В Одессе

Я снова здесь. Движений ежечасных
судьбе хватило. Море вдалеке
сегодня отразит одних напрасных,
фланировавших с детства налегке,

и не спешивших выбраться из дома
туда, где волны рвали полотно
иллюзии, что всё вокруг знакомо,
как старое, наивное кино.

По рукавам стекает миг осенний,
немеет шея, тает горизонт,
скрывающий на юга тёплой сцене
манящий новым текстом Геллеспонт.

А я стою над лестницей у Дюка
и рву листок своей белиберды,
рождённой патетической разлукой
и кружкой виски с капелькой воды.

Тревога. Жизнь зациклилась на кнопке,
чтоб хоть кого-то к вечеру спасти.
Но рядом на разрезанной коробке
спит мой народ. Прости его! Прости,

Всевышний, назначающий за веру
чуть мук, а за надежды - суету.
Ты сам играл шкалой небесной меры,
так будь логичен - выдохни мечту

и дай нам сил из вечности покоя
мгновенья меч отлить и доковать,
чтоб защитить божественно живое
в божественно смертельном. Двигать вспять

историю никто уже не просит,
а значит - нынче можно и помочь
с ответом в риторическом вопросе
о том, как день стирает утром ночь.

И мой народ - воюющий, молящий -
скользит по краю, бредя и смеясь
над тем, что он - бессмертный и пропащий -
который день сжигает эту мразь,

пришедшую с дурацкого востока,
где зависть - бог, а лень - его сестра.
Включи своё недремлющее Око
и дай нам в помощь времени ветра,

чтоб мы смогли избавить всё от пыли,
что пала наземь с дьяволовых плеч
на наших грёз заточенные шпили
и вражьей кровью выкрашенный меч.

Ведь жизнь одна, а смерти - легионы.
Такой устав для тех, кто согрешил
с Адамом, на секунду покорённым
змеиной страстью Евиной души.

Так пусть сгорит всё то, что я не ведал,
и тени страха лягут на пески
Аркадии. Одесса ждёт победу.
Без пленных. Без условий. Без тоски.