебя никого не было. Правда?
-- Были. Женщины. Разные. Но такой, как ты… Тело ласкали. Души не задевали. Вот так. А ты?..
-- Я? О, я была не одна: с тобой в душе.
-- Я приехал.
-- Вижу.
-- Но почему же ты не радуешься – по крайней мере, я этого не вижу?
-- Душа моя всё чувствовала, и, когда ты был с другой… женщиной, мне было… больно. Какой же радости сейчас… от меня… хочешь. Радость прошла. Осталась боль.
-- Это всё сделала разлука. Она?
-- Нет. Не в разлуке дело.
-- А в чём?
-- В том, что мы любим друг друга по-разному. Для тебя возможны… д_р_у_г_и_е… Души не задевали, говоришь? – но ведь позволял им ласкать тебя, и в_ э_т_и м_и_н_у_т_ы б_л_а_ж_е_н_с_т_в_а забывал меня… милый.
-- Что же теперь?
-- Прощай и… будь счастлив.
-- А ты?..
-- Что’ я… В моей душе есть место только для одного мужчины. Д_р_у_г_и_х искать не буду. Прощай.
Он делает шаг по направлению к ней, пытается обнять её. Она ускользает от объятий, горестно смотрит и уходит, опустив голову. Если бы он был более внимательный и чуткий, он увидел бы, какое неподдельное горе во всей её фигуре. Она уходит – он остаётся один на пустой улице, с недоумением смотрит в ту сторону, куда она ушла, и идёт в противоположную сторону.
Вечер 14/VI, вечер 16/VI – 2007 г.
Твои слова.
Ирочке Назарец, милой.
Как мне без твоего «О Боже мой!»
Без этих слов прелестных –
«Прелесть», «Чудо», --
Запас словарный больше
у другой,
Быть может, но с той женщиной,
ч_у_ж_о_й,
В_н_е с_л_о_в т_в_о_и_х
счастливым я не буду.
Вдруг произносишь –
«Ужас»
и – «Кошмар»,
Должно быть недовольна, негодуешь, --
Два этих слова – как
хлыста
удар,
Я вздрогнул – вдруг…
…Но – пониманья дар! ---
Ты – с болью – мне:
«Прости… прости…» --- целуешь.
И снова те, ж_е_л_а_н_н_ы_е, слова ---
«О чудо!», «Прелесть!»
И ещё --- «Мой милый!»
День завершается, --- как ты
права,
Что, вспомнив до’бро
Г_л_а_в_н_ы_е
с_л_о_в_а,
Наш день ц_е_л_ е_б_н_о
ими
завершила.
15 – 16/VI, сентя брь 2007 г.
***
«Где стол был яств –
Там гроб стоит…»
Г. Р. Державин.
«Мы все сойдём под вечны своды,
И чей-нибудь уж близок час…»
А. С. Пушкин.
Целуемся, играем и поём,
Нам нравится, что мы сейчас
вдвоём,
«Единственный!»
«Единственная!» -- ах! –
Пред страшным будущим
неведом страх.
Но если смерть
в наш безмятежный дом
Войдёт – и – руки
на груди
крестом, ----
Оставшемуся – ах – не до игры,
Всё продолжалось… только…
до поры.
20/VII – 2007 г.
***
Ирочке Назарец.
О на кого я, Господи, меняю
Тебя, что всех дороже и нужней,
Чтоделаю – и сам не понимаю,
А ты со мной всех остальных
нежней.
Та незлобивость – лучшая наука
Мне, что тебя чуть – чуть
не променял
На ту, с которой сердцу мука –
м_у_к_а…
…Вошла в мой дом ты как к себе—
без стука, --
Как столько лет жила ты
без
меня!..
Поздно вечером 21/IX – 2007 г.
I. ***
Люде, необычной и новой, в надежде н_а н_о_в_о_е.
«Мне трудно дышать, я молю
о спасеньи…»
М. С. Петровых.
Когда-нибудь -- в будний ли день,
в воскресенье ль,
Придёшь ты ко мне,
как приходит спасенье,
Войдёшь в мою жизнь
И войдёшь в мою душу,
Её заведённый порядок
наруша,
Ну что ж, нарушай! – наполняй
меня новой –
Неведомой жизнью, порою
суровой,
Порой очень нежной, порою
несчастной,
Но главное – н_о_в_о_й, а это –
прекрасно!
Днём 22/IX – 2007 г.
II. ***
Люде.
Тебе хочется полюбить,
Тебе хочется слабой быть,
Но сильна ты, ох как сильна,
Ты такая, может, одна,
Твоя сила тебе не даёт
Слабой стать, --
если ж Он придёт,
Он, который сильней тебя,
Ты отдашься ему, любя…
…Вот теперь – знаю точно я ---
Твоя сила – слабость твоя.
Утром 23/IX – 2007 г.
***
Алле.
Не разговоры и не встречи
(Когда глаза глядят в глаза), --
Другое н_е_ч_т_о душу лечит,
Об этом трудно рассказать, ----
И лишь п_о_ч_у_в_с_т_в_о_в_а_т_ь такое
Двоим из тысяч суждено,
Когда друг друга любят двое,
Когда они – уже одно.
Днём 20/IV – 2008 г.
***
И ни поэзия, ни проза
Нам не помогут:
судьбы
врозь, --
В душе, как вечная заноза
Сидит вот это: не
сбылось.
Днём 30/XI – 2008 г.
***
Очень многое можешь
сыграть ты в постели,
П_о_ч_т_и в_с_ё… Понимаю –
играешь опять
Страсть, заботу, участье…
Но на самом деле
Не дано тебе только лишь
душу сыграть.
Ведь душа – это тонкость
и сложность такая,
Что подделать никак не удастся
Её…
…Но, притворщица, что’ для меня ты,
родная? ---
Моё небо.
Мой Воздух.
Моё БЫТИЁ.
28 – 29/XII – 2008 г.; 10/I – 2009 г.
***
Многие другие люди живут реальной, невыдуманной жизнью, -- они крепко стоят на земле. А моя жизнь проходит (свершается) чаще всего (гл. обр.) в моём воображении. В этом моя сила как художника и моя слабость как человека.
Днём 10/I – 2009 г.
***
Когда я понял, что не на что надеяться, так стало легко, легко! Я понял, что любовь теперь будет только в стихах моих, не в жизни – в стихах, и стихи (полностью ли?) заменят жизнь – реальную, непридуманную.
Днём 10/I – 2009 г.
Оксане – Аксинье Хас.
I.
Мы с тобой виноваты оба,
В том, что губ твоих я не попробовал,
Не пригу’бил их, не пригуби’л –
Слишком робок с тобою был.
Но и ты мне предстала
не страстной,
Хоть уже и казалась прекрасной,
Не единственной, но желанной,
Не моей и ничьей Оксаной.
II.
Как мне теперь смотреть
тебе в глаза,
Ведь я с тобою очень робок был,
И не сказал т_е_х с_л_о_в, и не сказал,
А может, в_с_е от робости
забыл.
Но я хочу в глаза твои
смотреть,
В них небо отражается моё,
И даже если не смогла согреть
Меня (о как не хочется стареть!), --
Я ощущаю Жизнь как
БЫТИЁ
Благодаря Тебе, свершение моё!..
III.
В своём сознаньи я пересоздам
Тебя, и станешь ты
прекрасней
втрое,
Пока в_с_ё своё сердце не отдам
Тебе, п_о_к_а, -- но подарю б_о_л_ь_ш_о_е, --
Я посвящу тебе стихи, тебя
Я посвящу в души бескрайней
тайны,
Но, может быть, решишь ты:
не судьба
Нам вместе быть, и мы
с тобой случайно,
Случайно встретились?..
Не случай – БОГ
Нас свёл на этой узенькой
дорожке,
Помог узнать друг друга – да,
помог,
И пусть поможет нам
ещё немножко, --
Поможет нам поверить
в нашу – Страсть?
Любовь?
(об этом говорить не смею), ----
Пока ты надо мной
имеешь власть,
Я над собою власти не имею.
IV.
Мне хочется тебя
случайно встретить
На той, и_з т_е_х, суждённых
нам дорог,
Чтоб знать, что ты живёшь
на белом
свете,
Чтоб знать: хранит
Всемилостивый БОГ
Тебя, такую чистую, такую,
С возвышенной
и чуткою душой…
…А если я случайно затоскую,
Мне песню жизни радостную
спой.
I – IV стихотворения – в ночь с 10 на 11/I – 2009 г. (III – доработано в конце августа
2022 г.).
V.
Начинаю я утро с такого напева:
Ты себя позволяешь любить, королева;
Я привязан к тебе, навсегда ли –
не знаю,
Но себе я надеяться
всё ж позволяю.
Утро 12/I – 2009 г.
VI.
Не на заре, не в конце моих дней,
Но – появилась ты в жизни моей,
Так появилась – внезапно пришла,
И никуда ты меня не звала, --
Слышу – «Останемся», --
что ж, хорошо,
Я бы с тобой на край света пошёл,
Но и останемся, если
велишь, ----
Только б смотреть на тебя
только лишь…
Утро 12/I – 2009 г.; немного доработал – в конце августа 2022 г.
VII.
Рук твоих я – губ – волос касаюсь
Ласковой – о будет всё? – рукой.
Я_ т_е_б_я л_ю_б_л_ю – и возвышаюсь
Над землёю и над суетой.
Рук твоих я – губ – волос –
Но ты же
Не позволишь большего сейчас.
Исккренняя – стань н_е_м_н_о_г_о ближе, --
Наша встреча – не в последний раз.
Полдень 12/I – 2009 г.
VIII.
Ты говоришь: «Хороший т_ы»,
Ты говоришь – «С_ т_о_б_о_ю лишь»,
Ты говоришь – «Т_в_о_и мечты»,
Ты говоришь – «Т_ы говоришь»,
Я говорю – «Т_е_б_я», «С_ т_о_б_о_й»,
Я говорю – «Т_в_о_и_х очей»,
Не говорю – «Т_в_о_я любовь»,
А – «Наша» -- много дней –
ночей.
Полдень 12/I – 2009 г.
IX.
Как люблю я, как ты говоришь,
Этот выговор странно – гортанный,
Словно новый язык ты творишь,
Как люблю я, как ты говоришь,
Моя девочка, прелесть, Оксана.
Ты твори эту новую речь
На своё, так сказать, усмотренье,
Ты твори эту новую речь,
Мне же в памяти вечно беречь
Твоей речи чудесной явленье.
Вечер 12/I – 2009 г.
X.
Боюсь, что не такая ты –
не та,
Не та, что мне представилась
внезапно,
И жизнь твоя -- лишь быт и суета,
С_е_г_о_д_н_я наше есть.
А будет – з_а_в_т_р_а?
Я так боюсь, что ты совсем не та,
Какой поэта сердце ощущает…
…Нет, всё же – т_а! –
Мечта
и Высота! –
А если я ошибся – что ж. Бывает.
Вечер 13/I- 2009 г.
Началось – в очереди.
«Они жили долго и счастливо и умерли в один день.!»
А. Грин.
Она была последней в очереди за… за чем, не имеет значения, это не относится к нашему рассказу. Он подошёл, спросил её – «Вы последняя?» Она, не оборачиваясь, кивнула. Через некоторое время обернулась, скользнула по нему взглядом, и между ними… нет -- нет, не сразу, секунды 3 – 4 прошло… -- пробежала какая-то искра, т.е. что—то случилось , хотя внешне всё оставалось по—прежнему: большая очередь и двое -- он и она – в этой очереди. Тут он заметил, что она не одна – держит за руку мальчика, наверное, сына, и подумал: «Я буду воспитывать её сына», а губы его выговорили – «Как вас зовут». Она ответила как, но это не важно: важно – другое: потом они жили долго и счастливо вместе и умерли один за другим.
Полдень 25/I – 2009 г.
Домовой: рассказ.
Владимир Калинченко
1.
Было два часа ночи. Она спала, не укрываясь одеялом (было лето), спала обнажённая, «нагие раздвоивши груди», как написал один из любимых её поэтов и писателей Иван Бунин, и ей снилось, что возлюбленный пришёл к ней, лёг рядом и стал ласкать её обнажённое тело, и делал это и_м_е_н_н_о т_а_к, как ей нужно было. Потом он вошёл в неё, сделал несколько движений, и она ощутила истому в нижней части живота. И вдруг женщина проснулась. – в комнате было бы совсем темно, если бы не свет фонаря за окном – его свет освещал часть её комнаты. «Всё только снилось», -- разочарованно прошептала она. О_н_а б_ы_л_а о_д_и_н_о_к_а. Три года назад похоронила мужа, с которым прожила 11 лет. Не чтобы она его совсем не любила. Любила, но скорее как отца (он был старше на 17 лет), уважала, конечно, как и все в о’круге. Он был окружным судьёй, и отличался от судей соседних округов тем, что судил всегда по совести и справедливости. И он тоже любил её – как дочь и как женщину, способную подарить ему сына или дочку. Он очень хотел иметь детей, поскольку был человеком, склонным поучать – назойливо советовал другим, как им поступать в тех или иных случаях, и занимался бы этим с утра до вечера, если бы не служба, и если бы Господь Бог послал ему хоть одного ребёнка. Вот уж когда его педагогические склонности проявились бы в полной мере! Но детей не было, и он, в свободное от работы время, поучал жену – обсуждал с нею же (она внутренне противилась этому) чуть ли не каждый её шаг, чуть ли не каждая её фраза становилась поводом для обсуждения, которое венчала, естественно, мораль. Она часто, с горечью думая о своей семейной жизни, и – шире – о своей судьбе, -- сравнивала себя с Маргаритой из романа Михаила Булгакова, чьи произведения она очень любила, да и о жизни великого опального писателя читала много. Вы, наверное, помните, что Маргарита тоже уважала своего мужа: он был человеком деловым, практичным, любил свою жену, их дом был полная чаша (героиня моего рассказа, а звали её Анна, и её муж тоже жили в достатке), но Маргарита не была счастлива ни одной минуты! Анна, в очередной раз вспомнив Маргариту, невесело улыбнулась. Хоть и нету уже на свете её Валерия Ивановича (она так всегда и называла его – и в глаза, и за глаза), но как всё-таки жаль этих 11-ти лет, прожитых без любви…
Зачем же она вышла за него замуж? Анна очень боялась остаться одна, без мужа, и поэтому приняла предложение человека, намного старше её. Почему же, вкусив такой жизни с ним, она не развелась? Дело в том, что родители Анны были людьми религиозными, и внушили дочери мысль, что брак – это священно. Но ведь она после смерти Валерия Ивановича могла снова выйти замуж. Почему Анна за прошедшие 3 года этого не сделала, и даже не пыталась знакомиться с мужчинами? Да просто отрицательный опыт замужества тяжело подействовал на неё – по поговорке – обжегшись на молоке – дуем на воду.
…Вдруг она услышала какой-то посторонний звук – вроде бы шуршание. «Мыши», -- сразу подумала Анна. Она не боялась маленьких зверьков, которые, конечно же, не причинят ей вреда, а ей всё-таки не будет так одиноко – живые существа рядом – пусть под полом, пусть. Шуршание прекратилось, и через 5 минут Анна заснула – спокойным сном, без сновидений.
2.
Наутро она встала, позавтракала, и… вспомнила свои ночные мысли, и то, что ей снилось до двух часов ночи – возлюбленный, которого не существовало в действительности. Не то чтобы она придавала всему этому большое значение, но она подошла к зеркалу, и не только причесалась (она делала это каждое утро), но и—накрасила губы, подкрасила ресницы. Четырнадцать лет она не делала макияжа, и не потому, что махнула рукой на себя как на женщину, просто муж её считал, что она, его жена, должна сидеть дома, заниматься хозяйством, а на других посмотреть – зачем? Себя показать – тем более -- зачем ? – а значит, и прихорашиваться (он так и сказал вначале их совместной жизни – «прихорашиваться») ни к чему. К тому же он в глубине души, видимо, ревновал её, боялся, что она может понравиться кому-либо ещё. Но вот прошло 3 года после смерти мужа, а она не делала макияж, потому что отвыкла от этого.
Для чего же (точней – для кого) она это сделала сейчас (вспомнила то, казалось бы – давно забытое?). Анна сама не знала. Но у неё было предчувствие, что это нужно, что это понадобится (из каких глубин подсознания всплыло слово «понадобится» -- Анна тоже не знала).
Но что же делать теперь? Анна вспомнила: сегодня в их город должна приехать книжная ярмарка – а книги она любила с детства! – самым ценным (вернее – д_р_а_г_о_ц_е_н-н_ы_м) подарком на День рождения и на Новый год была, конечно же, КНИГА, -- в каком переплёте, не важно, главное, что’ под обложкой. И когда Анна читала, она не просто проводила время, она испытывала наслаждение – язык, стиль, характеры героев – всё имело значение, и всё вызывало «священный трепет».* Она даже пыталась подражать любимым героям любимых книг, их, естественно, самым хорошим поступкам; пыталась подражать, оставаясь при этом самой собой. Она часто вспоминала слова Арсения Тарковского, одного из любимых своих поэтов: «Загородил полнеба гений, //Не по тебе его ступени,//Но всё ж и под его пятой//Ты должен стать самим собой». Стать самим собой – самое, быть может, важное для любого человека, пришедшего в этот мир, пришедшего, естественно, не для того, чтобы быть тенью кого-либо другого, пусть даже и самого достойного, воплотившего себя в этой жизни. Что же она делала хорошего? Например, подавала милостыню нищим, но (видимо, у неё было шестое чувство) не каждому, кто сидел с протянутой рукой. Действительно убогих, несчастных, больных, н_е п_р_и_т_в_о_р_я_ю_щ_и_х_с_я, она даже приглашала к себе домой, и кормила их, и одаривала деньгами. Одних своих знакомых Анна знакомила с другими, и благодаря ей создались три счастливые семейные пары.
Но мы отвлеклись. Вы, наверное, не забыли, что Анна собиралась пойти на книжную ярмарку.
Сейчас, выйдя из дома, она направилась к главной площади города (именно там будет происходить книжная ярмарка), но вскоре поняла, что о книгах не думает. Самым важным для неё было и «людей посмотреть», и «себя показать» (после смерти Валерия Ивановича это была первая её т_а_к_а_я прогулка. Молодые мужчины, шедшие ей навстречу (ей недавно исполнилось 35, но выглядела она почти как девочка), внимательно смотрели на неё (Анне так приятно было это внимание!), а один из них даже улыбнулся ей. Она с трудом подавила в себе желание подойти к нему и заговорить. «Чужой, посторонний, нельзя», -- мелькнуло в голове, -- т_а_к в_о_с_п_и_т_а_л е_ё м_у_ж за те 11 лет, что они были вместе.
3.
Придя домой, Анна долго в задумчивости сидела на своём диване, купленном когда-то для неё мужем, и вспоминала улыбку того молодого человека. «Совсем молодой – наверное, моложе меня», -- произнесла она вполголоса, и тут же одёрнула себя. Она любила говорить сама с собой с детства, но муж отучал её от этой, как он говорил, дурной привычки. «Сие есть правило дурного тона», -- назидательно произносил он, потом добавлял ещё несколько сентенций, а она, как девочка, краснела, и молила Бога, чтоб этот неприятный разговор поскорей закончился. Но сейчас ей не хотелось думать о муже и его уроках. Она думала об улыбнувшемся ей незнакомце. Странно… его лицо вроде бы… показалось ей знакомым. Но где она могла его видеть, где?.. Может быть он – один из друзей мужа (нечасто, но всё-таки друзья его приходили к ним домой, ей же запрещалось иметь близких подруг, Валерий Иванович даже не счёл нужным объяснить, почему). «Не знаю, не знаю… Может быть», -- прошептала Анна. – Впрочем, друзья Валерия Ивановича были намного старше…»
За этими размышлениями и сомнениями день прошёл. Стемнело, зажигать свет она не стала, а легла спать. За этот день она почему-то устала, наверное, просто новые впечатления (она давно отвыкла о_т н_и_х – о_т н_о_в_ ы__х) утомили её.
4.
Анна легла, но ей не спалось. Снова этот незнакомец, не идёт он у неё из головы. И такая сильная, т_а_к_а_я, что хочется кричать, но разве выкричишь эту боль, ---- тоска по счастью, н_а_с_т_о_я_щ_е_м_у, б_о_л_ь_ш_о_м_у, сдавила грудь этой уже не очень молодой, но ещё, по сути, не жившей женщины. И вдруг… не послышалось ли ей?.. Она прислушалась… нет, точно: шуршание в углу, как и накануне. «Мыши», -- опять подумала Анна.
-- Нет, не мыши. Это я, -- раздался вдруг (опять это в_д_р_у_г!) чей-то хриплый голос. Странно, но Анна даже не подумала испугаться: ей стало интересно.
-- Кто – в_ы? – немножко робко, но с любопытством, спросила она.
-- Домовой, -- ответил ей всё тот же хриплый голос.
-- А разве домовые бывают? – с всё более возрастающим интересом спросила 35-летняя женщина, которая чувствовала себя сейчас маленькой девочкой, попавшей в сказку.
-- Бывают, -- ответил голос. – Только сказки здесь ни при чём.
-- А почему я вас не вижу? – уже более уверенно спросила Анна.
-- Нельзя! П_о_к_а нельзя, -- ответил домовой.
-- Ну покажитесь, пожалуйста! Мне очень одиноко, -- попросила Анна.
-- Нет – нет, и не проси, -- помотал головой домовой. Странно, ведь Анна его не видела, но она могла поклясться, что домовой и_м_е_н_н_о помотал головой.
«Сказка», -- снова подумала Анна. Обеспокоенная его молчанием (несколько минут длилась пауза), Анна спросила:
-- Где вы? Я вас не слышу!
-- Где т_ы, я т_е_б_я не слышу, -- поправил Анну домовой.
-- Хорошо, ты, -- поправилась Анна. – А есть
у тебя имя? Помнишь, герой одной чудесной сказки – домовёнок Кузька? Автор сказки дал домовёнку такое хорошее русское имя! А как тебя зовут?
-- Никак, -- ответил домовой. – Впрочем, было и у меня имя… И, может быть, оно ещё вернётся ко мне, -- загадочно добавил он.
Анна хотела ещё что-то спросить, но Домовой не дал ей этого сделать, ответив на незаданный вопрос:
-- Нет – нет, не проси. Не выйду. Я не могу показаться тебе… (пауза) сейчас.
-- Почему? – спросила жалобно Анна.
-- Хи – хи – хи, -- засмеялся Домовой. И всё смолкло. Анна заснула вскоре и спала крепким сном до самого утра. Наутро она обнаружила под диваном кулёчек со своими любимыми конфетами, и сразу же догадалась, что это он, её Домовой (она так и подумала – «Мой Домовой», хотя они знакомы были лишь несколько часов) положил ей конфеты.
5.
Весь следующий день Анны прошёл под знаком ожидания новой встречи с Домовым, так что вечером она не помнила, что делала утром и днём. Что делала? – ждала, а всё остальное – второстепенно, так, по крайней мере, ей казалось.
В полночь Анна разделась и легла, внутренне готовая к ещё одной встрече с её Домовым. Вскорости она услышала долгожданное шуршание, и раздался хриплый голос: «Здравствуй, Анна! Ты ждёшь?» Она кивнула головой, не подумав о том, -- видит ли он её. Но он в_с_ё в_и_д_е_л, даже и не глядя на неё.»Хорошо!», -- прохрипел Домовой.
-- Что с твоим голосом, не простужен ли ты? – обеспокоенно спросила Анна.
-- Нет, не простужен, -- ответил Домовой. – Почему я т_а_к говорю – ты узнаешь позже. Надеюсь – узнаешь. Сегодня я пришёл к тебе, чтоб рассказать свою историю. Слушай меня, и, пожалуйста, не перебивай.
И Домовой, е_ё Домовой, начал рассказывать. Рассказывал он о своей первой любви – о том, к_а_к э_т_о в_с_ё начиналось -- он встречал её у школы (они оба учились в 8-м классе, только в разных школах), провожал её до дому, а иногда они шли после занятий в кино, он покупал ей мороженое, изредка – цветы. Ох, как хорошо пахла сирень той далёкой поры! Когда Домовой рассказывал ей это – голос его был отнюдь не хриплый, даже мелодичный. И чей-то голос он ей напоминал – она, правда, не помнит – чей. Но Анна не обращала на это никакого внимания, не удивлялась и тому, что Домовой-то, оказывается, человечьей природы, так же, как и люди, влюбился в первый раз, так же как и люди, водил её в кино, покупал мороженное, цветы, -- банальная, в общем-то, история, но д_л_я ч_е_л_о_в_е_к_а, а не для Домового.
Анна внимала ему, её душа была погружена в то, что он рассказывал. Но вот его голос стал более взволнованным. Домовой стал рассказывать о своей первой н_а_с_т_о_я_щ_е_й л_ю_б_в_и. «Я понял – без неё нет мне жизни, она – м_о_я С_у_д_ь_б_а» -- рассказывал Домовой, и голос его постепенно снова становился хриплым. Мы поженились… Я любил её – хрипел в отчаянии Домовой. – Любил! Но вёл себя с ней… он запнулся, подыскивая слово… недостойно. Я служил окружным судьёй, судить старался по справедливости, люди меня уважали. Но когда я оказывался дома, как будто бес какой-то вселялся в меня. – Я не давал покоя моей бедной жене: ходил за ней следом, постоянно поправлял её, поучал, в общем, могу себе представить, каково ей было со мной.
«Знакомая история, -- подумала Анна. – Кажется, что-то подобное я уже слышала.» О том, что это – история её и Валерия Иваныча – она п_о_к_а не догадалась.
-- Я готов был её на руках носить, -- продолжал Домовой, -- но своими постоянными замечаниями, поучениями и придирками только отталкивал её от себя. Я запрещал ей иметь близких подруг, потому что боялся, что они будут дурно влиять на неё. Почему я так думал – бог весть. Теперь я понимаю, как я заблуждался! Женщина должна иметь подруг, как в старину говорили, наперсниц. Ведь не обо всём можно поговорить даже с мужем, даже с_ л_ю_б_и_м_ы_м м_у_ж_е_м…
А ведь я хотел как лучше: искренне думал, что помогаю моей милой жене, -- уже почти рыдал Домовой, и это производило жутковатрое впечатление – хрипящее рыдание…
-- Милый, милый – ну не плачь, пожалуйста, -- сказала Анна нежно Домовому, -- ты м_о_й Домовой, и я люблю тебя, понимаешь?
-- Я думал, что помогаю моей милой жене, -- теперь уже только всхлипывал Домовой, -- что она, благодаря моим поучениям и подсказкам избежит каких-то ошибок, жизнь её потом, п_о_с_л_е м_е_н_я, будет более лёгкой. Но, видимо, человеку необходимо чувство меры – во всём. Я многое потом понял, п_о_т_о_м…
«Когда – потом?» -- подумала Анна, но перебить его не решилась. Но она забыла, что Домовой умеет читать мысли. «Когда…» -- протянул он. Об этом ты, милая Анна, узнаешь завтра. А сейчас мне пора. Всего тебе самого хорошего, и – до следующей встречи». И, вполголоса, так что Анна это не услышала, добавил: …последней.»
На следующее утро она обнаружила под диваном великолепную книгу, о которой мечтала давно – книгу Бориса Соколова «Булгаковская энциклопедия». Анна была просто счастлива и мысленно поблагодарила Домового – она не сомневалась, что э_т_о е_г_о п_о_д_а_р_о_к. Не сомневалась она и в том, что Домовой был когда-то человеком.
6.
И этот день (ещё один) промелькнул со скоростью курьерского поезда. Снова настала полночь. Анна не знала, что грядёт последняя встреча, последнее объяснение с Домовым. Она думала про эту встречу – «Ещё одна, желанная», и всё.
-- Аня! – раздался внезапно (хоть и ждала она, но почему-то опять внезапно) голос – не такой хриплый, как раньше, но хрипловатый. – Последняя встреча или начало новой жизни? – спросил Домовой – Анну или самого себя? По крайней мере она не знала, что отвечать, поскольку не поняла, о чём речь. – Но не буду говорить загадками, всё равно меня не понимаешь, -- продолжил Домовой. – Пришла пора (помнишь, у Гумилёва – «Значит, настала пора…» -- О, он знает Гумилёва! – с восторженным удивлением подумала Анна), настала пора мне показаться тебе на глаза. Но Анна уже знала (чувствовала?) – кого она увидит сейчас. О_н_а у_ж_е д_о_г_а_д_а_л_а_с_ь. И Анна увидела рядом со своим диваном маленького человечка
с лицом, очень похожим на лицо её покойного мужа, только у человечка была густая борода и пышная шевелюра (Валерий Иванович брился и подстригался регулярно). И всё же… «Валерий Иванович!» -- вырвалось у Анны. Но она тут же пожалела о столь неосторожном выкрике. «При чём здесь Валерий Иванович, -- подумала Анна. – Я, наверное, ошиблась». – Как это ни при чём? Очень даже при чём, -- возразил Домовой. – Ты узнала меня, жена моя! Т_а_м я много думал о тебе и многое переосмыслил!
-- Там?.. – неуверенно переспросила Анна.
-- Да, т_а_м, в мире ином, куда все мы отправляемся рано или поздно. Ведь души бессмертны, моя девочка (никогда при жизни он не называл её так), -- сказал ей уже не хриплым, с_в_о_и_м голосом, Валерий Иванович. – Но ты, наверное, ждёшь моего рассказа о том, как я снова оказался в этом мире, да ещё и в облике Домового. Когда я… он запнулся… -- умер, душа моя оказалась на небесах, и попал я в Чистилище, и был там в ожидании Страшного Суда («Три года?» -- шепнула Анна. – По земным меркам – да, -- ответил Домовой – Валерий Иваныч, -- т_а_м н_е_т в_р_е_м_е_н_и, но мысли и чувства людей, перешедших т_у_д_а, остаются); нет, не страшного, -- продолжил Валерий Иваныч, -- Страшным этот Суд бывает только для самых закоренелых грешников, которым Ад уготован, я бы сказал – Божьего Суда… -- Значит, Рай и Ад действительно существуют, это – не выдумка священнослужителей и отцов церкви? – перебила Анна Валерия Иваныча. – Нет, не выдумка: и Рай, и Ад – есть, иначе и в праведной жизни на земле не было бы никакого смысла – зачем жить праведно, если со смертью всё кончается; и преступления можно было бы совершать без страха воздаяния за гробом. А так – наказание – есть, и оно – страшнее, чем любое из земных наказаний. Но я, с твоего разрешения, продолжу: предстал я пред очи Бога, и стал Господь взвешивать на своих Божьих весах, чего я сделал в жизни больше: хорошего или плохого. На одну чашу весов положили мои дела на службе (я всё-таки был хорошим судьёй), а на другую чашу – другие мои дела – то, что я допекал своими поучениями и тем самым не давал покоя и тебе (прежде всего тебе), и некоторым моим друзьям и знакомым.
Анна вспомнила двух – трёх друзей Валерия Ивановича, которые перестали ходить к ним домой, и, по-видимому, раздружились с её мужем.
-- Чаши весов долго колебались, -- рассказывал Валерий Иваныч, -- и, наконец, плохое перевесило, потому что отравлять жизнь своему ближнему -- тяжкий грех. Но поскольку и хорошие дела у меня были, меня не отправили в Ад, а решили отправить на землю, чтоб я, в образе Домового, мог наконец-то завоевать твою любовь и заслужить твоё прощение. «А говорить с ней будешь хриплым голосом, -- сказал мне Господь Бог, -- чтоб она тебя не узнала сразу. У_ в_а_с б_у_д_у_т т_р_и в_с_т-р_е_ч_и. Если ты сумеешь стать ей близок и дорог за это время, станешь таким же, каким был до ухода в наш мир, и проживёшь ещё 10 полноценных, счастливых лет с ней, на земле, пока не будешь снова призван сюда, на небеса. Если же не сможешь пленить её сердце, возвратишься назад. Всё.» И Бог замолчал, а я, не успев глазом моргнуть, оказался на земле, под диваном твое… нет, н_а_ш_е_г_о, дома. Да, чуть не забыл, Господь Бог ещё добавил: «И появится у тебя такая способность: ты всегда будешь знать, что Анна хочет сказать (слышать неска’занное), и читать её мысли». Так говорил Господь Бог.
-- Не всё время твой голос был хриплым. Когда ты рассказывал мне о своей первой любви – он звучал даже мелодично, -- сказала Анна.
-- Но это же такая тема – первая любовь! Надеюсь – ты меня по голосу не узнала – т_о_г_д_а?
-- Нет – нет, просто подумала – что-то знакомое; но не поняла, что это ты.
А Иисуса Христа ты видел? – спросила Анна после 3 – 4 секундной паузы.
-- Да, конечно, -- ответил Валерий Иваныч. – Он посвежел, даже как будто помолодел (отличается от канонического его образа), и сейчас проповедует грешникам, тем, души которых приуготовляют в Ад, Слово Божие. Чистая, прекрасная Душа! Он верит, что душу грешника (любого) можно спасти и приготовить ей для Рая.
-- Это Он делал и на земле, 2000 лет назад, -- заметила Анна. – «Не праведников Я пришёл призвать, а грешников», так, кажется, Он говорил.
-- Да, да, ты права, -- подтвердил Валерий Иваныч. – Я видел, как Он проповедует, но с Ним, к сожалению, не разговаривал: не пришлось. И всё-таки я очень рад, что увидел его: ради этого стоило т_у_д_а попасть.
Анна смотрела на Валерия Иваныча во все глаза: так интересно было то, что он рассказывает.
Но тут Валерий Иваныч («Муж мой», -- захотелось сказать ей) погрустнел, опустил голову, и о чём-то, явно невесёлом, задумался. Анна вопросительно посмотрела на него. И тогда он снова начал говорить, на сей раз про другое:
Ты, Аня, спрашиваешь про Рай и Ад, интересуешься Иисусом Христом, а я тебя уже не интересую? Ты же знаешь, зачем я послан (вернее, отпущен) на землю. Скажи мне, пожалуйста: я, такой, какой я сейчас – н_у_ж_е_н т_е_б_е? Да или нет?
Анна с нежностью посмотрела на своего, вновь (и по-новому) обретённого мужа. Она ничего не говорила, но через минуту перед ней уже стоял настоящий Валерий Иваныч: и рост нормальный – е_г_о рост, и бороды нет, и причёска нормальная – какая была к_о_г_д_а_-т_о). Ей захотелось назвать его Валера, и погладить по голове, т.е. сделать то, о чём в течение 11 лет, которые они прожили вместе, она и помыслить не смела. А если и спала с ним, то, внутренне сжавшись, напрягшись, ждала, когда это кончится, и тяжёлое, чужое тело отвалится от неё.
-- Валера, -- тихо позвала она его.
-- Аннушка, -- откликнулся он. В первый раз назвал её так, раньше называл просто «Анна». «Анна, почему ты разбила тарелку. Я работаю, зарабатываю деньги, а ты…» «Анна, ты пришла смотреть телевизор. А кто будет обед готовить? Я так устаю на службе, а ты…», и т.д.
И вот теперь – сердечное – «Аннушка».
В его руках что-то появилось, она сразу не смогла понять – что. Приглядевшись, увидела: её любимое выходное платье (она надевала его изредка – на дни рождения друзей и знакомых Валерия Ивановича – дни рождения его и Анны они не праздновали – он считал это лишней тратой денег).
-- Давай сходим сегодня куда-нибудь, -- тихо сказал он ей. Она, не в силах говорить (от радостного волнения), кивнула.
Они, конечно, пойдут сегодня вечером хотя бы просто погулять (на службу он снова пойдёт, и там будут думать, что он работал всё время – будто и не было этих трёх лет отсутствия), пойдут, держась за руки, и, может быть, напевая что-то очень личное, понятное только им двоим. Их жизнь вдвоём не продолжается, нет, по существу, она только сейчас началась. И взаимная нежность всегда будет в их отношениях – на эти короткие, нет – бесконечные – десять лет…
В ночь с 11 на 12/VI, вечер 15/’VI – 2009 г.; доработал в конце января – начале февраля 2022 г.
***
Фантазия.
Ты Одна. Ты стоишь у плиты.
(«Сахар… соль… и немного ванили»),
А в душе – очарованность, ты
Сочинила б стихи про цветы,
Те цветы, что давно не дарили
Милой, бедной (как жалко) тебе,
Ну за что эта горькая участь, --
Путь от детской до кухни в судьбе,
Что же – сетовать на невезучесть?
Но безропотно крест свой несёшь,
По ночам об «инаком»* мечтаешь,
Сочиняешь?конечно! и что ж? –
те стихи ты подушке читаешь,
И она как живая – в мечтах,
Эта комната -- лес, стулья эти
Как деревья… ты вздрогнула – «ах!» --
Два светящихся глаза, на свете
Ты – одна? И из лесу идёшь,
«Нет, не волки!» -- и – вздох
облегченья,
«Грузовик», -- и – вопрос –
«Подвезёшь?»
«А куда?» -- «Где сирени
цветенье!»
Вдруг виденье рассеялось, --
ты
возвратилась,
и – снова – в постели –
муж храпит…
«А стихи про цветы
Мне приснились или
в самом деле
их писала я? –
взгляд
на листок
на столе…
«Я б, пожалуй,
заснула…»
…Показалось – глаза – что со стула
смотрят, -- падаешь в сон ты,
Урсула
Всё же шепчешь:
«Цветок –
Лепесток…»
В ночь с 22 на 23/X – 2009 г.
V.
VI.
© Copyright: Владимир Калинченко, 2022
Свидетельство о публикации №122090703654
Свидетельство о публикации №122090703654
Рецензии