О конченной поэзии

           А вот недавно повстречался со старым другом:
           «Ну, как ты? Где пропадал? Почему молчал?»
           А он отвечает тихо, почти с испугом:
           «Да вот, был в Стокгольме… Премию получал…»
                Сергей Казнов


Что в Саранске, что в Свердловске,
Что Химмаш, что Вторчермет –
В тесте Музы – две полоски,
Нарождается поэт.
Он положен небом в ясли,
От прохожих не таясь,
Свеж и чист, а дальше, ясно –
Та же копоть, та же грязь.
Тот же всклянь стакан подносят,
Что идёт по круговой,
Те же зимы, та же осень,
Те же вёсны не впервой
Сквозь него лучом проходят,
Не отбрасывая тень,
Потому, что он свободен
И от мышц, и от костей,
И, поди, имеет право,
Опереточный герой,
Захлебнуться мелкой славой,
Как пеньковою петлёй,
Иль, всерьёз не оперившись, –
А ведь был летать не прочь! –
В мире сытых нуворишей
От инфаркта кануть в ночь.
Захлестнёт его, завертит
Виром, майной, хуком в лик
Лишь отчасти человечий,
Грубой выделки язык,
Быт, далёкий от идиллий,
Хоть женат, хоть не женат,
Он же, всё же, не Боб Дилан,
Это значит – неформат.
Это значит – до Стокгольма
Суд времён не доведёт,
Это значит, мы с тобою
Будем здесь который год
В стол писать, пихать не шибко
Людям нужные стихи
То в стиральную машинку –
Взад попробуй, извлеки,
То в буфеты, то в комоды,
То в старинной стати шкаф,
Где скелетные уроды
Спят, конечности поджав.
Кто лишь в том шкафу не скорчен!
Кто был тощ, и кто был рыхл.
Мир поэзии прикончен
Бодрой массовостью рифм.
Щебетали, а не пели
В этой роще столько птиц!
Жизнь давно спустила петли
С невесомых лунных спиц.
Как былое ни тестируй,
Дом, где был дарован свет
Мой, на улице Текстильной –
Что Химмаш, что Вторчермет,
Меркнет-меркнет, гаснет-гаснет,
Выгорает без следа.
Ты ж не Бродский, ты ж не Гангнус,
Те цвели – вот это да!
Запрудили повиликой
Полки всех библиотек.
А об этих, как ни кликай,
Мало что обмолвит век.
Как снежок последний талый
Для Руси, а не для Раш
Мы выходим в очень малый,
Крестный, в общем то, тираж.