Гумилёвские эпиграфы

ИЗУМРУДЫ ВЕСЕННИХ ТРАВ

                Я за то и люблю затеи
                Грозовых военных забав,
                Что людская кровь не святее
                Изумрудного сока трав.

                Николай Степанович Гумилёв

Изумрудны весенние травы,
Сок их сладок и сочен, как кровь.
Сок сосущие знают любовь:
Как вино пьют, не для отравы…
Изумрудны весенние травы,
Сок их сладок и сочен, как кровь!



МОЛИТВОЗВОННЫ ГОЛОСА

                Крест над церковью взнесен,
                Символ власти ясной, Отеческой,
                И гудит малиновый звон
                Речью мудрою, человеческой.

                Николай Степанович Гумилёв

Молитвозвонны голоса
И колокол — малиннозвонный…
Над Русью — снова чудеса
И с Русью — истовой, посконной.

Как бродят изумруды трав,
Так кровь людская снова бродит.
И хороводы вновь заводят
В просторах девственных дубрав.



ЛАДЬЯ, В КОТОРОЙ ПЛЫЛ ХРИСТОС

                Ладью, которой плыл Христос.
                Николай Степанович Гумилёв

Ладья, в которой плыл Христос,
Всё так же по небу плывёт, —
Как облака: звончее рос,
И чуден пламенный полёт!

Ладья, в которой плыл Христос,
Плывёт — и в душах, и сердцах:
Как память, что звончее рос,
А иногда — в живущих снах!



ПОЭТ ЛИШЬ ТОСКУЕТ!

                Я слышал из сада, как женщина пела,
                Но я, я смотрел на луну.

                И я никогда о певице не думал,
                Луну в облаках полюбив.

                Николай Степанович Гумилёв

Когда я пою,
то редко чей образ
встаёт у меня в голове.

Но славно слова
языком я смакую,
гортанные ноты звенят!

О как же ты прав:
поэт лишь тоскует,
и времени нет для любви!



АЙ, ЛЮБОВЬ!

                Ты меня не любишь, и умру я,
                Как бычок, травы лишенный свежей,

                Без единственного поцелуя
                В щеку, где румянец нежен свежий.

                Николай Степанович Гумилёв

Ай, любовь!
Ведь я чуть-чуть не умер —
В миг, когда меня Ты не взлюбила!

Мы с Тобой
Общались постоянно. Только был я
Слишком горд, в любви признаться!

Я решил,
Что сталь всегда холодна,
Саблей рубят только по живому!

Но на пятый год
Всё же дождался:
Ты сама звала меня в покои!



НЕБО ЛУНОЮ НЕ ПОЛНИТСЯ

                Где вы, красивые девушки…
                Николай Степанович Гумилёв

Небо луною не полнится —
Тучи на небе сгустилися.
Я ж, растомлённый и томный,
Гуляю по краю реки…

Где же вы, девушки лунныя,
Что красотою наполнены,
Что ж не спускаетесь долу —
Речки ужасно мелки?



ГРУША НА ГРУДИ ЕВРАЗИИ

                Про деянья свои и фантазии,
                Про звериную душу послушай,
                Ты, на дереве древнем Евразии
                Исполинской висящая грушей.

                Николай Степанович Гумилёв

Присосалась
к Евразии Африка,
как ребёнок к груди, присосалась.

Что главнее:
Европа иль Азия?
Или самость в народах сказалась?

Метрополии
в бозе почили,
перед Африкой только в ответе?

Коль дожны,
пусть стремительно платят,
побыстрее, как на ракете!



САХАРА БЫЛА САВАННОЙ

                Все пустыни друг другу от века родны,
                Но Аравия, Сирия, Гоби —
                Это лишь затиханье сахарской волны
                В сатанинской воспрянувшей злобе.

                Плещет Красное море, Персидский залив
                И глубоки снега на Памире,
                Но её океана песчаный разлив
                До зелёной доходит Сибири.

                Николай Степанович Гумилёв

Сахара была саванной,
Сахара была цветущей,
Бегали там обезьяны,
Взывал к ним Всевышний, зовущий.

Там, где Гоби, цвели поляны,
Там, где Гоби, был рай поющий.
Бегали там обезьяны
И взывал к ним Всевышний, зовущий.

Но Земля, вместе с Солнцем летящая,
Попадает в иные просторы,
И энергия восходящая
Изменяет саванны и горы.

Были где ледниковые шапки,
Там теперь лишь гранитные скалы,
А в саваннах цветущие сакли
Пожирает песок оскалый.

Что же делать тем обезьянам? —
Превращаются в человеков!
Надо жить! надо жить без изъянов
И вести свою жизнь абреков!



АФРИКА И АЗИОПА

                Суэцкий канал
                Николай Степанович Гумилёв

Разрезал
Канал Суэцкий
Африку и Азиопу:
в Африке — отблеск детский —
от Азии, где сугробы!

Надолго
Они разделились.
Европа была доминантой.
Но Божьи пути свершились:
в Евразии бьют Куранты!

Европа —
как полуостров,
станет вдруг странно маленькой,
и грянут по ней циклопы
из Африки, Азии, странные.



ВИЛЛУ УЖЕ НЕ ПОСТРОЮ!

                Но женщина в лодке скользила
                Вторым отраженьем луны.

                И если она пожелает,
                И если позволит луна,

                Я дом себе новый построю
                В неведомом сердце её.

                Николай Степанович Гумилёв

Я виллу уже не построю
и храм возвести не успею.
Вы спросите: что за дела?

Да-да, я и сам-то растроен
и сам я в душе моей млею:
в мечтах далеко улетал!

Я знаю, что камень —
Не договечен.
И дерево, и метал.

Ведь только слова
Сердце наше и лечат!
Мечтал я, но не соврал!



ОБРАЗ ПРОСТОЙ И ВЕЧНЫЙ

                Тот, кто живёт этой жизнью,
                Полное знает блаженство.
                Что ему деньги и слава,
                Если он верит, что детям
                Должно его пережить?

                Николай Степанович Гумилёв

Боже, как актуален
образ простой и вечный
жизни святой в семье:

вот оно жизни творение,
вот ведь, где истинный Бог!



СТРАННЫЕ ДЕВУШКИ

                Нравятся девушкам рупии
                С изображением птицы,
                Они покидают родителей,
                Чтобы идти за французами.

                Николай Степанович Гумилёв

Девушки очень странные:
ищут они надёжность,
не понимая, что Родина —
так же мила, как любовь!

И выбирают нечаянно
дьявола окаянного,
что сладострастьем наполнен:
как он желает утех!



КЕДР ГИМАЛАЙСКИЙ

                Я знаю, что деревьям, а не нам
                Дано величье совершенной жизни,
                На ласковой земле, сестре звездам,
                Мы — на чужбине, а они — в отчизне.

                Николай Степанович Гумилёв


Кедр Гималайский. Исполином
Возносит ветви до небес.
По ним всё сухо, даже в ливень.
А в ветвях — царствие чудес —
Для белок. Строят свои грёзда.
Здесь стол и дом. И явст — тьма.
Когда приходит к нам зима,
Сквозь шишки смотрим мы на звёзды!



КРОВАВЫЕ ГРОЗДЬЯ РЯБИНЫ

                Порывистый ветер качает
                Кровавую гроздь рябины…

                Николай Степанович Гумилёв

Кровавые гроздья рябины
На фоне берёз белоствольных.
Когда появляется иней,
Когда проявляется осень —
Предчувствие грозных морозов
И снежного покрывала, —
Просторы России накроет
Земли, что по мне заскучала!



НО ССОХСЯ РЕЙН

                Речка больна, речка в бреду…
                Николай Степанович Гумилёв


С любою речкой на Руси
Сравнимый Рейн, довольно длинный,
Но ссохся, что неоспоримо,
Аж грустно — моряков спроси!

Уже баржи не бороздят
Его предлинные просторы…
И неспадающие споры:
Как воды — Рейну возместят?!



КОНЧАЕТСЯ ЛЕДНИКОВЫЙ ПЕРИОД

                Так вот и вся она, природа,
                Которой дух не признает, —
                Вот луг, где сладкий запах меда
                Смешался с запахом болот…

                Николай Степанович Гумилёв


Кончается Период Ледниковый,
Земля вошла в просторы Водолеевы.
Учёных споры, все земные споры
Когда-нибудь мы все преодолеем?

Ведь надо ж понимать, что вслед за Солнцем,
Земля летит, в просторы завихряясь,
А мы — на донце, у Земли — на донце,
Летим за Солнцем, странно ухмыляясь!



КОЛИ Я ЛЮБЛЮ РАССЕЮ

                В гордую нашу столицу
                Входит он — Боже спаси! —
                Обворожает царицу
                Необозримой Руси.

                Николай Степанович Гумилёв

Он от земли, и есть сила
В этих Распутинский снах:
Будет жива Россия,
Если я стану монах!

Ну а пока — засею
Лона девиц молодых…
Коли люблю я Рассею,
Как не любить мне всех их?!



ЗАВЕТНЫЕ СЕРДЦУ ЖЕЛАНЬЯ

                Неожиданный и смелый
                Женский голос в телефоне, —
                Сколько сладостных гармоний
                В этом голосе без тела!

                Николай Степанович Гумилёв

Нет! В старину телефоны
Позволяли намного больше:
Тихо мог шепнуть ты на ушко
Заветные сердцу желанья.

Нас, конечно, сейчас разделили
Эти странные чудо-смартфоны:
С ними тихо не передать нам
Назревшие наши страданья!



ЛОНО ХРУСТАЛЬНЕЙШЕГО ОЗЕРА

                И люблю отражения гор
                На поверхности чистых озёр.

                Николай Степанович Гумилёв

Стекал прозрачный ручеёк
В лоно хрустальнейшего озера.
Вершины отражались в нём
И небо синее, безоблачное,
Но белые вершины плыли,
Не уплывая. Словно облака.

Случалось редко, что ни ветерка,
И озеро на леднике — таилось,
Зеркально-чистым становилось,
А я подолгу, словно странник,
Кружил, кружил возле него
И отражения внимал печально.

Хотелось мне, чтоб в отражениях
Лавину снежную, летящую, зесечь.
И альпинистский лагерь, эту речь,
И эту временную, впечатлений память
Мне в объективе камеры завлечь.
И речь. Конечно же, и Речь!



ЛИШЬ ГЛАЗА ЗАКРОЮ

                Водою выводят пятно на шелку,
                Вином — тревогу из сердца.

                Николай Степанович Гумилёв

Глаза лишь закрою, и вижу я плот,
несущий меня в океан.

Потом пригляжусь, — и парус на нём,
и, кажется, можно рулить.

Не надо усердия: вижу Тебя,
а, значит, мы вместе плывём!

Тогда мне не старшно:
мы выпьем вино, и я напишу вновь стихи!



ТАК МНЕ СЛАДОСТЕН МОЙ ЯЗЫК!

                Странник, далеко от родины,
                И без денег и без друзей,
                Ты не слышишь сладкой музыки
                Материнского языка.

                Николай Степанович Гумилёв

Я запомнил Родную речь —
Так мне сладостен мой язык!

Лишь услышу, как говорят,
так бросает меня в тоску!

Неужели нет чувства у них, —
говорят на Родном языке!

Родниковую воду испить,
Русь Святую внимать вдалеке!



ЕСЛИ ВВЕРХ ГЛЯДИМ

                Это было золотою ночью,
                Золотою ночью, но безлунной.

                Николай Степанович Гумилёв

Если вверх глядим, то видим небо,
Если солнечно, то небо голубое,
Облака по небу проплывают,
Как барашки, — белые, смешные.

Если ночь смотрим, — тёмно-сине,
Иногда бывает даже чёрно.
Если чистый воздух, — в небе звёзды
И планеты медленно мерцают.

Вот Луна сияет в полнолунье,
Солнца свет зеркально отражая,
Она круглой кажется, а значит, шарик.
Отчего же свет так равномерен?

В небе звёзды знают своё место,
Свет от них летит до нас годами.
А блуждают только лишь планеты.
Их немного. Каждый верно знает.

И Земля, конечно же планета,
Что за Солнцем вслед летит, врезаясь
Словно винт, в чудесные просторы.
Только место я не знаю рая.

Твердь небесная. Без этой ипостаси
Все религии теряют смысл и ценность:
Если рая нет, куда стремиться? —
Нет чудесней рая на Земле!



ВОЗРАСТАНИЯ ЧЕЛОВЕКА

                Только змеи сбрасывают кожи,
                Чтоб душа старела и росла,
                Мы, увы, со змеями не схожи,
                Мы меняем души, не тела.

                Николай Степанович Гумилёв

Попадая вновь и в иные кожи,
Змеи развивают свои души?
Или в новой коже — те же рожи?
Лишь желание в них добычу удушить?

Человек ведь тоже возрастает,
А душа его по-прежнему юна?
Если дева тело не лобзает,
Изменяет душу вдруг она?



СПАСЁННЫЙ

                Из двух двух соблазнов — что я выберу,
                Что слаще — сон иль горечь слёз?
                Нет, буду ждать, чтоб мне, как рыбарю,
                Явился в облаке Христос.

                Николай Степанович Гумилёв

Я дважды был ознаменован:
Являлась смерть через живот…
Был дважды вестью очарован,
Что Иисус Христос — живёт!

Не просто был спасён Им дважды,
Являлся Сам ко мне Творец,
Струился он для тех, кто жаждет,
И видел я: Христос Воскрес!



НА ЗАКАТЕ ДНЕЙ

                Все товарищи его заснули,
                Только он один ещё не спит:
                Всё он занят отливаньем пули,
                Что меня с землёю разлучит.

                Николай Степанович Гумилёв

Знает нечисть, что поэту пети,
Лучше и не пети на Руси!
Вдалеке, быть может, не заметят,
Кто ж услышит? — хоть кого спроси!

Оттого поётся издалёка —
Даже старцу на закате дней…
Жизнь становится совсем нелёгкой,
Станет вскоре вовсе погрозней!



ТЫ ОБРЕЛА СВОЮ СВОБОДУ?

                О, как божественно соединенье
                Извечно созданного друг для друга.

                Николай Степанович Гумилёв

Я целый день совсем один,
но мне нельзя скучать:

Соединяемся с Тобой
за ужином вдвоём.

Я знаю, в этом я не прав,
что Ты — так непослушна!

Ты обрела свою свободу,
Но Твой печален взгляд!



БЕЛЫЕ ЛЕБЕДИ

                Я красавиц таких, лебедей
                С белизною такою молочной,
                Не встречал никогда и нигде,
                Ни в заморской стране, ни в восточной.

                Николай Степанович Гумилёв

Боже мой, мои лебеди выжили
(В нищете невозможно такое).
Мои милые, люди бестыжие, —
Ни один сей красы не достоин.

Они будут хватать вас ночкою,
Отрывать вам белые шеи!
Люди в голоде — очень нестойкие.
Улетайте! Они — ошалелые!



СЕРОЕ НЕБО

Небо
Совсем закрыто,
Серое небо вокруг.

Пахнет
ночной грозою.
Что-то случится вдруг?



КТО БЫСТРЕЕ УМРЁТ

В каком Африка
варится вареве,
какие там зреют умы?

В Европе —
какое-то зарево.
Какие там снятся сны?

Можно ли мешать,
что несмешиваемо:
религию и разврат?

Кто много хочет,
пойдёт на мессиво.
Кто быстро умрёт, будет рад?



ПОУТРУ

Поутру, как будто мандарину,
Ты в постель несёшь пахучий кофе,
Проявляя знаки уваженья,
Перед тем накрасив брови дерзко.

Прибегает и мурлычит кот ко мне
(Он чернее самой чёрной ночи),
Чтобы на груди расположиться
И мурлыкать утренние псалмы.

Я хотел бы, чтобы всё так длилось
Каждым утром. Словно в бесконечность
Жизнь моя тихонечко струилась.
Хоть циклична жизнь, но что там впереди?!



РЕАЛИЗМ

Я на западе Европы. Вымираю,
Но пишу ещё стихи.
А Восток примерно возгорается, —
Порешить ужасные грехи…

Не понять весь ужас пропаганды:
Там и здесь вещают чудаки!
Реализм в душе какой-то странный.
Вот и нам пора зазмаливать грехи?


Все мы цепями закованы —
Востока ли, запада, —
Бедные наши хоромы,
Не достаёт и злата нам!

Скоро ль добудем свободу,
Её отберём нахрапом?
Об этом мы молим Бога,
В боях сокрушаясь адовых.



САМОКРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

Редкие всплески души, кристаллизовыванные
в строчках, музыкальных фразах, могут быть
восприняты только теми, кто и сам творит в той же
ипостаси и на том же уровне, как почитатель,
слушатель, восприниматель.

Кто же поймёт, почувствует, воспримет творца?
Редкий, очень редкий почитатель. Ибо, если кто-то
даже влюблён в автора, ощущает его глубоко,
всем своим сердцем и своею душою,
вряд ли всем умом и разумением своим.

Понимать очень трудно! Ощущать творения,
воспринимать их, сопереживать им, могут лишь
единицы.

Некоторые таланты определяют себя сами:
пишут сами себе чудесные отклики, критические статьи,
целые очерки-посвящения, толстые книги!

И это — ужасно-правильно: кто же вами заинтересуется
в век несуразного индивидуализма?

Кто же, кроме тебя, мой друг, понимает тебя самого лучше,
полнее, грамотнее?

Итак, поэт, будь добр, не только составь свой сборник,
но и напиши себе предисловие, сделай критический анализ,
составь даже и послесловие и посмертное четверостишье.

Будь, пожалуйста, скромен и не очень перехваливай себя, —
публика это не любит. Но и не вдавайся в глубины критики.
Похвали себя посмертной критикой так, чтобы не возникало
сомнений на счёт её достоверности. Обрушься страшно
на несущественные моменты.

Пойми, критика на самого себя — это тоже творчество,
искусство, в нём ты тоже можешь показать свой талант!

Есть ли линия, путь, дорога духовного развития творчества,
личности — любой: та, которая уже творит, или ещё
на подходе к творчеству? Потайность, непонятная никому,
даже тем, кто уже творит…

Когда мне хочется поспать,
В томлении засыпаю,
Как можно мне стихи слагать,
Ведь я ж почти что таю?!

У кошек нету тишины,
Котейки слышат звуки.
И мы, когда мы влюблены,
Или когда в разлуке.

Предсонность стал я обожать:
Глаза я закрываю,
И возвращаюсь снова вспять.
И таю, снова таю!